своим отцом. Он прекратит сопротивление, если хан пообещает сохранить ему
жизнь и поклянется в этом. Хан поклялся не убивать бурхана. Тангуты
попросили месяц отсрочки, чтобы подготовиться к сдаче города. Хан
согласился и на это.
пожары, из-за крепостных стен валил белесый горячий дым, затягивал солнце,
оно висело в небе багровым кругом. Хан удалился в горы, где воздух был
чист от копоти. В шатре без дела сидеть не мог, отправился на охоту.
Воины, посланные вперед, гнали дичь с горных склонов, из ущелий, сжимая
облавный круг. Он был еще очень широк, этот круг, но хан взял в руки лук,
положил на него красную стрелу с широким, остро заточенным наконечником,
поехал к тому месту, куда должны были согнать зверей. Узкая тропа, петляя
среди деревьев и кустарников, тронутых увяданием, вела в гору. Ветви
хлестали его по лицу, закрывали видимость. Хан подумал, что лук будет тут
бесполезен, стал убирать его в саадак. Сбоку затрещали кусты, в желтоватой
листве мелькнула бурая спина какого-то зверя, конь всхрапнул, резко
бросился в сторону. Хан вывалился из седла и всем телом ударился о твердую
землю. Внутри что-то оборвалось, боль опалила его, красный туман поплыл
перед глазами. Кешиктены подхватили на руки, понесли, тревожно
переговариваясь. Ему заложило уши, он не мог разобрать ни одного слова.
<Это пройдет. Какой монгол не падал с коня...> - успокаивал он себя.
дней ему стало лучше. В шатре толпились шаманы, лекари-сартаулы и
лекари-китайцы. Шаманы били в бубны, окуривали шатер, молитвами и
заклинаниями устрашали злых духов, лекари ощупывали, растирали его тело,
поили снадобьями.
Надо преодолеть э т о>.
лица людей словно бы ложились отсветы пожарища. Мысли путались, порой
забывал, где он и что с ним.
бдением, дремали на войлоке. Красный туман не клубился перед глазами. Он
хорошо видел треногий столик у своей постели, на нем горели огни
светильников, пламя то вспыхивало, то оседало, и он слышал легкое
потрескивание и шипение. Вдруг ясно, всем существом ощутил, что покидает
землю. Небо не одобрило его дерзновенных замыслов. Небо отвергло его, как
отвергало других. Он умрет, как умирают все. Никому не дано жить вечно.
Светлая, щемящая печаль охватила его. Он смотрел на огни светильников и
тихо, без слез, плакал. Жизнь обманула его. Правы были те, кто хотел,
чтобы он остановился, ложил обычными человеческими радостями. Он почти не
знал этих радостей. Он держал себя взнузданным. Все силы души и ума
отдавал войску, битвам, разрушениям...
подозвал его к себе.
обступили шатер. До него доносились обрывки говора:
устыдился того, о чем только что думал. Чуть было не отвернулся от дела
своей жизни. Он бы предал и себя, и свое. войско, и то, что свершил, и то,
что ему или другим надо свершить.
испуганные глаза. Угэдэй сказал:
здоровья. Мы надеемся...
солнечном косогоре, под соснами, над долинами, где в дни детства и юности
среди горестей, тревог и обид выпадали мгновения счастья, чистого, как
капли росы. Пусть уступка... Но последняя.
людей. Дух мои - в делах моих, в войске моем. Этому поклоняйтесь. Храните
мои заветы. Ведите воинов в битвы, не останавливаясь, завоюйте все. земли.
Моя душа будет с вами.
подумал, что это, может быть, и не конец вовсе. Может быть, небо послало
ему еще одно испытание, и он не сломился, не дал завладеть собою слабости
и отчаянию.
Заставим тангутов расчистить дорогу. Поедешь - не тряхнет, не колыхнет.
раньше - молчите. Никто не должен знать, что я умер, пока не откроют
ворота города.- Разговор утомил его, вновь перед глазами заколыхалась
кроваво-красная туманная пелена.- Бурхана убейте.
человеку с одним именем, вы дайте ему другое имя... Убейте...
плотнее, сквозь нее он плохо видел лица сыновей. Сознание меркло, и он
напряг всю свою волю, чтобы удержать его. Но оно скользкой шелковинкой
утекало куда-то все быстрее, быстрее...
На осеннем солнце лучились бронзовые с позолотой навершья тугов, овеянных
славой, окропленных кровью многих народов. В шатре по утрам, как всегда,
собирались на совет нойоны. Так продолжалось восемь дней. Лицо хана
почернело, тело вздулось. Запах тления не могли заглушить ни благовонные
мази, ни курения. Нойоны выходили на свежий воздух, бледные, с
помутневшими глазами, густой дух смерти и тления следовал за ними.
потекли ручьи крови. Воины приносили жертву духу своего повелителя.
снежную пыль, сотрясали стены юрт, сбивали дрожащую скотину в плотные
кучи, валили путников с коней.
Судуя, грея ручонки на остывающих камнях. Их мать Уки лежала в постели,
часто, с надрывом кашляла. Простудилась, бедная. Каймиш скребком очищала
мездру овчины, время от времени согревая дыханием пальцы. Она, кажется, не
замечала, что огонь в очаге гаснет. С тех пор как где-то сгиб Судуй,
Каймиш часто бывала такой - то ли задумчивой, то ли равнодушной ко всему.
арканом, взял кожаный мешок и отправился за аргалом. За порогом юрты снег
хлестнул по лицу, ослепил, ветер завернул полы шубы, хлопнул ими,
опрокинув Тайчу-Кури в сугроб, вырвал мешок из рук и поволок в степь.
Тайчу-Кури поднялся и, ругаясь, трусцой побежал догонять мешок. Ветер на
мгновение стихал, мешок распластывался на снегу, Тайчу-Кури оставалось
лишь взять его, но каждый раз мешок взвивался и птицей взлетал из-под рук.
Духи зла потешались над бедным человеком. Тайчу-Кури рассердился, обругал
духов, и мешок удалось изловить. Изловил он его далеко от юрты,
возвращаться пришлось против ветра. Белая мгла била по лицу, мотала из
стороны в сторону. Напоследок он уже не мог идти, добрался до кучи аргала
на четвереньках, без сил опустился возле него на мягкий сугроб. Годы уже
не те, чтобы бегать. Ноги, руки трясутся, сердце колотится...
тебя под боком.
нем. Это хорошо. Понемногу забывает сына. Хотя можно ли забыть Судуя, их
единственную опору и надежду? Э-эх-хэ, всю жизнь работал на хана, набивал
его колчан звонкими стрелами. А хан отнял единственного сына... После
смерти Судуя он стрел уже не делает. Душа отвращена от этой работы.
вокруг него, игривые, как козлята. Они хотели втянуть в свою игру и его,
но Тайчу-Кури еще не отдышался. Нахлестанное ветром лицо горело, глаза
слезились.
вскипятила молока, налила в чашку, подала Уки.- Попей, доченька, согрейся,
легче будет.
надолго вселится уныние. А унывай не унывай - мертвые не возвращаются.
Земляной Андрей
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Елманов Валерий
Прозоров Александр