подумаешь, что на свете нет никого, кто беспокоился бы о тебе, ждал, думал.
А подчас думается: может, и лучше?
слово, что он завтра же зайдет ко мне в СЭЛ, а если не удастся - напишет. Он
кивнул.
могло быть иначе. Ты счастлива?
растаял в темноте, я не успела даже проводить его взглядом.
Бекетовке, одному из южных районов Сталинграда. Каждую ночь я просыпаюсь от
глухого топота, невнятных окриков, тревожного шума. Гонят скот. Тощие,
измученные коровы проходят, недобро поглядывая вокруг. Овечьи отары смутно
виднеются в предрассветном сумраке, в облаке пыли. Жмутся друг к другу,
жалобно кричат, точно просят о помощи овцы.
Бесформенные фигуры в накинутых на голову парусиновых плащах показываются и
пропадают - как будто их уносит вместе с овцами, с пылью какая-то
нечеловеческая роковая сила.
долго стою у окна, потом ложусь, потом снова встаю. Я счастлива? Да. Обо мне
беспокоятся, думают, ждут. Я счастлива? Нет. И довольно об этом.
справился с мучительной болью, и вслед за ним - так бывает всегда - другие
начинают стонать в коридоре, в саду, на дворе. Все могло быть иначе, -
кажется, так он сказал?.. Вздор! И нечего думать о том, что не случилось и
не могло случиться. Или могло? И нечего вглядываться в эту неизвестную
жизнь, которая прошла где-то рядом со мной.
удался" - вот о чем говорят эти стоны, этот страдальчески бормочущий сад,
эти койки, стоящие вплотную друг к другу.
терпеливо ждет, когда уйдут другие, случайные, беспокойные мысли: маленькая
худенькая девочка, лежащая на высокой подушке, с затянутой полотенцем
головой, Катенька Стогина, крустозин, "воскресение из мертвых"...
ДОКТОР ДРОЗДОВ
Тревоги становятся все чаще, и наконец каждый день в десятом часу вечера
разносится надоедливый, скучный вой сирены. Это значит, что налет групповой.
Когда к городу пробиваются одиночные самолеты, тревогу не объявляют.
окопы, возводят дзоты, устанавливают противотанковые ежи. Строят рубеж -
ближний и дальний. Запасают воду. На заводах все быстрее делают танки,
покрывают броней тягачи. Каждый день после работы становятся в строй.
люди. Без сомнения, фашисты были бы изумлены, узнав, как много холерного
бактериофага производится в городе, находящемся под угрозой двадцати двух
пехотных, трех моторизованных и пяти танковых дивизий. Пятьдесят тысяч
человек ежедневно принимают бактериофаг - этого еще не было никогда и нигде.
сейчас, на другой день, через неделю. В госпитале не хватает врачей, и
каждую ночь, вернувшись из исполкома, я выслушиваю раневых, перевязываю,
даже - в неотложных случаях - оперирую. Была же я лет двенадцать тому назад
лечащим врачом в зерносовхозе!
шевельнулась прикрывавшая разбитое окно бумажная штора. Налет. Ночь
проходит, еще одна ночь. Но если я не сплю, если правда, что я в Сталинграде
- откуда же взялся за стеной этот хриплый, ворчливый, разносящий кого-то,
решительный голос? Эти короткие распоряжения, похожие на морские команды?
Откуда взялся здесь доктор Дроздов, тот самый, который заведовал Сальским
райздравом и вместе со мной ликвидировал мнимую холерную эпидемию в
зерносовхозе?
спустилась во двор. Разумеется, он! И точно такой же, как был, - маленький,
седой, с короткой черной трубочкой в зубах, в развевающемся халате.
другом, а разобрать складскую рухлядь на заднем дворе - это вам в голову не
приходит? Безрукость? - хриплым, страшным голосом сказал он начхозу,
который, побледнев, вытянулся перед ним. - Голову надо иметь!
коек. Я догнала его.
удивленное выражение.
сказал. "Да нет, - думаю, - наверно, не та!" Та, значит?
рад, от души!
главная производственная база - и вернулась к себе в двенадцатом часу ночи.
комнату, когда я уже собиралась ложиться. - А кто говорил, что вы далеко
пойдете?
он, садясь и снимая фуражку с еще курчавой седой головы и приставив
потрепанный портфель к ножке стула. - Полевые госпитали перебросить в
Сталинград уже невозможно. Значит, эвакогоспитали должны взять на себя
функции полевых. Кажется, ясно? И поняли же это в шестом, семнадцатом,
девятом. А у вас тут... Просто из рук вон!
шпик, который я привезла еще из Москвы.
на флотилию. На войну не пускали - стар! А вот видите - вышло по-моему.
набивать свою трубку.
памяти вас так называю! Мне сегодня ваш Белянин целую лекцию прочитал о том,
как важно перед едой мыть руки. Все верно! И все-таки в сравнении с тем, что
происходит вокруг, - он широко повел рукой, - это мираж, обманчивое видение!
вас было подозрительных случаев - два, три, четыре? А от ран, от раневых
осложнений умирают десятки тысяч! У меня статистика самодельная, я только
три месяца как в начальство попал и не успел еще подыскать себе
статистиков-доброхотов. Но кое-что я все-таки успел подсчитать! Вот,
взгляните!
небрежно положил передо мной на стол.
умеем! Умирают люди по нашей вине. Я об этом наверх писал и с медицинскими
генералами говорил... Дошел до начальника Сануправления фронта! Разводят
руками генералы! Нет других средств, работаем на уровне современной науки.
"Здесь чудо нужно", - так один и сказал. А люди умирают, - горестно опустив
голову, сказал Дроздов. - Так чем бороться с призраками, придумайте же это
средство, это чудо!
посопел трубочкой, потом откинул руку. Трубочка выпала, уснул. А я не спала
до утра. Впервые с такой отчетливостью предстала передо мной наша неудача.
Мы схватились за раневой фаг, потому что этот путь обещал нам легкую победу.
Но в науке не бывает легких побед.
23 АВГУСТА
Креста, которых я взяла к себе, потому что в СЭЛе с каждым днем работы
становилось все больше. Одна была еще совсем девочка, лет шестнадцати, но
уже сложившаяся, высокая, с нежным лицом. Ее звали Клава, на курсы РОККа она
пошла из восьмого класса. Другая, Валя, работница с "Красного Октября", была
из тех находчивых, веселых девушек, о которых Николай Васильевич любил
говорить: "Куды ни пидэ, за нею всюду золотии верби растут". Она много
смеялась, встряхивал кудряшками и кончая каждую фразу певучей вопросительной
интонацией.
поговорили об этом сорте, который я не встречала в Москве. Он назывался
"Победитель". Потом девушки рассказали, что им дали отпуск на целые сутки,
что почти все отделение отправилось на строительство баррикад, и они тоже
скоро пойдут, только нужно заглянуть еще к Клавиной маме, потому что она