Просушенный солнцем Владимир дышал жаром. В улицах облаками стояла пыль.
Шелковые одежды, ожерелья и наручи, наборное узорочье сбруи и седел
горели, будто плавились на солнце. Вспыхивали разноцветными огоньками
драгоценные камни на рукоятях дорогого оружия.
многочасового княжеского застолья начались споры и толки, затянувшиеся не
на один летний день. До хрипоты толковали о переяславских селах, на
которые претендовали и ростовский, и ярославский, и городецкий князья.
Константин Ростовский пересылался с Михаилом Тверским о землях, что
воротил себе тверской князь, и о тех, которые хотели получить еще друг у
друга Константин с Михаилом. Спирались о торговых пошлинах, мыте, о кормах
и данях. Андрей требовал воротить переяславские вотчины Окинфа Великого и
Морхини, Федор Ярославский свободного, беспошлинного пути через Московское
и Тверское княжества к себе в Смоленск. Андрей, сверх того, желал сам
собирать ордынский выход с Переяславля...
сводами древнего храма, и храм не видел никогда столько дорогих одежд,
столько паволок, аксамита, бархатов, камки, тафты и парчи, столько
золотого, серебряного и жемчужного шитья, столько сканного и финифтяного
узорочья, сквозных рисунчатых цепей, кованых, с каменьями, поясов,
нагрудных и оплечных украшений, стольких гордых мужей, собранных вместе и
особо от простого, черного народа, что в холстинных, сероваляных и
крашенинных рубахах, армяках, зипунах, сарафанах, в сапогах, лаптях,
поршнях просто босиком теснился, прея и отирая пот, там, за стенами
собора, в тщетном старании узнать, что же порешат господа Русской земли. С
ханским послом прибыл сарский владыка Измаил. Епископский клир был в
лучших своих облачениях, сверкали начищенные церковные сосуды, кресты,
хоросы и кованые стоянцы для свечей. Легкий туман от сотен свечей плавал
под сводами.
на груди, почти неотличимый от прочих, и бесстрастным взглядом монгольских
непроницаемых глаз озирал собравшихся русичей. Хану нужны были ратники.
Князьям, собравшимся тут, - земли друг друга. Хан велел добыть ратников и
не позволять войны. Ногай с кипчаками и аланами еще продолжал угрожать
Сараю.
- хочет или не хочет земля, и не обманывался. Он знал, что великий хан
Темучин победил весь мир потому, что этого захотела монгольская земля,
войско. Он читал <Алтын дэптер> (Золотую книгу) монголов и догадывался,
что если земля урусутов захочет освободиться от власти хана, ее трудно
будет разгромить. Пусть землю урусутов держат урусутские князья. Они сами
обессилят землю так, что она, покорная, ляжет к ногам Орды. Хану надо
креститься, полагал он, и посадить митрополита у себя, в Сарае. Тогда Русь
станет Ордой и будет один великий улус. А князьям, собравшимся здесь, не
надо давать лишней воли. Иначе они опять начнут убивать друг друга, от
чего ослабнут и Русь и Орда, а тогда победит Ногай и люди магометовой веры
одолеют истинных моалов, потомков великого Темучина и мудрого Бату. Это
Тохта понимает хорошо, потому и не дает великому князю Андрею Переяславль.
куда достигали его лучи, меркнули огоньки свечей и ярче горели серебро и
золото одежд. Андрей стоял внешне спокойный, только крутые завитки усов по
углам рта шевелились, как всегда, когда подступало бешенство. Михаил,
бледнея, изредка подымал недобро вспыхивающий взор; он был самым младшим
из князей по годам и самым сильным по княжеству. Федор Черный, кривясь
морщинистым лицом и весь подаваясь вперед, вглядывался в лица противников.
