Чтение 114–й страницы книги ~Правила охоты~

закачался. Через долю секунды взорвался один из топливных баков, воспламенив
и соседние.

На борту вертолета было немало пластиковой взрывчатки. Это была своего
рода ?визитная карточка? ?Яибо?, если похожие на оконную замазку бруски
могли выдержать попадание обычных пуль, то разрывные пули Лонсдэйла
заставили взрывчатку сдетонировать.

Сверкнуло ослепительно-белое пламя, и мощный взрыв разнес вертолет на
части за мгновение до того как он коснулся воды. Пронесшаяся взрывная волна
сильно качнула дирижабль.

Если не считать тонкой маслянистой пленки, кое-где смешанной с кровью, да
покачивающихся на волнах обгорелых останков человеческих тел, на поверхности
воды не осталось и следа вертолета.

ЭПИЛОГ

Япония, Токио, 15 июля

Готовясь попрощаться со своими японскими друзьями, выстроившимися перед
ним в зале для важных персон Токийского аэропорта, Фицдуэйн почувствовал
комок в горле.

Это было удивительно - ведь он знал их всего несколько недель, но он не
мог ничего с собой поделать. Фицдуэйн не сомневался, что зародившаяся в
экстремальных условиях дружба будет продолжаться всегда. Теперь на всю жизнь
он будет связан с Японией и со своими новыми друзьями, которые останутся
здесь, невидимой, но очень прочной нитью.

Он слегка улыбнулся, заметив, что пришедшие его проводить японцы строго
соблюдают привычную иерархию подчиненности. Первым стоял отец Адачи,
советник Императора, аккуратный, подтянутый и прямой, поразительно
напоминающий своего погибшего сына. За ним - улыбающийся Йошокава-сан с
супругой, которые напомнили Фицдуэйну уютную Камакуру. Третьим стоял Паук в
полной парадной форме заместителя генерал-суперинтенданта Столичного
департамента полиции Токио, а рядом с ним - Микио Уэда, очень молодой и
очень серьезный инспектор-сан, второй пилот дирижабля, который умело и
хладнокровно действовал под огнем. Потом Фицдуэйн увидел морщинистое лицо
сержанта Акамацу, бывшего наставника Адачи, улыбающегося сержанта Огу и всех
остальных, мужчин и женщин, которые в разное время были его телохранителями.

Хорошо еще, что Токио - спокойный город, потому что в этот день
значительная часть личного состава токийской полиции оказалась в аэропорту.

Не было только Чифуни, и Фицдуэйн остро ощущал ее отсутствие. Танабу-сан,
по своему обыкновению, оказалась неуловима и до последнего привержена своей
независимости.

Объявили посадку на самолет Фицдуэйна, и вся группа, словно по заранее
обговоренному сигналу, трижды прокричала:

- Банзай! Банзай! Банзай!

Затем они низко, церемонно поклонились Хьюго.

Фицдуэйн, обвешанный прощальными подарками, поклонился в ответ.

Провожающие снова поклонились, Фицдуэйн тоже. Пожалуй, этот обмен
любезностями мог бы продолжаться еще очень долго, если бы тактичное
вмешательство стюардессы ?Вирджин Эйрлайнз? не положило ему конец.

Чувствуя, как его захлестывает настоящий вихрь эмоций и чувств, Фицдуэйн
прошел на свое место в салоне первого класса. На кресле лежал какой-то
аккуратный сверток, однако он не обратил на него никакого внимания до тех
пор, пока не начал складывать свои подарки. Он решил, что сверток
принадлежит кому-то из пассажиров, и только потом заметил, что он адресован
ему.

Хьюго почувствовал запах ее тела и ее духов еще до того, как она
заговорила, и чувство невозвратимой потери овладело им. Он повернулся. Она
была здесь, эта прекрасная и необыкновенная женщина: блестящие черные
волосы, безупречная кожа, огромные глаза, груди, вкус которых он до сих пор
ощущал на губах, грациозное и любимое тело. Загадка из загадок.

- Это для Бутса, - сказала она. - Мягкая игрушка, борец-сумо. Я думаю,
она ему понравится. Или он уже слишком большой?

Фицдуэйн подумал о Бутсе, подумал о том, как здорово было обнимать его, и
внезапно ему захотелось поскорей оказаться дома.

- Нет, - он с улыбкой покачал головой. - Он еще не вырос из мягких
игрушек. Ему только три года, и он очень любит обниматься.

Чифуни молчала, и Фицдуэйн остро почувствовал все то, что осталось
недосказанным. В ее карих с золотой искрой глазах блестели слезы, а одна
соленая капелька сползла вниз по щеке.

- Я помню... - сказала она наконец.

Мимо них с извинениями протиснулся только что поднявшийся на борт
пассажир, и Чифуни еле заметно улыбнулась.

- Как рука? - спросил Фицдуэйн. Он знал, что рана несерьезная, но на
своей шкуре испытал, насколько неприятная штука - ранение.

- Заживает, - с легкой улыбкой ответила она. - Но пока приходится беречь
руку.

