которые якобы доказали, что растение реагирует на смерть живого существа.
принимал следствия за причину. Специалисты в один голос говорят о
чрезвычайно высокой чувствительности растений к малейшим изменениям среды:
температуры, солевого состава, магнитного поля и так далее.
вы сами.
называемое некробиотическое излучение, которое испускают живые клетки в
момент гибели.
Специалисты считают, что реакция вызвана не гибелью креветки, как таковой,
а всего лишь воздействием хлороформа. Банку-то экспериментатор ставил в
непосредственной близости с цветком!
приступил к опытам с креветками? Другого истолкования этим горбам на
графике вы не даете?
умерщвлены в банке с хлороформом пять пресноводных креветок. Минус-реакция
растения исключительно показательна. Сами исследователи называли такие
характеристические взлеты взрывом ужаса и протеста. Я, разумеется,
воздерживаюсь от повторения столь одиозных терминов. Но упомянуть о них
считаю необходимым. Пики интенсивности, якобы вызванные гибелью живого
существа, нельзя спутать с пиками минус-реакции, следовавшими за
прижиганием листьев и раздражением их слабым током. Свидетель Сударевский
это обстоятельство подтвердил. Показания его запротоколированы и
надлежащим образом оформлены. Далее я покажу, почему мы придаем этому
столь существенное значение.
чувствительности растений в следственной практике?
дискутируется в периодической литературе. Мнения крайне противоречивы: от
безудержно восторженных до крайне отрицательных. Если вас интересует, могу
дать подробную библиографическую справку.
этого оно должно находиться в комплекте с регистрирующими приборами, как
это имело место в нашем случае. В отечественной литературе распространено
противоположное мнение.
сказано, что все разговоры об ощущении растений - вздор.
будет еще вернуться. Мне тоже представляется бредовой идея так называемой
тайной жизни цветов. Но их поразительная чувствительность ко всяким
воздействиям - воде, солнцу, воздуху - бесспорна и никогда не вызывала
сомнений. Продолжайте, Владимир Константинович.
креветок, продолжалась, как это видно, девяносто с лишним минут. Лишь к
шестнадцати часам сигнал опустился до среднестатистического значения.
Исследователи называли этот участок, ограниченный медленно убывающей
кривой и нулевой линией, <областью релаксации>. В разговоре они, однако,
говорили о <глубине впечатления>. Следуя далее вдоль оси времени, мы
обнаруживаем еще одну характерную реакцию растения. Я имею в виду этот
плюс-импульс, отвечающий примерно семнадцати часам тридцати пяти минутам.
Совершенно очевидно, что он почти неотличим от начального импульса вблизи
десяти часов утра.
показала сестра Аркадия Викторовича, они поливали цветы между семнадцатью
и восемнадцатью часами. Здесь я вижу лишнее доказательство правильности
сделанного выбора точки отсчета. Отклонения точности в нашем случае не
превышает плюс-минус тридцать минут. Теперь мы подходим к наиболее важному
моменту. Вечерний полив - чрезвычайно интересный для нас рубеж. Прежде
всего потому, что он свидетельствует об окончании эксперимента. Не
приходится сомневаться, что после вечернего полива Аркадий Викторович
больше к растению не прикасался. Это подтверждается как свидетельскими
показаниями, так и анализом лент предыдущих опытов. Но в тот, последний
день жизни он почему-то нарушил свое правило. Попробуем проанализировать
почему. Для начала обратимся вс" к той же кривой. Полив и последовавшее за
ним активное насыщение влагой, о чем свидетельствует характерное плато на
графике, не стал последним событием в дневной жизни растения. Раньше,
проанализировав любую ленту предыдущих дней, мы бы обнаружили на ней еще
только два события: одно из них - наступление темноты, другое - сон. В
обоих случаях сигналы получаются достаточно характерными, чтобы их не
спутать ни с чем иным. Оно и понятно: с наступлением темноты, как
известно, прекращается фотосинтез, и растение переходит с одного режима на
другой. Если днем зеленые листья поглощают углекислый газ и выделяют
кислород, то в ночное время, наоборот, дышат кислородом и выпускают
углекислоту. Речь, таким образом, идет уже не о каких-то искусственных
раздражителях, а о физико-химических, чисто биологических, наконец,
процессах. Не удивительно, что они нашли столь адекватное выражение и на
кривой потенциалов. Итак, мы знаем достоверно, что в роковой день опыты с
растением не закончились с вечерним поливом. Прежде чем стало темно, а
темнота в тот день наступила в двадцать один сорок семь - прошу в этой
связи обратить внимание на падение импульса вблизи двадцати двух часов, -
растению предстояло пережить еще четыре события. Забегая вперед, скажу,
что и на этом не кончаются незапланированные испытания. Последнее из них
вскоре прервет сон растения и в конечном итоге его жизнь. Но прежде
проанализируем характер первых четырех точек. Вскоре после полива, где-то
около восемнадцати часов, растение испытало воздействие, характерное для
раздражителей программы <Ненависть>. Правда, взлет кривой здесь не столь
стремителен, как при раздражении листьев током, и продолжительность
минус-реакции тоже короче, но эффект налицо. Раньше подобное наблюдалось
только при контакте с исполнителем программы <Ненависть>. Если стать на
точку зрения экспериментаторов, то у нас есть все основания предположить,
что и в тот день, около восемнадцати часов, Сударевский вошел в кабинет.
