восклицая, что ей тяжело только из-за меня. Но уже через секунду она
справилась со своим волнением и сказала с видом скорее торжествующим, чем
удрученным:
нас запугать. Надо играть свою роль до конца. Надо устоять перед бедой,
Трот!
ГЛАВА XXXV
после ошеломительного сообщения бабушки, я предложил мистеру Дику
направиться к мелочной лавке, чтобы воспользоваться кроватью, на которой еще
совсем недавно спал мистер Пегготи. Мелочная лавка находилась на площади
Хангерфордского рынка, а в те времена площадь Хангерфордского рынка была
непохожа на теперешнюю - перед входом в дом находилась деревянная колоннада
(вроде той, какая бывает на старинных барометрах перед домиком с фигурками
мужчины и женщины), весьма понравившаяся мистеру Дику. Удовольствие
проживать над таким сооружением вознаградило бы его, полагаю, за многие
неудобства, а поскольку, в сущности, их было мало, если не считать
упомянутых мной ароматов и крохотных размеров помещения, мистер Дик был
очарован своей комнатой. Правда, миссис Крапп с негодованием объявила ему,
что там и кошку негде повесить, но мистер Дик, усевшись на кровать и
обхватив ногу руками, справедливо заметил, обращаясь ко мне:
Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне!
неожиданных и великих перемен в жизни бабушки. Но, как я и ожидал, он не
имел об этом никакого понятия. Он мог сообщить мне только, что два дня назад
бабушка обратилась к нему с такими словами: "Дик! Вы в самом деле философ,
каким я вас считаю?" На это он ответил, что льстит себя этой надеждой. Тогда
бабушка сказала: "Дик, я разорена". На это он ответил: "Ах, вот как!" А
тогда бабушка горячо его похвалила, чему он очень обрадовался. И затем они
отправились ко мне, а дорогой пили портер и ели сандвичи.
на меня широко открытыми глазами, сидя на кровати и обхватив руками ногу, и,
к стыду своему должен признаться, я попробовал ему объяснить, что это
разорение означает нужду, страдания и голод. Но тут же я горько раскаялся в
своей жестокости: его лицо вдруг побледнело и вытянулось, слезы полились по
щекам, и он устремил на меня такой невыразимо печальный взгляд, что от этого
взгляда должно было смягчиться сердце куда более жестокое, чем мое. Гораздо
легче было привести его в уныние, чем теперь снова развеселить. И тут я
понял (мне следовало сообразить раньше), все его спокойствие проистекало
единственно лишь из того, что он нерушимо верил в самую мудрую, самую
удивительную женщину в мире и безоговорочно полагался на силу моего ума.
Такой ум, по его мнению, мог справиться с любыми несчастьями, кроме,
пожалуй, смерти.
есть Мемориал...
остается только сохранять беззаботный вид, - бабушка не должна заметить, что
мы думаем об этом.
хотя бы на дюйм с правильного пути, вразумил его одним из тех хитроумных
способов, какие всегда находятся в моем распоряжении. К сожалению, надо
сказать, что страх, который я на него нагнал, был слишком силен, чтобы он
мог его скрыть. В течение всего вечера он следил за бабушкой таким мрачным
взглядом и с таким беспокойством, словно она чахла у него на глазах. Поймав
себя на этом, он старался изо всех сил не качать головой, но зато вращал
глазами так, словно они были заводные, а это было ничуть не лучше. За ужином
я видел, что он смотрит на булку (которая случайно оказалась невелика) таким
взглядом, точно она одна может спасти нас от голода. А когда бабушка
настояла на том, чтобы он ел, как всегда, я подглядел, как он украдкой сует
в карман куски хлеба и сыра, несомненно с единственной целью поддержать нас
этими запасами, когда мы достигнем последней степени истощения.
для всех нас и прежде всего для меня. Она была очень приветлива с Пегготи,
за исключением тех моментов, когда я нечаянно называл ее этим именем, и
держала себя так, словно была дома, хотя я хорошо знал, как неуютно она
чувствует себя в Лондоне. Спать она должна была на моей кровати, а я должен
был лечь в гостиной, оберегая ее покой. Она считала крайне важным находиться
поблизости от реки на случай пожара и в этом отношении, как мне кажется,
была довольна.
напиток, который она обычно пила перед сном.
Принеси мне эля. Полпинты, - сказала бабушка.
непреклонна, и я сам пошел за элем. - Этим удобным случаем воспользовались
Пегготи и мистер Дик, чтобы отправиться в мелочную лавку, так как было уже
поздно. Я расстался с ним, беднягой, когда он с огромным змеем за спиной
стоял на углу улицы, - поистине памятник человеческой скорби.
чепца. Я подогрел эль и по заведенному порядку поджарил гренки. Когда все
было для нее приготовлено, она тоже была готова, - на голове у нее был
ночной чепец и подол капота подобран на колени.
полную ложку приготовленного питья. - И для печени полезнее.
добавила:
придется пить эль, будет превосходно.
гренки с большим удовольствием, в котором не было ни капли притворства.
твоя Баркис мне нравится.
понять, как могла появиться на свет женщина с такой фамилией. Казалось бы,
легче родиться с фамилией Джексон или какой-нибудь другой в этом роде.
тем, что приходится соглашаться. - И все-таки это очень неприятно. Правда,
теперь она Баркис. В этом есть некоторое утешение. Баркис любит тебя больше
всех на свете, Трот.
женщина умоляла меня взять часть ее денег, потому что у нее их слишком
много. Вот дурочка!
первой же минуты я поняла, что она самое нелепое существо, поняла, как
только увидела ее с этим несчастным младенцем - с твоей матерью. Но в ней, в
Баркис, есть много хорошего...
с этим, она снова вернулась к своим гренкам и к нашей беседе.
вы ушли с Диком, Баркис мне все рассказала. Мне все известно. Понятия не
имею, на что могут надеяться эти несчастные девушки. Лучше было бы им
разбить себе голову... об... об каминную доску... - закончила она.
причинить всем столько горя, она должна была как следует подумать! Поцелуй
меня, Трот. Как жалко, что тебе так рано довелось приобрести жизненный опыт.
удержать меня, и сказала:
покраснев, что дальше уж некуда было краснеть.
она очаровательна?
приходило задуматься, глупенькая она или нет. Конечно, я отбросил эту мысль
с возмущением. Тем не менее она поразила меня своей неожиданностью и
новизной.