клянется, что обожает петь Ворона, что за диктат! он мРммечтаРаал об
этой песне, он, может, и в Израиль собралсЯ и едет, чтоб по пути (в
МРммРмоскве) с кемРнибудь спеть!
дит кружащую в небе черную птицу, он плакать готов, как гениально она
вьется! МРммРмагия!
ет: С А ты попробуй петь один. Один споешь?
мой жене, котораЯ гдеРто под ТельРАвивом учитсЯ говорить на Языке проро-
ков С она вместе с сыном, милая, любимая, родная, но без своего Леонти-
яРХайма, завтра они воссоединятся!
руки, ведут С Я слаб, измучен, чтоРто лепечу, но эти двое влили в менЯ
полстакана водки: вперед, вперед, общага ждет!
вдоль Ярких палаток, киосков, комков, всех этих свежих вагончиков и
распродаж на развалах, берЯ на выбор красивые бутылки, дорогие колбасы,
сыр на закусь. Леонтий ищет селедку: он хочет попрощатьсЯ с Россией на-
целенно и конкретно, поблюдно, С говорит он. Поблядно? С грозит ему сме-
ющийсЯ Вик Викыч.
ледкой пошлем баб, как только у них расположимся... А что за бабы?
ло сердце. Я увидел фасад и знакомый разброс окон, занавески.
себе домой! Не узнал, что ли, служивый?
кут меня.
не?.. Ну, ты, салага, даешь! С уже на ходу растолковывает Викыч, надви-
гаясь на афганца. А Леонтий, придерживаЯ меня, другой рукой выдергивает
из кармана денежку (не вижу, но слышу ее хруст) и сует второму. Я только
слабо улыбаюсь. Мне трудно передвинуть ногу. Ступенька крута. Но
вдруг... Я лечу. Леонтий и Вик Викыч подхватили под руки и на порыве
вносят менЯ в дом через крутизну ступенек у входа. (НежданноРнегаданно
закончилось мое изгнание. Как бы скостили срок, с возвращеньицем Вас ,
Петрович.) Оба гогочут С а Я, висящий на их руках, слабый, раскрыв рот,
продолжаю ощущать полет. Ощущать, что счастлив. Торжественный въезд.
вартирном этом доме (в гостях у меня), так что теперь мы и впрямь сразу
направляемсЯ к сестрам, Анастасии и Маше. ТПочти как ЦветаевыУ, С пояс-
няю Я, и пьяноватый Леонтий тотчас делаетсЯ перевозбужден, это Россия,
это она дает ему красивый знак, чтобы, прощаясь, запомнил!
Я остерегаю: да, да, АнастасиЯ и Маша любят людей
денежных, любят, чтобы у них ТгуделиУ, попиваЯ винцо. Но
(внимание!), как и многие женщины такого склада, сестры
неосознанно (невольно) будут ждать ближе к ночи некоего
приключения, выяснениЯ кто с кем, а то и легкого
мордобоя. (В запасниках моей памяти картинка, когда
подвыпившаЯ женщина Люба лупит хахалЯ по щекам, а
сестры, успокаивая, крепко держат его за руки.) У них
две комнаты. БольшаЯ длЯ застольЯ и крохотная, где еле
втиснуты две их кровати. Я также напоминаю, что
АнастасиЯ и Маша великолепно жарят блинцы!..
с разинутым ртом; слаб и счастлив.
в зубах у нас бутылки и свертки. АнастасиЯ нам рада. Маша сейчас придет
и тоже будет рада. Но знаешь, чего нет? С говорит Анастасия. С дрожжами
затеЯ долгая, а скоростной, блинной муки уже нет. ТСейчас будет!У С и
рванувшийсЯ на улицу Леонтий приносит (как раз к приходу Маши) четыре
огромных пакета. Общее ликование! На шум подошли еще женщины, две из них
с девятого этажа, довольно красивые. Леонтий пускает слюну, не зная, на
ком остановить глаза. А менЯ клонит, Я сплю, Я едва держу голову С так
ослабел.
рых не зрЯ говорят. Он скромный провинциал, рядовой заводской инженер,
но ведь и он красоту понимает! ТЦветаевы, это кто?У С потихоньку спраши-
вает он меня, заодно пополняЯ образование. Он нацелилсЯ на грудастую Лю-
бу Николаевну, текстильщицу, и шепчет мне на ухо, мол, вырос в глуши,
крестьянский вкус!
расной отдельной квартире! С весело пророчил Викыч, обдаваЯ нас через
стол водочным дыханием. (А меж тем умер на улице, жить ему оставалось
месяц.)
Леонтий.
не могу, мне бы на стуле удержаться.
надрывом, теперь это надолго С теперь пошлоРпоехало! Маша и Анастасия,
обе расчувствовались. Вик Викыч, на боевом взводе, уже думает, как по-
полнить запасы, да и женщины вокруг него из тех, что умеют выпить (еще и
косятсЯ на быстро пустеющий стол). Как медленно тянетсЯ времЯ у больных;
и как резво летит оно у здоровых! С думалось мне.
тянуло в коридоры. МенЯ манила, зазывала коридорнаЯ прохлада. (Ощутить
полноту возвращения.) Но как идти, если слаб, С пойдут ли ноги?..