возвращалась. Океан узнавал меня и врачевал, как умел, помогал. Странно. И
почему я думал, что Он и я перестали быть едины?
это на милость Богов. Просто мне хотелось домой. Очень хотелось.
Тарсаш. Он заржал радостно, потянулся головой, губами. Взял сухарь и начал
его деликатно жевать.
тем нападением. Команда по-прежнему относилась ко мне с недоверием. Но
сейчас они меня боялись настолько, что готовы были стерпеть все что угодно,
лишь бы я убрался с "Русалки".
осторожная, медленная волна. Как застывает вода, удобным пологим спуском. Я
шагнул за борт сам и позвал Тарсаша.
назвал бы я Лассони человеком набожным, и тот чертил Огнь, бормоча что-то,
надо полагать, молитвы.
припустила прочь со всей возможной скоростью. Ветер, правда, был теперь
встречным. Они ведь шли на юг.
***
сделал этого. Попытался объяснить сам себе, что не слишком разумно с моей
стороны появляться на острове, сияя Светлой магией на несколько миль окрест
и привлекая нездоровое внимание фченов и Священного Хирта. Объяснение было
не из лучших, потому что магией от меня все равно несло. Однако другого не
нашлось. Разумного - не нашлось.
Какое-то время скакун рысил неспешно, совершенно уже не боясь бурного моря и
ступая по воде, как посуху. Он только фыркал, когда ветер бросал ему в морду
клочья пены.
Иногда - с потерями. Но всегда, завидев. эту туманную полоску впереди,
радовались мы. Потому что там был дом. Там была безопасность. Там были
шефанго, а чуждый, враждебный, трусливый и жестокий мир оставался позади.
По-своему добрым. По-своему родным. По-своему опасным. Там остались люди,
которых я любил. Там осталась память о тех, кто ушел. Там были долги,
которые следовало оплатить.
вперед. И подгоняю его, подгоняю, пока не сбивается он - впервые со времени
нашей встречи - с иноходи на невероятный, стремительный полет. И бьет по
лицу заплетенная в косы жесткая грива. А я слышу:
я сам тороплю своего коня. Не сразу. Как будто понимание срывает и уносит за
спину соленый, хохочуший ветер.
***
уши и оскалив белые зубы.
показалось? И над скалами вились птицы. И море с ревом билось о камни. И
птичий гомон перекрывал неумолчный рев волн.
Ложились под ноги коню покорные сизые волны. И замок вырастал. Вырастал,
высясь над открывшейся бухтой. Глядел грозно высокими башнями, тяжелыми
стенами, черный на фоне неба.
***
шарахнулись от нас. Как запереглядывались. Загомонили. Не решались подойти.
мощенная плитами дорога к замку. Ворота распахнуты.
кружится. И черные плиты, белые плиты, бойницы, зубцы на стенах... все это
плывет перед глазами.
трудом...
мне, Эльрику де Фоксу, стоять на коленях, уткнувшись лицом в плечо своего
воспитателя. Дико было. Было стыдно этой слабости. Но как это оказалось
нужно - почувствовать, что есть кто-то сильный, добрый, надежный. Кто-то, за
кем можно спрятаться, забыть обо всем - обо всем! - хотя бы на минуту
обманувшись его силой.
"Ах! Как трогательно! Спятить можно!" И прав ты, конечно, был бы,
посмеявшись надо мной, если бы увидел тогда, во дворе моего замка.
ИГРОКИ
соперником, и Игра благодаря вам приобрела совершенно неожиданный размах.
руках пока что есть козыри.
позволяли себе слишком многое.
Ладно. Чего же вы, собственно, хотите?
миров, где существует смерть?
война - и мир ваш.
я должен играть нечестно? Мне интересно было работать в рамках существующих
здесь правил. И я намерен в них оставаться.
выпустили в этот мир слишком страшную силу.
приходится. Она давно вышла из-под контроля, и глупо закрывать на это глаза.
Миру грозит смертельная опасность.
Но, как я понимаю, они объединились помимо воли, вашей или Создателей. Вы
всерьез полагаете, что они погубят собственный мир?
теряют власть. И я тоже.
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна