и медленно извлек из кармана огромных размеров белый носовой платок.
Несколько дам последовали его примеру. - Чтобы эти испытания миновали их
возможно дольше вот чего я искренне желаю, вот о чем молю бога. (Бабушка
новорожденного громко всхлипнула.) Я верю и надеюсь, леди и джентльмены, что
младенец, на чьих крестинах мы сегодня пируем, не будет вырван из
родительских объятий безвременной смертью (несколько батистовых платочков
пошло в ход); что его юное и сейчас по всей видимости здоровое тельце не
подточит коварный недуг. (Здесь Сплин, уловив признаки волнения среди
замужних дам, окинул стол злобно-торжествующим взглядом.) Я не сомневаюсь в
том, что вы, как и я, желаете ему вырасти и стать опорой и утешением
родителей. ("Браво, браво!" - пролепетал мистер Киттербелл и громко
всхлипнул.) Но, ежели пожелание наше не исполнится, ежели он, выросши,
забудет о своем сыновнем долге, ежели отцу и матери его суждено на опыте
познать горчайшую из истин, что "острей змеиного укуса детей
неблагодарность"... - Тут миссис Киттербелл, прижав к глазам платок,
выбежала из комнаты в сопровождении нескольких дам и забилась в нервическом
припадке. Ее супруг и повелитель пребывал почти в столь же плачевном
состоянии; общее же впечатление сложилось скорее в пользу Сплина, -
как-никак, люди ценят сильные чувства.
протекавшее торжество. Те, кто только что с аппетитом насыщался тартинками,
конфетами и глинтвейном, теперь требовали уксуса, холодной воды и
нюхательных солей. Миссис Киттербелл тотчас увели в ее покои, музыкантам
велели замолчать, девицы перестали кокетничать, и гости мало-помалу
разъехались. Сплин ушел, едва началась вся эта кутерьма, и отправился домой
пешком, легким шагом и (насколько это было для него возможно) с легким
сердцем. Его квартирная хозяйка выражала готовность присягнуть, что слышала
в тот вечер через стену, как он, заперев за собою дверь, смеялся зловещим
смехом. Однако утверждение это столь невероятно и столь явно отдает
неприкрытой ложью, что ему по сей день никто не верит.
Киттербелла изрядно увеличилось. Теперь у него уже два сына и дочь; и
поскольку есть основания полагать, что в недалеком будущем число его
цветущих отпрысков еще возрастет, он усердно подыскивает достойного
кандидата в крестные отцы. Этому кандидату мистер Киттербелл намерен
предъявить два требования; он должен дать торжественное обещание, что не
будет произносить застольных речей; и он не должен иметь никакого отношения
к "самому несчастному человеку на свете".
наблюдательного человека, имеющего обыкновение изо дня в день прогуливаться
по одной и той же людной улице и кому, таким образом, многие там уже
примелькались, непременно запечатлелась одна какая-нибудь личность, убогая и
жалкая до последней степени, которая запомнилась ему, собственно, еще и
оттого, что нынешний вид ее был свойственен ей не всегда, что опускалась она
тут же, у него на глазах, шаг за шагом, постепенно и как-то неприметно,
покуда откровенная нищета и лохмотья не поразили его вдруг и с болезненной
какой-то силой. В самом деле, всякому, кто вращался сколько-нибудь в
обществе или кто по роду своей деятельность соприкасался с большим кругом
людей и кому доводилось в случайно повстречавшемся на улице человеке -
грязном, нищем и больном - узнавать старого знакомца, припомнится и то
время, когда это же существо было клерком или вполне почтенным
ремесленником, - словом, когда оно подвизалось на том или ином поприще,
сулившем процветание в будущем и дававшем достаток в настоящем. А наши
читатели - разве среди их бывших знакомых не сыщется такая погибшая душа,
такой вконец опустившийся человек? В голодном унынии бродит он по улицам,
встречая повсюду суровое равнодушие, и богу одному известно, чем он только
жив. Явление, увы, слишком распространенное, чтобы быть кому-либо в
диковину! И слишком часто возникает оно от одной и той же причины - от
пьянства, от этого безудержного влечения к медленной и верной отраве, этой
страсти, которая не считается ни с чем на свете, заставляет забывать о жене,
детях, счастье, положении в обществе и бешено увлекает свои жертвы вниз, в
бездну, в смерть.
Обманутые надежды, смерть кого-нибудь из близких или та затаенная печаль,
что не убивает человека сразу, а медленно, исподволь точит сердце, довели
его до исступления, до того отвратительного умопомешательства, когда человек
сам, своею рукой, навлекает на себя медленную, неминучую гибель. Насколько
больше, однако, таких, что сознательно, с открытыми глазами бросаются в этот
омут, из которого нет возврата, который, напротив, затягивает свою жертву
все глубже и глубже, не оставляя ей в конце концов и проблеска надежды.