соответствующей восемнадцати часам десяти минутам, кривая стремительно
летит вниз. Экстраординарная, нигде ранее не зарегистрированная
плюс-реакция. Профессор Ковский, к сожалению, ее нам не прокомментирует,
старший научный сотрудник Сударевский, естественно, тоже, поскольку
утверждает, что вообще не был в тот день на даче. Лично я не рискну
прибегнуть к лексикону исследователей и назвать это взрывом восторга. Чем
все-таки вызван загадочный взрыв, последовавший вскоре за предполагаемым
приходом Сударевского? Здесь мы поневоле встаем на шаткую палубу домыслов.
Ничего конкретного не известно. Но если вспомнить все, что мы знаем о
загадочном алмазе винно-красного цвета, то невольно рождается любопытное
сопоставление. Разве не с помощью сомы-хаомы можно обнаружить истинно
шахский камень? Легендарный <Огонь-Вино>? Разве не с помощью сомы-хаомы
бесцветный алмаз обретает окраску? <Белая Луна> превращается в <Красное
Солнце>? А если учесть, что всего несколько дней назад Мирзоев передал
такой камень Ковскому, то все становится на свои места, Ковский взял
камень для физико-химического исследования, но мог ли он удержаться при
этом от опыта с сомой? Да ни за что на свете! Я совершенно уверен, что он
экспериментировал с цветком и камнем до тех пор, пока не получал
необходимых, скажу больше - потрясающих результатов! И когда в тот роковой
день пришел Сударевский, он продемонстрировал их ему. Опыт безусловно
удался. Мы можем лишь гадать, в чем именно он заключался, но одно из его
последствий налицо: это невообразимый взрыв плюс-реакции, который вы
видите здесь. Но последуем дальше. Третий пункт на кривой следует вскоре
после того, как импульс возрос до среднестатистического. В восемнадцать
двадцать семь растение успокоилось, а ровно через две с половиной минуты
кривая резко рванулась вверх. Чем вызвана такая минус-реакция? По рисунку
импульса она похожа на те пять, как назвал их товарищ генерал, горбов,
которые возникали один за другим по мере того, как падали в хлороформ
живые креветки. Подобное предположение получает подтверждение еще через
восемь минут. Вновь следует всплеск негативной минус-реакции, взрыв ужаса,
как говаривал покойный Аркадий Викторович, и протеста. Да, теперь мы можем
говорить о Ковском как о покойнике. Не имеет значения, что на кривой
потенциалов импульс, свидетельствующий о смерти человека, неотличим от
сигнала, который отобразило печатающее устройство, когда креветка легла в
хлороформ. Можно лишь предположить, что экспериментатор, перед тем как
упасть, возможно, пытался схватиться за подоконник, задел рычажок и открыл
банку. Наш свидетель - всего лишь растение, примитивный объект, почти
автоматически регистрирующий проникновение ядовитых паров. Лишь чисто
случайно это связано со смертью. В принципе мы можем вообще отбросить
растение из нашего поля зрения. Потенциометрические ленты говорят сами за
себя. Мы знаем время, в которое Ковский включил прибор, и знаем, что
выключить тумблер он уже не сумел. В дополнение к бесспорным уликам это и
без того складывается в законченную картину. Таковы факты и таково
возможное, видимо, не всегда убедительное, их истолкование. Обратимся
теперь к другим фактам и к другим домыслам и попробуем проследить,
насколько укладываются они в нарисованную здесь схему.
залег Зализняк и повел наблюдение. Где-то рядом был и Потапов.