даже комплименты, не имело никакого значения.
лицо, золотистая кожа которого была густо усеяна веснушками. Вот только
по-прежнему рыжеватые волосы были непривычно предельно коротко подстрижены в
соответствии с последними требованиями моды, а над верхней губой тянулась
узенькая опрятная полоска усов, придававшая широкой прорези рта еще более
угрожающий вид. Новые линии прорезали это странное выразительное лицо,
протянувшись от крыльев носа к уголкам губ. У внешних уголков глаз виднелись
маленькие сеточки морщинок, однако сами эти глаза ничуть не изменились.
Бледно-голубые, немигающие, плоские, как камни, они оставались единственной
неменяющейся чертой на необычайно подвижном лице.
была холодной и жесткой. Дайна ощутила твердое прикосновение профессионала.
слегка наклонил голову, и яркие блики заиграли на его веснушчатых щеках, а
краска вдруг отлила от его глаз. Они сделались совершенно бесцветными, и у
Дайны появилось жуткое впечатление, что это просто две дыры, пробуравленные
в черепе, сквозь которые проглядывал влажный, пульсирующий мозг.
держа ее на расстоянии вытянутой руки. Окасио был одет в рыжеватый
шерстяной, явно сшитый у портного, костюм, из-под которого выглядывали
бледно-желтая шелковая рубашка и узкий галстук в цветную полоску. В петлице
у него торчала желтая гвоздика. Все это время возле него стояла высокая
худая блондинка в атласном наряде персикового цвета лишь чуть-чуть больше
чем это следовало обнажавшем ее выпирающую вперед грудь. В руках блондинка
держала накидку из лисьего меха и красно-коричневую сумочку из кожи ящерицы.
обрубок пальцем вдоль усов. Вдруг его лицо погрустнело. - А может быть
просто время. Это было, - он ловко щелкнул пальцами, - постой-ка, лет
двенадцать назад. Я прав? Да-да, я отлично помню. Двенадцать лет назад. Мы
впервые встретились в ресторане в Гарлеме. Не припоминаешь, chica? Ты была
такой молоденькой тогда. И ты была вместе с кем-то. Как же его звали?
Знаешь, - продолжал он, глядя несколько огорченно, - я хоть убей не могу
вспомнить имя...
помнишь меня. - Он слегка поклонился. - Необычайно польщен. - Однако
физиономия его почти сразу вытянулась. - К сожалению, нам тогда не удалось
стать близкими друзьями, как мне того хотелось. - Он поднял вверх
указательный палец. - Однако даже тогда, linda, я мог предсказать тебе
большое будущее! Правда, я не вру. В тебе было что-то особенное... Я не
знаю, как объяснить это словами, особенно по-английски. Если б мы смогли
познакомиться поближе, провести вместе больше времени... Я так рад за тебя!
- Он взял ее пальцы в свои, поднес их к губам и поцеловал. - Бравурное
представление, linda! Поистине так.
фразу.
блеснув длинными желтыми зубами. - У меня, можно сказать, всего один клиент
- мэр города Нью-Йорка. - Запрокинув голову, он расхохотался пронзительно,
как попугай-ара. - Ты должна заехать ко мне в офис, пока будешь здесь, если
у тебя, конечно, найдется время. Нет, нет. Я настаиваю. Посмотришь, как мы
работаем. Ха-ха! Я уверен, тебе понравится, chica, о да! Однако я вижу, тебя
зовут. Важные дела не дремлют, я думаю, ну что ж, иди. Я еще найду тебя
перед уходом. - Он послал ей воздушный Поцелуй. Adios, linda! - И покачал
головой, когда она скрылась из виду в плотных джунглях вспотевших тел.
современном кино. Она устраивает представление поразительной сложности,
объединяющее таинственность, сексуальность, беззащитность и - как ни
странно, тут нет никакого противоречия - своего рода браваду, прежде
присущую исключительно мужским исполнителям...?, боже мой!..
