Гуляев.
Николаевич, но они давным-давно изгнаны из органов. Кое-кто даже
расстрелян. Что же касается Неймана...
металл и зеленое стеклышко? Успел попользоваться? У него вы это все и
забрали? Ловко!
кончать это дело приходится нам. Курган эти молодцы, что принесли диадему,
снесли бульдозером. Научил их кто-то или случайно это вышло, пока неясно.
Погребальный инвентарь весь у нас. Говорят, правда, что, может быть, есть
там и вторая, боковая камера, вот сегодня-завтра приедут специалисты и
тогда все окончательно прояснится. А сейчас вам казначей принесет деньги и
вещи. Берите и идите домой. Там все в полном порядке. Ключ - вот. Советую
лечь и никуда больше не ходить, отдохнуть.
даже по-дружески, - поморочили мы друг другу голову, а?..
Неймана тоже плохо не думайте, он ведь все это и принес нам. И тех
кладоискателей арестовал и привел под револьвером в илийское отделение
милиции. Если бы не он, мы бы и до сих пор плутали в потемках.
почему же тогда...
улице. Она была совершенно пуста, но всю эту сторону ее занимал Большой
дом с сотнями окон и занавесок, и за каждой занавеской, конечно, были
люди. Он шел медленно, не оглядываясь, мимо сотен скрытых глаз. Прошел
улицу до конца, пересек ее, поднялся по крошечной площади с памятником в
шинели и завернул в сосновый парк. В парке тоже никого не было. Только
сторож шаркал метлой возле узорчатых деревянных ворот, выгребая семечки и
конфетные обертки. Лесная тишина и прохлада обняла его, только он вступил
в аллею. Тут пахло хвоей и накаленным песком. На площадках под ветерком
покачивались расписные деревянные кони-драконы, все в разводах и
ожерельях, в красных и черных яблоках. Посредине площадки в беседке кто-то
похрапывал. Боже мой! До чего же тих и спокоен мир! Он отыскал скамейку
поодаль, сел, откинулся на спинку и почувствовал, как мелким комариным
звоном дребезжит голова. "Не хватало еще разболеться", - подумал он и
вдруг понял, что смертельно, может быть на всю жизнь, устал.
Потом оглянулись на него, остановились и зашептались. Очевидно, что-то в
нем было такое, что привлекало их жадное мальчишеское любопытство. Ведь
нет людей на свете более приметливых, чем они! Но его и мальчишки сейчас
раздражали.
потом поднялся и пошел.
оркестр и стояла дощатая эстрада. На ней иллюзионисты показывали
фокусы-покусы и пел пионерский хор. Здесь постоянно назначались встречи.
Здесь дрались и танцевали. А сейчас было тихо и пустынно. Он посмотрел на
мягкий песочек и подумал: "Эх, сейчас босиком бы по этому песочку, да по
камешкам, да по хвое - хорошо!" И вдруг перед собой увидел телефонную
будку. Боже мой, как же он мог забыть! Он вскочил в кабину, опустил монету
и назвал номер Лины. Его соединили, но телефон не отвечал. Он постоял,
подождал, подумал, что да, время-то он выбрал неудобное, это рабочие часы,
а служебного телефона он не знает, придется ждать до четырех часов! А что
он будет делать это время? И тут вдруг детский голосок сказал ему:
положил трубку. Он еще с минуту постоял, плохо соображая, что же ему
надлежит теперь делать. Потом тихонько повесил трубку, повернулся и пошел.
И увидел прямо перед собой Неймана. И пошел на него.
него все дрожало и ухало. И так поламывало позвоночник, что он, сам не
замечая того, выгибался, как от боли.
это. О Полине Юрьевне хотел вам рассказать. С освобождением поздравить.
Если нужно, домой свести, в лавочку сбегать. Деньги-то вам отдали?
столом, заставленным телефонами и чернильницами, Зыбин увидел, какой же он
неказистый. Так, воробышек, местечковый еврейчик, чеховский персонаж,
Ротшильд со скрипкой.
кто говорил? Прокурор? А-а! А Гуляев был при этом?
При чем тут Лина? Здесь она или нет? Свободна она или нет? Но особенно его
поразило лицо Неймана, его глаза. Они сейчас были по-человечески просты и
печальны. Но не было в них выражения того скрытого ужаса, который Зыбин
приметил в первые же минуты их разговора месяц назад.
сказать, почти ничего. А по нынешним временам даже и вовсе ничего. Просто
отстранен от всех дел - не больше. - Он помолчал. - Положение, конечно,
нелепое: всех, кто работал со мной, взяли, а вот на мне что-то
задержались. Почему? Непонятно. Ладно! Пойду администратором на
киностудию. Ну, конечно, еще могут сто раз одуматься и забрать. Я бы,
например, этому нисколько не удивился. - Он вдруг поглядел на Зыбина и
засмеялся.
голенькая, голенькая вы! Ничего у вас ни на себе, ни при себе - ни
профессии, ни специальности, один клочок бумажки, чтобы прикрыть срам. -
Он засмеялся. - Ну, положим, у ней-то еще есть что-то при себе: ведь
молодая, красивая, а я вот действительно голенький, старый жидок! Даже и
бумажонки не выдали. Иди, жди, что будет.
следовательнице.
выдумала, то молодчина. Она в Москве сейчас.
ты и запил. Постоянная ваша история!"
тоже вроде вашего ареста?
действительно им принес. Мне ларечница его дала. Видно, с перепугу, что
ли. Или думала, что я и так все знаю. Ну а я прямо к этим голубчикам.
Тепленькими их прихватили. Они и отрекаться не стали, сразу все показали и
отдали.
не особо мне верится, что из-за этого. Нет, тут еще что-то было.
Золото-то, конечно, золотом, а...
перешерстили. Только трое нас и осталось. Ну и освободили кое-кого.
монаршая милость. И многих отпустили?
Помните: "Вчера я отворил темницу воздушной пленницы моей". Значит, пришло
благовещенье и выпустили птичку-синичку - арестанта Зыбина. Здорово! - Он
посмотрел на Неймана и рассмеялся. - Слушайте, а тут зайти нам некуда?
смотрите, что палатка, в ней для чистых покупателей специальная комната
сзади, мы ее и организовали. Сюда и ваш сотрудник Корнилов иногда ныряет.
Может, еще и сегодня зайдет. Видел я его, тут в парке он шатался.