- Так зачем этот мир любой ценой? Зачем нужна и кому - Россия униженная,
опозоренная и кровью умытая, говоря высоким штилем? - напомнил Глеб.
- Кому нужна? Мне, тебе, всем, - заговорил отрывисто, властно. - Всем, кому
нужна Россия сильная, с мощной государственной системой и стойким
иммунитетом к параноидальному сознанию. Если хотите, Чечня - это прививка
оспы, чтобы болезнь не изъязвила лицо. И она сделана! Больно, неприятно -
да. Мучение, страх, позор, слезы унижения и кровь - это все русскому
народу. Иначе его не встряхнуть от летаргического сна и сновидений о
светлом будущем. Вы не представляете себе глубины ямы, куда загнали нацию;
вы не ощутили на себе завораживающие голоса сказочников, которые увели
народ от реальности и жестокости бытия. Нация поделилась на два типа
характеров - горлопаны и мечтательные лентяи. В таком состоянии нечего
делать в третьем тысячелетии. Да, я хочу мира любой ценой, позорного и
унизительного. И пока чаша сия не будет испита до дна, Россия не опомнится.
Да, я ведаю, что творю, и нахожусь в здравом уме. И какую ношу взваливаю на
себя - тоже знаю и представляю.
- И когда нация очнется - призовет вас?
- Уверен в этом. Я приду и тогда призову вас.
- Меня конкретно?
- Честных офицеров и вас конкретно.
- Извините, откуда такая уверенность? - серьезно спросил Глеб.
Миротворец снисходительно улыбнулся краешками губ - впервые! И, странное
дело, с улыбкой он показался сильным и красивым.
- Вы хорошо знаете древнерусскую литературу? - спросил он. - Например,
"Слово о полку Игореве"?
- К сожалению, - развел руками Головеров. - Но сюжет помню со школьной
скамьи...
- Со школьной скамьи, - передразнил Миротворец. - У меня эта книга
последние годы - настольная... Прочитал массу исследовательской литературы,
да врут ведь. Врут или не понимают души и логики русского человека... Игорь
заведомо знал, что потерпит поражение и умышленно повел дружину в ловушку.
Он жаждал плена и позора, потому что отлично знал, что может объединить
народ, хотя не изучал... модные дисциплины. Победы развращают русского
человека. К сожалению, это так. Вспомни, после чего в России появились
декабристы. Когда замаячил призрак коммунизма?.. Да, уверен, призовут
именно меня. И только потому, что я готов на самопожертвование. Появится
кто-то еще, кроме меня, более сильный и мужественный - пусть идет он. Но
пока я не вижу никого на горизонте. У руля государства - откормленные
мальчики, эдакие обломовы, вставшие с диванов к государственным рычагам, и
толпа рыжих вороватых горлопанов. Эх, мать твою... - выругался он, снова
перейдя на "ты". - Знал бы, как мне мерзко возиться с этой гнусью! Смотрю в
эти наглые звериные шары - кровь закипает. Тебе что, ты стрелок. Завалил и
ушел...
- Не буду валить, оставляю их тебе, - заверил Глеб. - Мирись... Но кроме
одного. Одного я не отдам!
- Всех отдашь!
- Нет, этого - ни за что. Да ты с ним не вел переговоров.
- Назови имя?
- Имя не назову. Скажу лишь, что он не чеченец, а птица столичная.
- А если это мой человек?
- Это не твой человек, - отрезал Глеб. - Да я сомневаюсь, человек ли?
Миротворец молча и нехотя согласился, заговорив о сроках, за которые Глебу
надлежало убраться из республики.
- Тебя сновидения не мучают? - неожиданно спросил Головеров, прощаясь.
- О светлом будущем? - еще раз, последний, улыбнулся он.
- А мне - хоть спать не ложись, - пожаловался Глеб. - Раньше все женщина
снилась, Марита, из Приднестровья. Теперь - Диктатор. Неужели я опять
согрешил?
Он повесил этот вопрос над головой Миротворца, подхватил сумку,
фотоаппараты, спрятал глаза за черными очками и, с американской улыбкой
раскланиваясь с клерками и охраной, оставил резиденцию Правительства Чечни,
в просторечии именуемую гостиницей аэропорта Северный, и ее, стало быть,
постояльцев, а еще точнее - пассажиров задержанного рейса...
* * *
Кастрата настигло возмездие - обязательство перед дедом Мазаем, Отечеством
и собственной совестью было исполнено и следовало идти домой. Не ко
временному пристанищу, где он полулегально жил уже больше года, а к порогу
своего настоящего дома на московской улице в виде однокомнатной квартиры на
втором этаже. Если, конечно, юный участковый не захватил ее за это время и
не прописался.
Можно и нужно было уходить, однако Глеб вернулся в свою деревню Умарово,
которую война пощадила и разве что пополнила новыми разноплеменными
жителями - беженцами; вернулся в среду для существования и работы более чем
благоприятную, вернулся и надолго утратил решительность.
Наталья в первый же день почувствовала его настрой, но ни о чем не
спрашивала, а у него не поворачивался язык сказать, что уходит...
До этого момента Глеб считал, что ему повезло, хорошо и надежно устроился,
адаптировался к среде и почти легализовался, однако, стоило представить,
что сейчас вот все и кончится, как засосала под ложечкой тоска, отдаленно
напоминающая тоску по Марите.
А все произошло опять будто бы случайно. В начале зимы прошлого года
Головеров рыскал в районе Бамута, отыскивая логовище Диктатора и его пути
движения. Спал где придется, ел что Бог пошлет и уже слегка одичал, грешным
делом, завшивел и по виду ничем не отличался от примученного войной и
жизнью местного жителя. И вот однажды вечером, в самую слякотную пору,
когда по проселкам и ходить-то было невозможно из-за глубокой и вязкой
грязи, заметил одинокую женскую фигуру, нагруженную двумя клетчатыми
сумками. Она едва тащилась и, кажется, высматривала безопасное местечко,
чтобы пересидеть ночь. Глеб незаметно приблизился к женщине и был
обескуражен: по виду и одежде это была жена богатого чеченца - не шутка, -
настоящая соболья шуба до пят, правда сзади и по полам уделанная в грязи,
не менее роскошная шапка, золото на пальчиках поблескивает. И по лицу
непонятно, то ли обрусевшая чеченка, то ли терская казачка - чернобровая,
тонкий профиль, слегка впавшие щеки, полные яркие губы. Всякая женщина в
Чечне прежде всего являлась ходячей выставкой состоятельности мужа. Сам
может в дерюжке ходить, но жену так оденет, что московским красавицам не
снилось...
И надо же, идет пешком, а не ограбили! Да еще сумки волочет, как привычный
глазу российский челнок.
Глеб тихонько окликнул - женщина бросила ношу, резко обернулась. Он знал
уже десятка четыре чеченских слов, но спросил по-русски:
- Что, красавица, никак притомилась?
- Ты - русский? - быстро спросила она.
- Как видишь. - Глеб демонстративно завернул автомат за спину, хотя здесь
больше смущало не оружие - безоружный мужчина был просто смешон в Чечне, -
а уровень злобы, накал эмоций и отрицательный потенциал намерений, угадать
которые следовало в первые мгновения, будь перед тобой человек любой
национальности. Не угадал - проиграл или вовсе пропал, как в карточной игре
на интерес.
Она угадала, вернее, почувствовала, что опасность ей не грозит.
- Русский, но не местный, - точно определила женщина.
- Из Грозного, - стал отрабатывать одну из легенд Глеб. - А ты-то куда
идешь на ночь глядя? И в такую погодку? Да с такими сумками?