лазарет.
лейтенант Ларионов. Старший врач обратился к нему с просьбой:
один.
потемневшего лица заострились. Правая рука была в лубке и
простыней, левая откинулась и дрожала. Он пристально взглянул голубыми
глазами на Ларионова и твердым голосом спросил:
него сделавшему. Ведь Ларионов вырос на его глазах Командир вне службы
обращался с ним на "ты", как со своим близким. Юнг только потому и позвал
его, чтобы узнать всю правду. Но правда иногда жжет хуже, чем раскаленное
железо. Зачем же увеличивать страдания умирающего человека? С другой
стороны, он мог узнать об истинном положении корабля не только от вестового.
И что скажет командир на явную ложь, если он собственными глазами уже видел
японцев?
заканчивала свое дело.
его, но делают это исключительно из любви к нему. Он не стал изобличать
близкого ему человека во лжи. Наоборот, он как будто поверил в то, что ему
говорили, и примиренным голосом попросил:
руки. Агония продолжалась недолго. Он застонал и, словно что-то отрицая,
потряс головой. Из его груди вырвался такой глубокий вздох, какой бывает у
человека, сбросившего с плеч непомерную тяжесть, и в последний раз он устало
потянулся. Лицо с русой бородкой, угасая, становилось все строже и суровее.
Голубые глаза, до этого момента блуждавшие, неподвижно уставились на белый
потолок, с напряжением всматриваясь в одну точку, словно хотели разгадать
какую-то тайну.
офицеры решили похоронить его в море. Японцы согласились.
андреевским флагом, с привязанным к ногам грузом, было приготовлено к
погребению. Оно лежало на доске, у самого борта юта. На сломанном гафеле
развевался приспущенный флаг Восходящего солнца. После отпевания два матроса
приподняли один конец доски. Японцы взяли на караул. Под звуки барабана,
игравшего поход, под выстрелы ружей мертвое тело командира скользнуло за
борт.
штурману, оставшемуся на броненосце, небольшой квадратный кусочек картона.
похорон командира:
них, переполненном русскими матросами, сидел я и близкие мои товарищи.
броненосец "Асахи". Нас, находившихся теперь
переправляли на новое местожительство. Что будет с нами дальше? Боцман
Воеводин согнулся, словно решал про себя какую-то сложную задачу.
щурясь, загадочно улыбался своим мыслям.
потерял. Подвезло, словно от злой тещи избавился. Теперь бы домой письмецо
настрочить.
как начнут всех нас на реях вешать, как рыбу для провяливания, тогда запоем
Лазаря.
понимают?
уничтожена, а у них нетронутая осталась.
скользили катеры и шлюпки. Это японцы развозили по своим судам пленных с
"Сенявина", "Апраксина" и "Николая".
к броненосцу "Асахи". Мы смотрели на него с тревожным любопытством.
обеими трубами. Его многочисленные орудия, накануне громившие нашу эскадру,
сегодня угрожающе молчали. Но больше всего мы были изумлены тем, что на нем
от артиллерийского сражения не осталось никаких следов. Все его верхние
надстройки были без повреждений, а борта корпуса не имели даже царапин. Наш
броненосец "Орел" превратился в плавающую и обгорелую руину.
был заколдован от наших снарядов?
на верхнюю палубу. Как японцы отнесутся к нам? Но они встретили бывших своих
врагов чрезвычайно радушно, улыбаясь и приговаривая:
по пачке сигареток. Потом стали готовить для пленных обед, состоявший из
американского консервного мяса и белых галет. Такого отношения к нам со
стороны японцев никто из нас не ожидал. Но для меня все это стало понятным,
когда я перед самим собою поставил вопрос: что они могли иметь против нас?
Стреляли мы плохо. От нашего огня "Асахи" пострадал мало, а из людей были
убиты офицер и семь матросов и ранено около двадцати человек.
порядке. Как позднее выяснилось, на нем оказался развороченным комингс
одного люка, да была уничтожена ступенька трапа. И это все, что сделали мы,
выбросив с одного только "Орла" около четырехсот тонн снарядов. Кроме всего,
мы сдали японцам в плен четыре броненосца вместе с адмиралом и его штабом.
Они должны быть только признательны нам - им легко досталась победа на море.
бутылки разных форм, наполненные дорогими сортами вин. Все это было добыто
из офицерского погреба броненосца "Орел". Выпивали большими кружками херес,
марсалу, портвейн, мадеру, шампанское, всевозможные ликеры.
все шумливее. В дверях стояли два японских часовых, с
посматривали на русских матросов. Кто-то из наших крикнул:
говоря на своем языке и отрицательно качая головой. Но их уговаривали:
пили такого вина.
попробовать вкус вина, но губы его точно прилипли к кружке и, не отрываясь,
потягивали густой, сладкий и душистый восьмидесятиградусный напиток. После
этого столько же выпил и другой часовой. А минут через десять они оба сидели
с русскими матросами, весело улыбаясь, словно никогда и не были врагами.
все-таки мы сражались вчера?
краска не обгорела? После такой длительной стрельбы она не могла бы
сохраниться.
Шилова Юлия
Мацумото Сэйте
Жюль Верн
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Сертаков Виталий