Стюардесса напомнила Фицдуэйну, что самолет взлетает через несколько
минут, и он спросил:

- Ты тоже летишь, Чифуни?

Впрочем, он заранее знал ответ. Чифуни покачала головой.

- Я хотела увидеться с тобой наедине, - сказала она сквозь слезы. -
Сотрудник ?Кванчо? всегда может подняться на борт отлетающего самолета. Но
сейчас мне действительно пора...

- Иначе тебя заставят отработать свой проезд, - заметил Фицдуэйн с
вымученной улыбкой. Ощущение потери снова охватило его, но он понимал, что
сейчас бессмысленно что-то говорить.

Он шагнул вперед и развел руки, чтобы обнять Чифуни, но она отступила.

- Нет, Фицдуэйн-сан, - всхлипнула она, низко поклонилась и исчезла.

...А вместо нее Фицдуэйн вдруг увидел перед собой Адачи. Это было
немыслимо, невозможно, потому что Адачи был мертв, но он улыбнулся, и
Фицдуэйн почувствовал, как по его щекам потекли слезы. Адачи протянул ему
руку, и Фицдуэйн ощутил теплое, дружеское пожатие.

- Друзья зовут меня Аки, - проговорил детектив и тоже исчез.

Фицдуэйн положил подарок для Бутса на пустующее кресло рядом с собой и
постарался справиться со своими эмоциями. Он подумал о де Гювэне, о Майке
Берджине, об Аки Адачи и других товарищах по оружию, о том, какими они были
незаменимыми людьми и какой честью для него было сражаться с ними плечом к
плечу. Он вспоминал Итен, Чифуни и других женщин, которых он знал и любил.

Потом он припомнил тех, кто был жив, и на память ему пришли слова
Килмары: ?У меня нет ответов, но зато полно дел?.

Вскоре он уснул, и ему снились замечательные, счастливые сны. Проснулся
он от того, что склонившаяся над ним стюардесса напомнила ему о
необходимости пристегнуть ремень. Самолет заходил на посадку в Лондоне. Еще
один перелет, и он будет в Дублине. Там он сядет в свой ?Айлендер? и полетит
на запад, домой...

Ирландия, Дублинский аэропорт, 16 июля

Во время короткого перелета из Лондона в Дублин Фицдуэйн размышлял о цепи
событий, которые завершились в Японии.

Корни всего, что случилось, следовало искать в далеком прошлом,
возвращаясь назад примерно на семьдесят лет. Мировая политика, которая,
казалось, не могла иметь к этому никакого отношения, на самом деле была
непосредственно связана со всем происшедшим. Действия и поступки отдельных
лиц повлекли за собой ужасные, непредвиденные последствия.

Кто мог представить, что судьба наконец настигнет Ходаму, могущественного
куромаку? Он пережил так много, и лишь для того, чтобы погибнуть в зените
своего могущества и власти, расплачиваясь за вполне заурядное злодеяние,
совершенное несколько десятилетий назад.

Если бы отец братьев Намака не был казнен, если бы они не оказались
брошены на произвол судьбы в голодном, разрушенном войной городе, разве
стали бы они преступниками? Скорее всего нет. Они благополучно бы закончили
университет Тодаи и стали бы образцовыми гражданами.

Что касается Кацуды, то и его подтолкнули на преступный путь японская
оккупация Кореи, страшная гибель семьи и те притеснения, которые терпели в
Японии этнические корейцы. Этим человеком двигала жгучая ненависть, но,
учитывая все обстоятельства, и его судьба была понятна.

Фицдуэйн не знал, какие огрехи и перекосы воспитания повлияли на
Шванберга. Откровенно говоря, ему было наплевать. Вьетнам никого ничему не
научил и ни в чем не изменил существующее положение вещей. Слишком
стремительно разворачивался военный сюжет, и слишком много откровенных
посредственностей в неразберихе и суете оказались на руководящих должностях.
Сознавая недолговечность своего взлета, они злоупотребляли своей властью и
положением. В этой войне сражались много храбрых мужчин и женщин, и все же
это была не лучшая из войн.

В конечном итоге, все, с чего начинались эти события, не имело для
Фицдуэйна решающего значения. Он столкнулся с уже существующей ситуацией,
приложил все силы для ее разрешения и был готов принять все последствия. И
вот теперь все закончилось.

Когда самолет приземлился в Дублине, Фицдуэйну на первых порах даже
показалось, что он перепутал рейсы и прилетел не по назначению. Стояла
отличная погода, небо было синим, дул легкий ветерок, а воздух казался
божественно теплым. Впечатление было таким, будто он оказался на юге
Франции. Фицдуэйн ожидал даже, что вот-вот увидит красное пламя буганвиллы,
вдохнет аромат гибискуса и олеандра и что его окружит толпа загорелых и
беспечных людей.

Но он был разочарован. Служащие, встречающие и отлетающие пассажиры в
Дублинском аэропорту были бледными от хронического недостатка солнца, но,
как всегда, приветливыми. Фицдуэйн подумал даже, что ирландцы, откровенно
говоря, странный народ. Похоже, они очень любили свой дождь, свои туманы и