подозревал у него такого лица. - Странная сцена произошла в последний раз
между нами, Родион Романыч. Оно пожалуй, и в первое наше свидание между
нами происходила тоже странная сцена; но тогда... Ну теперь уж все одно к
одному! Вот что-с: я, может быть, и очень виноват перед вами выхожу; я это
чувствую-с. Ведь мы как расстались-то, помните ли: у вас нервы поют и
подколенки дрожат, и у меня нервы поют и подколенки дрожат. И знаете,
как-то оно даже и непорядочно между нами тогда вышло, не по-джентльменски.
А ведь мы все-таки джентльмены; то есть, во всяком случае, прежде всего
джентльмены; это надо понимать-с. Ведь помните, до чего доходило... совсем
уж даже и неприлично-с.
Раскольников, приподняв голову и во все глаза смотря на Порфирия.
продолжал Порфирий Петрович, немного откинув голову и опустив глаза, как бы
не желая более смущать своим взглядом свою прежнюю жертву и как бы
пренебрегая своими прежними приемами и уловками, - да-с, такие подозрения и
такие сцены продолжаться долго не могут. Разрешил нас тогда Миколка, а то я
и не знаю, до чего бы между нами дошло. Этот проклятый мещанинишка просидел
у меня тогда за перегородкой, - можете себе это представить? Вы, конечно,
уж это знаете; да и самому мне известно, что он к вам потом заходил; но то,
что вы тогда предположили, того не было: ни за кем я не посылал и ни в чем
еще я тогда не распорядился. Спро'сите, почему не распорядился? А как вам
сказать: самого меня это тогда как бы пристукнуло. Я и за дворником-то едва
распорядился послать. (Дворников-то, небось, заметили, проходя.) Мысль
тогда у меня пронеслась, так одна, быстро, как молния; крепко уж, видите
ли, убежден я был тогда, Родион Романыч. Дай же, я думаю, хоть и упущу на
время одно, зато другое схвачу за хвост, - своего-то, своего-то, по
крайности, не упущу. Раздражительны вы уж очень, Родион Романыч, от
природы-с; даже уж слишком-с, при всех-то других основных свойствах вашего
характера и сердца, я льщу себя надеждой, что отчасти постиг-с. Ну уж,
конечно, и я мог, даже и тогда, рассудить, что не всегда этак случается,
чтобы вот встал человек да и брякнул вам всю подноготную. Это хоть и
случается, в особенности когда человека из последнего терпения выведешь,
но, во всяком случае, редко. Это и я мог рассудить. Нет, думаю, мне бы хоть
черточку! Хоть бы самую махочкую черточку, только одну, но только такую,
чтоб уж этак руками можно взять было, чтоб уж вещь была, а не то что одну
эту психологию. Потому, думал я, если человек виновен, то уж, конечно,
можно, во всяком случае, чего-нибудь существенного от него дождаться;
позволительно даже и на самый неожиданный результат рассчитывать. На
характер ваш я тогда рассчитывал, Родион Романыч, больше всего на
характер-с! Надеялся уж очень тогда на вас.
наконец, Раскольников, даже не осмыслив хорошенько вопроса. "Об чем он
говорит, - терялся он про себя, - неужели же в самом деле за невинного меня
принимает?"
почитаю. Хочу вам все дотла изложить, как все было, всю эту историю всего
этого тогдашнего, так сказать, омрачения. Много я заставил вас
перестрадать, Родион Романыч. Я не изверг-с. Ведь понимаю же и я, каково
это все перетащить на себе человеку, удрученному, но гордому, властному и
нетерпеливому, в особенности нетерпеливому! Я вас, во всяком случае, за
человека наиблагороднейшего почитаю-с, и даже с зачатками великодушия-с,
хоть и не согласен с вами во всех убеждениях ваших, о чем долгом считаю
заявить наперед, прямо и с совершенною искренностью, ибо прежде всего не
желаю обманывать. Познав вас, почувствовал к вам привязанность. Вы, может
быть, на такие мои слова рассмеетесь? Право имеете-с. Знаю, что вы меня и с
первого взгляда не полюбили, потому, в сущности, и не за что полюбить-с. Но
считайте как хотите, а теперь желаю, с моей стороны, всеми средствами
загладить произведенное впечатление и доказать, что и я человек с сердцем и
совестью. Искренно говорю-с.
почувствовал прилив какого-то нового испуга. Мысль о том, что Порфирий
считает его за невинного, начала вдруг пугать его.
нужно, - продолжал Порфирий Петрович; - я думаю, даже и лишнее. Да и вряд
ли я смогу-с. Потому, как это объяснить обстоятельно? Первоначально слухи
пошли. О том, какие это были слухи и от кого и когда... и по какому поводу,
собственно, до вас дело дошло, - тоже, я думаю, лишнее. Лично же у меня
началось со случайности, с одной совершенно случайной случайности, которая
в высшей степени могла быть и могла не быть, - какой? Гм, я думаю, тоже
нечего говорить. Все это, и слухи и случайности, совпало у меня тогда в
одну мысль. Признаюсь откровенно, потому если уж признаваться, так во всем,
- это я первый на вас тогда и напал. Эти там, положим, старухины отметки на
вещах и прочее, и прочее - все это вздор-с. Таких штук сотню можно начесть.
