навязываясь вам, напоминать своей особой, что у вас есть друг - немолодой
друг, который уже начал седеть и скоро будет совсем седым, друг, всегда
готовый вам служить.
вы не намерены сообщить о моем визите Джону Каркеру из боязни, как бы он не
был огорчен тем, что мне известна ею история. Я этому рад, потому что это
выходит из обычной колеи и... опять привычка! - воскликнул джентльмен,
нетерпеливо оборвав фразу. - Как будто нет лучшего пути, чем обычная колея!
крылечко и попрощался с Хэриет с тем безграничным уважением и непритворным
участием, какие не даются никаким воспитанием, внушают самое глубокое
доверие и могут излиться только из чистого сердца.
давно ни один гость не переступал порога их дома, так давно ни один
сочувственный голос не звучал печальною музыкой в ее ушах, что лицо
незнакомца в течение многих часов стояло у нее перед глазами, когда она
сидела с шитьем у окна; и ей казалось, что она снова и снова слышит его
слова. Он коснулся той струны, от прикосновения, к которой вся жизнь ее
раскрывалась; и если она переставала думать о нем на короткое время, то лишь
потому, что образ его заслоняли другие образы, связанные с одним
воспоминанием, на котором зиждилась вся эта жизнь.
рассеянно опуская работу на колени, чтобы отдаться потоку мыслей, Хэриет
Каркер не заметила, как пролетели часы. Небо, ясное и чистое утром,
постепенно затянулось тучами; подул резкий ветер; полил дождь, и густой
туман, спустившись на далекий город, скрыл его из виду.
брели в Лондон по большой дороге мимо ее дома, брели со стертыми ногами и
усталые, пугливо глядя на огромный город впереди, как бы предчувствуя, что
там их нищета будет лишь каплей в море или песчинкой на морском берегу; они
шли дрожа, съежившись под беспощадным ветром, и казалось, будто сами стихии
их отвергают. День за днем плелись эти странники, но всегда, как ей
казалось, в одном направлении - всегда по дороге к городу. Поглощенные его
необъятностью, к которой их словно притягивали какие-то злые чары, они
никогда не возвращались. Добыча для больниц, кладбищ, тюрем, реки,
лихорадки, безумия, порока и смерти! Они шли навстречу чудовищу, ревущему
вдали, и погибали.
Хэриет, оторвав взгляд от работы, которою долго занималась с неослабным
упорством, увидела одного из этих путников.
нищенской одежде; грязь, подобранная на многих проселочных дорогах во всякую
погоду - пыль, мел, глина, песок, - облепила под проливным дождем ее серый
плащ; она была без шляпы, и ее пышные черные волосы были защищены от дождя
только рваным носовым платком, концы которого, вместе с прядями волос
развеваясь на ветру, падали ей на глаза, и она должна была часто
останавливаться, чтобы откинуть их назад и бросить взгляд на дорогу.
лбу и проведя ими по щекам, женщина отстранила мешавшие ей пряди и открыла
лицо, отличавшееся красотой смелой и презрительной; в нем было дерзкое и
порочное равнодушие к чему-то более важному, чем погода, небрежное
безразличие ко всему, что послало на ее непокрытую голову небо и земля; и
это выражение, и нищета ее, и одиночество тронули сердце Хэриет, ее ближней.
Она задумалась о том, что было извращено и опошлено не только в наружности,
но и в душе этой женщины; о скромной прелести ума, огрубевшего и
ожесточившегося не менее, чем тонкие и нежные черты; о многих дарах творца,
подхваченных вихрем, так же как эти всклоченные волосы; о загубленной
красоте под хлещущим ветром и надвигающейся ночью.
слишком многие из сострадательных и мягких женщин делают это слишком часто,
- но пожалела ее.
острым взором туман, которым был окутан город, и непрестанно посматривая по
сторонам с недоумевающим и неуверенным видом человека, незнакомого с
местностью. Хотя походка ее была твердая и решительная, она устала и после
недолгих колебаний присела на кучу камней, не пытаясь укрыться от дождя.
руки, она снова подняла ее, и глаза ее встретились с глазами Хэриет.
встала и медленно приблизилась к ней, во вид у нее был не очень дружелюбный.
крылечко, - лучше, чем там, где вы были. Отдохните здесь.
своей благодарности; она уселась и сняла стоптанный башмак, чтобы вытряхнуть
забившиеся в него мелкие камешки и пыль; нога была рассечена и окровавлена.
недоверчивой улыбкой подняла на нее глаза.
- И какое значение имеет моя израненная нога для такой, как вы?
чем перевязать.
заплакала. Не так, как плачут женщины, но как плачет мужчина, случайно
поддавшийся слабости, - прерывисто дыша и стараясь оправиться, что
свидетельствовало о том, как несвойственно было ей такое волнение.
благодарности, чем из жалости позаботиться о себе, обмыла и перевязала
натруженную ногу. Потом Хэриет уделила ей часть своего скудного обеда, и
когда та поела, впрочем очень немного, Хэриет попросила ее перед уходом (так
как женщина намеревалась идти дальше) высушить платье у камина. И снова
скорее из благодарности, чем из заботливого отношения к самой себе, она села
перед камином, сняла платок с головы и, распустив свои густые мокрые волосы,
спускавшиеся ниже талии, стала сушить их, вытирая ладонями и глядя на огонь.
она, неожиданно подняв голову. - Думаю, что была; да, конечно, была.
Смотрите!
будто хотела вырвать их с корнем, потом снова их опустила и закинула за
плечо, словно это был клубок змей.
глядя на огонь. - Да. Вот уже десять или двенадцать лет как чужая. У меня не
было календаря там, где я жила. Десять или двенадцать лет. Я не узнаю этой
местности. Она очень изменилась с той поры, как я отсюда уехала.
далеко. Я была там, куда ссылают каторжников, - добавила она, глядя в упор
на свою собеседницу. - Я сама была одной из них.
головой и не спуская глаз с огня. - Если бы люди помогали кое-кому из нас
чуточку больше, быть может, и бог поскорее простил бы всех нас.
нежности и никакого осуждения, и она добавила не так резко:
чем на год, на два. О, подумайте об этом!
она нравственно, и, уронив их, понурила голову.
поздно исправиться, - сказала Хэриет. - Вы раскаиваетесь...
из такой породы. Почему я должна раскаиваться, когда все живут, как ни в чем
не бывало? Мне говорят о раскаянии. А кто раскаивается в том зле, какое
причинили мне?
больше, чем ее жилище - пристанищем, - ответила та с горьким смехом.
не сбиться с пути. Здесь очень мало, но, быть может, на один день это
отвратит от вас беду.
дала бы вам больше.
ее ни гнева, ни отвращения, наклонилась к ней и прижалась губами к ее щеке.
Снова она схватила ее руку и прикрыла ею свои глаза; потом она ушла.
направляясь к окутанному туманом городу, туда, где мерцали неясные огни; и
ее черные волосы и концы небрежно повязанного платка развевались вокруг ее
смелого лица.
ГЛАВА XXXIV