стоны мешались с простодушной молитвой коленопреклоненных детей. Комната
была убого и скудно обставлена. В бледных чертах женщины, которую жизнь уже
заметно торопилась покинуть, нетрудно было прочесть всю повесть горя, нужды
и мучительной заботы, год за годом неустанно терзавших ее сердце. Старая
женщина, вся в слезах, поддерживала голову умирающей. Но не к ней, не к
матери, обращено было изможденное лицо; не материнскую руку судорожно
сжимали дрожащие, холодеющие пальцы - они сжимали руку мужа; глаза, которым
суждено было вот-вот угаснуть, были устремлены на его лицо, и он трепетал
под этим взглядом. Одежда на нем была измята и неопрятна, лицо опухшее,
глаза воспалены и мутны. Верно, среди какой-нибудь дикой оргии его вызвали к
печальному одру смерти.
постели; глубокая, непроницаемая тень обволакивала остальную часть комнаты.
За окном все было погружено в ночное безмолвие; в комнате царил покой
смерти. Лишь мерное тиканье карманных часов, висевших над камином, нарушало
глубокую тишину, но тем, кто был в комнате, слышалось что-то роковое в этом
звуке, ибо все знали, что идет счет последним минутам пребывания души
человеческой в бренном ее жилище.
знать, что надежды нет, что выздоровление невозможно; считать нескончаемые
часы, ночь за ночью, долгие ночи подряд... такие ночи знает лишь тот, кому
доводилось просиживать их у постели больного! Мороз подирает по коже, когда
лежащее перед вами беспомощное существо в забытьи и беспамятстве начинает
открывать заветные тайны своего сердца, годами доселе лежавшие под спудом.
Подумать только человек хитрит и таится всю жизнь затем лишь, чтобы к концу
ее, в бреду и горячке, сорвать с себя маску! Чего только не услышишь у
постели умирающего! Тут открываются такие грехи, такие преступления, что
слушатель подчас, опасаясь за собственный рассудок, в ужасе и омерзении
бежит вон. И сколько несчастных так и умирает в одиночестве - ибо злодеяния,
о которых они бредят в свои предсмертные часы, отпугивают от них самых,
казалось бы, бестрепетных людей.
вкруг которой стояли на коленях дети. Сдавленные их всхлипывания и стоны
одни нарушали тягостную тишину каморки. Но вот судорожно сжатые пальцы
разжались в последний раз, умирающая перевела взор с детей на отца и, силясь
что-то выговорить, откинулась на подушки, и столько безмятежного спокойствия
было в этом движении, что, казалось, она всего лишь погрузилась в сон. Все
склонились над нею, стали звать ее, сперва вполголоса, а потом громким,
пронзительным воплем отчаяния. Ответа не было. Стали прислушиваться к
дыханию - ни вздоха. Пытались нащупать сердце - оно не билось. Сердце это
было разбито, а та, кому оно принадлежало, - мертва!
обвел взглядом всех своих детей, но, встречая всякий раз глаза, полные слез,
невольно отворачивался. Никто не шепнул ему сочувственного слова, ни один
ласковый взгляд не скользнул по его лицу! Все сторонились его, все отводили
глаза. Пошатываясь, вышел он из комнаты, и никто не поспешил за ним
вдогонку, никто не кинулся утешать вдовца.
непритворное участие их смягчило бы его горе. Куда же они делись теперь?
Друзья, родные, просто знакомые - все они бросили его, все отступились от
пьяницы. Одна жена оставалась ему преданной - в радости и в горе, несмотря
на недуги и нищету. А он? Как вознаградил он ее? Приплелся из кабака к ее
смертному одру, еле поспел принять ее последний вздох.
завладели им всецело. Еще хмельной от выпитого вина, потрясенный только что
пережитой сценой, он вошел в тот самый кабак, который так недавно покинул.
Стакан следовал за стаканом. Кровь разыгралась, голова пошла кругом. Что
смерть? Все помрем. Вот и она померла. Он был недостоин ее - слава богу, ее
родня не упускала случая напомнить ему об этом. Черт бы побрал этих
родственников! Разве они не бросили ее сами, предоставив ей изнывать в
одиночестве? Ну что ж, - она умерла, и, кто знает, может быть счастлива. Все
к лучшему. Еще стаканчик - и еще один! Ура! Жизнь в конце концов не такая уж
плохая штука, и надо жить, пока живется!
отец их оставался тем же, что и прежде. Еще беднее, еще ободранное, еще
бесшабашнее на вид, это был все тот же отчаянный и неисправимый пьяница.
Сыновья давно одичали, ими завладела улица, и они покинули отца; оставалась
при нем одна дочь; она работала не покладая рук, и ему всегда - если не
уговорами, то побоями - удавалось выжать из нее деньги на кабак. А он
продолжал идти своей дорогой и жил в свое удовольствие.
вот уже несколько дней как его дочь хворала, и, следовательно, засиживаться
в распивочной ему было не на что) - он направлялся домой и сам с собой
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Майер Стефани
Василенко Иван