давно, еще во ВГИКе, Нимотси купил там себе сумасшедшие,
совершенно новые галифе с кожаным задом; Иван - летный шлем,
/.$ `%--k) впоследствии китайцу Фану; а я - только из
чувства солидарности - маленькую фарфоровую статуэтку
танцующей узбечки, которую мы благополучно разбили на
обратном пути.
было ничего от панельного оскала окраин.
молча. Я понимала, что между этим его приездом домой и всеми
другими приездами лежит непреодолимая пропасть, на дно
которой сброшены трупы убитых им людей. Но Дан, кажется,
совсем не вспоминал об этом.
тебя со своим домом... Уже пора.
моей историей. И мы поднялись на третий этаж.
представляла ее себе, хотя я никогда не задумывалась над
этим. "Он привел тебя в свой дом, он привел тебя в свой
дом..." Справившись с первым чувством слабости от этого, я
принялась с любопытством изучать убежище Дана: немного
небрежный порядок человека, который долгие годы живет один;
много дорогих вещей, купленных в порыве симпатии, мгновенно
вспыхнувшей страсти, и почти тотчас же забытых. Только одно
осталось неизменным - дух Испании, о котором что-то говорил
мне Серьга, сочетание приглушенного красного и глубокого
желтого, кровь и песок - это был не надменный взгляд
матадора, а взгляд раненного пикой быка, мир которого уже
потерял ясность.
сколоченная мебель в обеих комнатах - только очень богатый
человек может позволить себе такую простоту; огромный стол
без всяких письменных ящиков - должно быть, его часто
скоблили ножом в каком-нибудь андалузском доме; широкая
низкая кровать, стена, набитая книгами, альбомы и журналы,
валяющиеся прямо на полу. Пол был деревянный - почти такой
же, как в маленьком доме у моря. Доски янтарно блестели и
притягивали к себе. Не хватало только католического распятия
на стене, чтобы сходство с другой жизнью было полным, - его
с успехом заменили два компьютера, стоявших на столе.
портрет... Было еще несколько картин - не картин даже,
небрежных набросков, взнузданных изящно выполненными
паспарту: все они изображали корриду. Это явно была рука
профессионала ("афисьонадо", как сказал мне Дан, человек,
разбирающийся в искусстве корриды), которому скорее
интересна динамика боя, а не четкие контуры его
участников...
ни о чем можешь не беспокоиться. Есть даже горячая вода и
полотенца, а мне нужно сделать пару звонков. Я ведь сорвал
сегодня несколько встреч...
Прости, что я не появился раньше.
туда, больше всего мечтая о том, чтобы он пришел ко мне.
спокойно о чем-то разговаривает по телефону, как ходит по
квартире, стараясь не потревожить меня, как позвякивает
посудой на кухне.
наполняя все тело свинцовой усталостью, - оставаться одной,
зная, что он здесь, рядом, было невыносимо. Я наспех
вымылась, укуталась в халат, хранивший запах его тела, и
выскочила из ванной.
прижимая трубку к подбородку и расхаживая вдоль окна с
огромной миской, в которой сбивал яйца, - никаких миксеров,
никаких кухонных комбайнов, старенький венчик, только и
всего.
сказал:
смотреть на своего домашнего героя, который разгуливал по
кухне босиком и в расстегнутой рубахе. Иногда он
поворачивался ко мне, рубаха разлеталась, и я видела его
грудь с маленькими коричневыми сосками и часть плоского
живота - тогда я почти теряла сознание и сердце начинало
бешено колотиться в горле.
городов - Я не забыла: мадьяр, во-первых, и старомодный
человек, во-вторых...
и сладким перцем. Я звонил Пингвинычу.
в реанимационном отделении, но непосредственной угрозы для
жизни нет... Ты рада?
испытала глубочайшее чувство стыда: за всеми этими
передрягами, за дикой бойней в лесу я как-то совсем забыла о
несчастном Серьге. А ведь он пострадал только из-за того,
что я переночевала у него несколько раз...
в щеку.
все будет в порядке. - Последних слов я уже не слышала: мы
начали целоваться.
а он покрывал поцелуями мое лицо, подбородок, шею -
несколько раз мне казалось, что я теряю сознание, я и правда
теряла его, но всегда находила губы Дана... Мне хотелось
остаться с ним, остаться в нем, почувствовать его тело,
похожее на песок, который тонкой струйкой обволакивал
,%-o...
валялась на полу, но, когда его руки сомкнулись на моих
бедрах, он с отчаянием разжал их.
измотанное сдерживаемой страстью лицо, - я хочу, чтобы это
было долго... Долго-долго... А сейчас мне нужно уехать.
касается кассеты. Мы перегоним ее на компьютерную дискету,
есть такие технологии, цифровые, довольно сложные. Я
попытаюсь сделать программу... Боже мой, невозможно от тебя
оторваться...
чадящим дымом.
прикасаться ко мне: "Черт возьми, Ева, если я подойду к
тебе, то уже никогда из тебя не выберусь. Буду блуждать по
тебе, питаться мхом и мерзлой брусникой..."
корриды, среди кастаньет, валяющихся под кроватью, и
маленьких, разрисованных вручную бутылок из-под давно
выпитого испанского вина. Несколько раз я брала в руки какие-
то книжки, названий которых даже не могла прочесть; журналы,
языка которых не понимала. Под грубым глиняным кувшином на
полке я нашла несколько фотографий Дана. Это была не Испания
- но тоже что-то экзотическое. Улыбающийся Дан и несколько
совершенно одинаковых людей, похожих на китайцев, вот только
черты их лиц были тоньше, а линии маленьких голов -
изысканнее. На обратной стороне фотографий я прочла одну и
ту же надпись: "Таиланд, г. Суратани". Значит, не только
коррида нравится Дану... И он такой же, как и в жизни: тот
же изгиб губ, тот же нежный подбородок... Но мне не нужно
было вспоминать, мне нужно было просто затаиться и ждать...
И никогда ожидание не было таким упоительным. И все-таки я
предала его, заснув самым бессовестным образом. "Ты можешь
пока поспать, Ева". - "Да-да... Нет, я буду ждать тебя. С
какой стороны кровати ты спишь?" - "С той, с которой любишь
спать ты..." - "Нет, правда?" - "Ну не знаю... С левой. Да,