Константин Ростовский смотрел отрешенно и стоял прямой, блюдя, паче
прочих, княжеское достоинство свое. Данил, выставив толстый нос и задрав
бороду, сопел, стараясь, не глядеть ни на кого, кроме епископа. Бояре,
старики и молодежь, держались своих князей и поглядывали на них с
беспокойством. В спорах и перекорах до снема никакого согласия достигнуто
не было. Особенно плотною кучкой стояли переяславские бояре, почти держась
друг за друга. Они - ежели князья захотят так порешить - могли потерять
все: и власть, и земли, а иные, как Феофан с Онтоном, даже и жизнь.
соборе, и перед лицом ордынского посла ему, великому князю, побоятся
перечить. Но он ошибся. Хрипло и трубно, нарушая и чин, и ряд, и все на
свете, из толпы переяславских бояр возгласил Терентий Мишинич:
мочны! А с°л Окинфу на нашей земле нетути, отъехал есть господина своего.
голос Михайлы Тверского. Двое-трое стариков переглянулись: ну и глас,
такой и на рати слышен!
Московский, отводя рукой вылезшего без пути боярина.
Ростовский. - При дедах-прадедах села те были ростовских князей! Еще преже
Великого Всеволода!
смерив князя Константина сердитым взглядом с головы до ног.
ярославского князя по отечеству. - Не тебе держать отень град наш,
Переяславль, и не путем всел ты тамо, и не путем правил!
град отцов мне надлежит... - У него прыгали усы и лицо пошло пятнами.
Данил перебил брата, возвысив голос, и, тоже срываясь и наливаясь кровью,
возопил в ответ:
дом, и я бы не поднял руки сжечь терем отца нашего, к лику святых
причтенного князя Александра! Господь узрит наши дела и рассудит ны в сем
свети и в оном!
нежданной слезой:
Серапиона! Что ж мы раздираем отчину свою? Каждый да держит без спора свой
удел! А Иван - в отца место, и ты, Андрей, устыдись!
воззвал:
великокняжеском, и мне подобает место в совете с°м. Достоит нам урядить о
ратях, по слову посла царева, а о землях, о язвах наших говорить здесь,
перед ханом безлепо. Да не вопросят нас: можем ли в которах и спорах наших
володеть Русью?
то одобряя, не то запоминая, на тверского князя. В лице посла резче
проступило чужое, степное, мунгальское, и показалось на миг, что не зной
летнего дня, а жаркое дыхание бесчисленной конницы струится из-за его
спины в отверстые окна и двери собора. Но тут взорвался Федор Черный.
Трясясь и брызгая слюной, он закричал о своих правах, стал грубо грозить
Ордой:
створилось неподобное. Бояре лезли друг на друга:
Великому.
Митрий князь послал зарезать Семена на Кострому?! Кровь его еще взыщется
на главе твоей!
На Федора Ярославского наступали с трех сторон. Андрей орал, срывая голос,
и его уже не слышали. Вдруг лязгнула сталь, и жутким просверком смерти
обнажился чей-то клинок. И разом руки схватились за рукояти, и уже на
взмахе затрепетало множицею жаждующее крови оружие, и уже, отбитая мощным
ударом Михайлы Тверского, чья-то кривая сабля взвилась, прочертив
молнийный след под сводом собора, и со звоном покатилась по плитам... И в
этот миг епископ Симеон, со вздетым крестом в руке, ринулся с амвона в
толпу, прямь под клинки, и за ним, мгновение лишь умедля, сарский владыка
Измаил, с разверстыми дланями старческих трепепущих рук, с криком:
князей убиенных!
киевского письма.
сами у ся! - строго говорил меж тем Симеон, подымая и оборачивая ко всем
поочередно крест. - Именем того, кто погиб за ны при Понтийстем Пилате,
велю: да снидете в мир и любовь!
ножны.
него, начали креститься и другие. И долго, и медленно гас, остывая,
протянувшийся наискось, пронзивши воздух собора, длинный, словно натянутый
харалуг или светящийся след стрелы, взгляд. Это Андрей с Михайлой Тверским
молча смотрели в глаза друг другу, но наконец и они враз опустили очи.
своем. Данил пытался поправить дело, поговорив с братом Андреем в особину,
но тот лишь язвительно отмолвил:
тебя и знаю сам, что мне творить!
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Орлов Алекс