Имел я тоже случай тогда до подробности разузнать о сцене в конторе
квартала, тоже случайно-с, и не то чтобы так мимоходом, а от рассказчика
особенного, капитального, который, и сам того не ведая, удивительно эту
сцену осилил. Все ведь это одно к одному-с, одно к одному-с, Родион
Романыч, голубчик! Ну как тут было не повернуться в известную сторону? Изо
ста кроликов никогда не составится лошадь, изо ста подозрений никогда не
составится доказательства, ведь вот как одна английская пословица говорит,
да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со страстями
попробуйте справиться, потому и следователь человек-с. Вспомнил тут я и
вашу статейку, в журнальце-то, помните, еще в первое-то ваше посещение в
подробности о ней говорили. Я тогда поглумился, но это для того, чтобы вас
на дальнейшее вызвать. Повторяю, нетерпеливы и больны вы очень, Родион
Романыч. Что вы смелы, заносчивы, серьезны и ... чувствовали, много уж
чувствовали, все это я давно уж знал-с. Мне все эти ощущения знакомы, и
статейку вашу я прочел как знакомую. В бессонные ночи и в исступлении она
замышлялась, с подыманием и стуканьем сердца, с энтузиазмом подавленным. А
опасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи! Я тогда поглумился, а
теперь вам скажу, что ужасно люблю вообще, то есть как любитель, эту
первую, юную, горячую пробу пера. Дым, туман, струна звенит в тумане.
Статья ваша нелепа и фантастична, но в ней мелькает такая искренность, в
ней гордость юная и неподкупная, в ней смелость отчаяния; она мрачная
статья-с, да это хорошо-с. Статейку вашу я прочел, да и отложил, и... как
отложил ее тогда, да и подумал: "Ну, с этим человеком так не пройдет!" Ну,
так как же, скажите теперь, после такого предыдущего не увлечься было
последующим! Ах, господи! да разве я говорю что-нибудь? Разве я что-нибудь
теперь утверждаю? Я тогда только заметил. Чего тут, думаю? Тут ничего, то
есть ровно ничего, и, может быть, в высшей степени ничего. Да и увлекаться
этак мне, следователю, совсем даже неприлично: у меня вон Миколка на руках,
и уже с фактами, - там как хотите: а факты! И тоже свою психологию
подводит; им надо позаняться; потому тут дело жизни и смерти. Для чего я
вам теперь все это объясняю? А чтобы вы знали и с вашим умом и сердцем не
обвиняли меня за мое злобное тогдашнее поведение. Не злобное-с, искренно
говорю-с, хе-хе! Вы что думаете: я у вас тогда не был с обыском? Был-с,
был-с, хе-хе, был-с, когда вы вот здесь больной в постельке лежали. Не
официально и не своим лицом, а был-с. Да последнего волоска у вас, в
квартире, было осмотрено, по первым даже следам; но - umsonst! Думаю:
теперь этот человек придет, сам придет, и очень скоро; коль виноват, так уж
непременно придет. Другой не придет, а этот придет. А помните, как господин
Разумихин начал вам проговариваться? Это мы устроили с тем, чтобы вас
взволновать, потому мы нарочно и пустили слух, чтоб он вам проговорился, а
господин Разумихин такой человек, что негодования не выдержит. Господину
Заметову прежде всего ваш гнев и ваша открытая смелость в глаза бросилась:
ну как это в трактире вдруг брякнуть: "Я убил!" Слишком смело-с, слишком
дерзко-с, и если, думаю, он виноват, то это страшный боец! Так тогда и
подумал-с. Жду-с! Жду вас изо всех сил, а Заметова вы тогда просто
придавили и... ведь в том-то и штука, что вся эта проклятая психология о
двух концах! Ну, так жду я вас, смотрю, а вас бог и дает - идете! Так у
меня и стукнуло сердце. Эх! Ну зачем вам было тогда приходить? Смех-то,
смех-то ваш, как вошли тогда, помните, ведь вот точно сквозь стекло я все
тогда угадал, а не жди я вас таким особенным образом, и в смехе вашем
ничего бы не заметил. Вот оно что значит в настроении-то быть. И господин
Разумихин тогда, - ах! камень-то, камень-то, помните, камень-то, вот еще
под которым вещи-то спрятаны? Ну вот точно вижу его где-нибудь там, в
огороде, - в огороде ведь говорили вы, Заметову-то, а потом у меня-то, во
второй раз? А как начали мы тогда эту вашу статью перебирать, как стали вы
излагать - так вот каждое-то слово ваше вдвойне принимаешь, точно другое
под ним сидит! Ну вот, Родион Романыч, таким-то вот образом я и дошел до
последних столбов, да как стукнулся лбом, и опомнился. Нет, говорю, что это
я! Ведь если захотеть, то все это, говорю, до последней черты можно в
другую сторону объяснить, даже еще натуральнее выйдет. Мука-с! "Нет, думаю,
мне бы уж лучше черточку!.." Да как услышал тогда про эти колокольчики, так
весь даже так и замер, даже дрожь прохватила. "Ну, думаю, вот она черточка
и есть! Оно!" Да уж и не рассуждал я тогда, просто не хотел. Тысячу бы
рублей в ту минуту я дал, своих собственных, чтобы только на вас в свои
глаза посмотреть: как вы тогда сто шагов с мещанинишкой рядом шли, после
того как он вам "убийцу" в глаза сказал, и ничего у него, целых сто шагов,
спросить не посмели!.. Ну, а холод-то этот в спинном мозгу? Колокольчики-то
эти, в болезни-то, в полубреде-то? Итак, Родион Романыч, что ж вам после
того и удивляться, что я с вами тогда такие штуки шутил? И зачем вы сами в
ту самую минуту пришли? Ведь и вас кто-то как будто подталкивал, ей-богу, а