Господи! Рубенс рассмеялся.
сидит как на иголках.
зеркале темные, оливковые глаза телохранителя.
сейчас. - Она вновь стала читать вслух статью в ?Тайме?.
политического пиратства. Сюжет, сам по себе, является продуктом времени, но
- будьте осмотрительны! - это вовсе не приключенческий боевик по своей сути.
?Апокалипсис наших дней? Френсиса Копполы. Однако там, где мистеру Копполе
не удалось до конца счистить с войны налет героизма и продемонстрировать ее
внутренности, Марион Кларк, сотрудничавший с Мортоном Дугласом в
написании ?Хэтер Дуэлл?, открывает нам слой за слоем часовой механизм
терроризма и пугающее зрелище, которое он собой представляет.
продемонстрированного мисс Уитней, картина была бы обречена на провал. Ибо
она твердое ядро, противостоявшее урагану насилия. Если бы она исполнила
свою роль неубедительно, фильм просто не состоялся бы.
подлинных высот...?
огни Манхэттена, Мелькавшие за окном. Они постепенно сливались в яркое
пятно, мало-помалу выкристаллизовавшие из себя золотую статуэтку с
целомудренно сложенными словно в молитве руками. Но пока она владела ей
только в своем воображении. ?Скоро, - подумала Дайна, - она станет
реальностью и в действительности?.
***
слышала несколько слов, связанных воедино, и, как это обычно бывает с
медицинскими терминами, они не объяснили ей ровным счетом ничего. Доктор
показался Дайне марсианином, пытающимся говорить с ней на своем языке. ?Они
все одинаковы в этом?, - подумала она. Доктора чувствуют себя гораздо более
спокойно, когда никто не понимает, что они говорят: тогда меньше шансов быть
осужденным за преступную небрежность.
рака, только хуже. ?Что может быть хуже рака? - недоумевала она. -
Неизлечимой болезни?? То, чем болела Моника, так же невозможно было
вылечить. Ее состояние ухудшалось с каждым днем.
сказал молодой доктор с гладко выбритым лицом. Он обладал искусственной
улыбкой стюардессы и запавшими глазами ветерана войны. Он постоянно испускал
глубокие, печальные вздохи, когда думал, что его никто не видит. - Я не
хочу, чтобы вы испытали шок, увидев ее теперь. - Они стояли перед закрытой
дверью палаты Моники. - Будьте готовы к тому, что она выглядит не так, как
прежде, и постарайтесь не испугаться. - Он потрепал ее по плечу и оставил в
одиночестве.
рождаются с таким талантом. Она слышала приглушенные шаги, шепот, скрип
провозимой мимо тележки, короткие сдавленные рыдания. Однако все это было
позади нее, а впереди - умирающая Моника.
Дайне очень тяжелой. Затаив дыхание, девушка вошла в палату.
трубки. В местах уколов на руках виднелись черные синяки. Моника,
по-видимому, спала и во сне выглядела почти мертвой. На ее лице появились
провалы, которых не было прежде. Казалось, что кто-то изнутри снимает мясо с
ее костей.
ощутив присутствие дочери, открыла глаза.
зловещие предостережения врача, они были прежними, полными сухого юмора,
насмешливыми и сердитыми, как у Моники десятилетней давности. ?Ублюдок врач,
- подумала Дайна. - Он смотрит только на внешность. Внутри ее ничто не
изменилось?.
Гейст. - Последняя фраза прозвучала скорее как утверждение, чем вопрос. Она
посмотрела на свою руку, лежавшую поверх тонкого одеяла и поежилась. - Мне
холодно, - прошептала она.
она подогнула его ей под подбородок. Моника, подняв руку, сжала ладонь
дочери.
голос становился то громче, то тише в такт биению пульса у нее в горле. - Я
поступила так, как считала правильным.
вместе с папой. - Одна часть ее сознания кричала: ?Как ты можешь говорить об
этом сейчас??, но другая, большая, убеждала в том, что это должно быть