изумляет, где вы так хорошо изучили жизнь? Но вы правы. В таком случае, как
ваш, самое важное - хорошо поставленный дом. Вы не можете перейти от
Боффинов в такой дом, который вам не подходит, и даже если одной вашей
красоты тут будет мало, то, надо полагать, мистер и миссис Боффин захотят...
все же не отступать и от огорчения стала держаться несколько вызывающе.
приемной дочери, - объяснила она, - если вы это имели в виду. Но,
пожалуйста, никому не говорите об этом.
немыслимо и взволновало все ее чувства. - Не говорить!
сердца, как это называется, и вообще я думаю, что все это пустяки.
этого не надо; разве только в одном смысле, о чем я уже говорила. Все
остальное мне безразлично.
поддразнивая Беллу лукавым взглядом и самой сладкой улыбкой, - ваш муж
должен гордиться и восхищаться вами, и с этим вы ничего поделать не можете.
Вы, может быть, не ищете, чтобы вам понравились, и может быть, не хотите
нравиться, но тут уж ничего не поделаешь, дорогая; вы нравитесь против вашей
воли, так что почему бы вам и не выбрать по своему вкусу, если можно.
самом деле понравилась, не желая этого.
хотя она и предчувствовала, что впоследствии это может наделать вреда, ей
все же не приходило в голову, к каким результатам может привести ее
откровенность, - и она начала:
глаза хватит.
спрашивайте меня.
сделала.
надоедать, пристав как репей к вашим прелестным юбкам, так что его насилу
отцепили?
похвастаться нечем! Но не спрашивайте меня!
лестнице, так что его никто никогда не видит?
пренебрежительно отвечала Белла, - по-моему, ничего подобного за ним не
водится; а что его никогда не видно, так я была бы рада совсем его не
видеть, хотя его так же видно, как и вас. Но я-то, грешная, ему понравилась;
и он еще имел дерзость мне в этом признаться.
сказать, я уверена как раз в обратном.
- и даже проявил красноречие. Я ему высказала, что я думаю о его декларации
и обо всем его поведении, и прогнала его. Конечно, все это было очень
некстати и очень для меня неприятно. Однако это до сих пор остается в тайне.
Это слово дает мне случай заметить, Софрония, что я как-то невзначай
доверила вам тайну: надеюсь, вы о ней никому не расскажете.
нет!
перегнуться и тут же, в коляске, поцеловать Беллу поцелуем Иуды, ибо,
пожимая после этого руку Беллы, она думала: "По твоему собственному
признанию, мне не за что тебя щадить, тщеславная и бессердечная девчонка,
которая зазналась благодаря глупой стариковской прихоти мусорщика. Если мой
муж, пославший меня сюда, задумает какой-нибудь план и наметит тебя в
жертвы, я больше не буду ему мешать". И в эту яже самую минуту Белла думала:
"Почему я всегда в разладе сама с собой? Почему я рассказала, словно по
принуждению, то, о чем должна была молчать? Почему я вздумала дружить с этой
женщиной, вопреки голосу моего сердца?"
домой и обратилась к нему с вопросом. Быть может, если б она обратилась к
другому, лучшему оракулу, результат был бы иной, более удовлетворительный;
но она этого не сделала, и потому дальше все пошло так, как и следовало
ожидать.
ее мучило сильное любопытство: это был вопрос, следит ли за ним и секретарь,
и замечает ли он в нем ту верную и неуклонную перемену, какую подметила она?
С Роксмитом она почти не разговаривала, поэтому ей было очень трудно это
узнать. Теперь их разговоры не выходили за пределы соблюдения самых
необходимых приличий в присутствии мистера и миссис Боффин; а если Белла
случайно оставалась наедине с секретарем, он немедленно выходил из комнаты.
Читая или занимаясь рукоделием, она старалась угадать его мысли по выражению
лица, поглядывая на него украдкой, но ничего не могла разобрать. Вид у него
был подавленный, однако собой он выучился владеть превосходно, и когда
мистер Боффин резко говорил с ним при Белле или как-нибудь иначе проявлял
себя с новой стороны, на лице секретаря нельзя было прочесть ровно ничего,
словно на стенке. Слегка сдвинутые брови, выражавшие одно только
сосредоточенное, почти механическое внимание, губы, сжатые, быть может, для
того, чтобы скрыть презрительную улыбку, - вот что она видела с утра до
ночи, изо дня в день, из недели в неделю, - однообразным, неизменным,
застывшим, как у статуи.
чем она и горевала со свойственной ей пылкостью, получилось так, что,
наблюдая за мистером Боффином, она постоянно наблюдала и за секретарем.
чтобы вот это не произвело на него никакого впечатления?" Такие вопросы
Белла задавала себе столько же раз в день, сколько в нем было часов.
Невозможно узнать. Всегда одно и то же застывшее лицо.
две сотни в год?" - думала Белла. И потом: "А почему же и нет? Вопрос
просто-напросто сводится к тому, кто чего стоит. Думаю, что я и сама продала
бы свой характер, поступилась бы им, если б мне за это дали подороже". И
снова она приходила в разлад с самой собою.
иного рода. Прежнее простодушное выражение скрывалось теперь под маской
хитрости, которая не позволяла разглядеть даже и добродушие. Даже улыбка его
стала хитрой, словно он изучал улыбки на портретах скряг. За исключением
редких вспышек раздражения или грубых хозяйских окриков, его добродушие
по-прежнему оставалось при нем, но оно имело теперь неприятный оттенок
подозрительности; и хотя в его глазах порою искрился смех и все его лицо
улыбалось, он вечно сидел, обхватив колени руками, словно ему хотелось
уберечь себя от кого-то, и он всегда был настороже, чтобы его как-нибудь не
украли.
неизбежно должно наложить отпечаток и на нее самое, Белла пришла к выводу,
что между всеми ними нет ни одного искреннего и правдивого лица, кроме лица
одной только миссис Боффин. Оно стало ничуть не менее искренним оттого, что
сделалось менее лучезарным, чем встарь, правдиво отражая в своей тревоге и
печали каждую новую черточку, каждую перемену в Золотом Мусорщике.
его комнате и они с секретарем просматривали какие-то счета, - я трачу
слишком много денег. По крайней мере вы тратите слишком много моих денег.
почти равнялся обвинению во лжи. Но секретарь даже бровью не новел.
допущу.
Я не собираюсь швырять деньги зря для вашего или чьего бы то ни было
удовольствия. Вам бы это тоже не понравилось, будь это ваши деньги.
не должно нравиться. Ну вот! Я не хотел быть грубым, но вы меня рассердили,
да и в конце концов я тут хозяин. И останавливать я вас не хотел, прошу
прощения. Так что говорите, только не противоречьте мне. Вам никогда не
попадалась жизнь Элвса, - вернулся он, наконец, к своей излюбленной теме.
вам приходилось читать о нем?