человек, как инициативный делец, как шеф старинного торгового дома или,
наконец, как публичный оратор, - виделись ему в тени, в качестве
однородной массы, - только тогда он чувствовал необходимую уверенность, то
слепое опьяненье "игрой", которому он был обязан всеми своими успехами.
Более того, со временем только в этом хмельном состоянии лицедейства он
стал чувствовать себя сносно. Произнося тост с бокалом в руке, любезно
улыбаясь, изящно жестикулируя, поражая сотрапезников своим красноречием,
развязывая всеобщее веселье, он, несмотря на свою бледность, походил на
прежнего Томаса Будденброка; сохранять самообладание в минуту молчаливого
бездействия ему было много труднее. В такие минуты им овладевали сомнения,
усталость и недовольство собой, взгляд его делался тусклым, он переставал
управлять мускулами лица, утрачивал привычную осанку. Его существо
наполняло тогда одно желание - поддаться этому расслабленному унынию,
потихоньку уйти и дома прижаться головой к прохладной подушке...
дочери: Эрика, которую тоже ждали, побывала днем в тюрьме у своего супруга
и, чувствуя себя, как всегда после этих посещений, усталой и расстроенной,
предпочла остаться дома.
весьма удрученном душевном состоянии, и обсуждала вместе с родственниками
вопрос, когда можно будет, с некоторыми надеждами на успех, подать в сенат
просьбу о помиловании. Все трое сидели в маленькой гостиной подле круглого
стола, над которым висела большая газовая люстра. Герда Будденброк, так же
как и золовка, сидевшая напротив нее, занималась рукоделием. Сенаторша
склонил а свое прекрасное белое лицо над вышиванием, и волосы ее в свете
лампы отсвечивали темным золотом; г-жа Перманедер с пенсне на носу,
надетым так криво, что оно безусловно не достигало цели, заботливо
прилаживала большой атласный бант необыкновенно красного цвета к крохотной
желтой корзиночке - подарок ко дню рождения знакомой даме. Сенатор,
скрестив ноги, сидел немного поодаль, в широком мягком кресле с выгнутой
спинкой и читал газету, время от времени затягиваясь русской папиросой и
пропуская сквозь усы светло-серые столбики дыма...
засвежевший воздух. Сидя у стола, они видели, как над серыми островерхими
крышами домов на противоположной стороне улицы сквозь медленно плывущие
облака проглядывают звезды. Напротив, в цветочной лавке Иверсена еще горел
свет. Вдали, на тихой улице, кто-то очень неискусно играл на гармонике -
верно, один из конюхов извозопромышленника Данкварта. Впрочем, иногда за
окнами становилось шумно. Это кучка матросов, в обнимку, с пением, с
трубками в зубах, перекочевывала из одного сомнительного портового
заведения в другое, еще более сомнительное. Их громкие голоса и тяжелые,
неверные шаги постепенно замирали в соседнем переулке.
рукою лоб и глаза.
Читая их, я всегда вспоминаю, как дедушка отзывался о плохо приготовленных
и непитательных блюдах: "Оскомину набивают, и только". Просмотришь все за
пять минут и ничего, кроме скуки, не вынесешь...
работу на колени и глядя на брата. - Что в них можно вычитать? Я всегда
говорила, еще совсем молоденькой дурочкой: эти "Городские ведомости" -
жалкий листок. Я, конечно, их тоже читаю, потому что ничего другого нет
под рукой... Но, по правде говоря, сообщения вроде того, что оптовый
торговец и консул имярек собирается справлять свадьбу, не так-то уж
захватывающе интересны. Нам следовало бы почитать другие газеты,
"Гартунгские известия", выходящие в Кенигсберге, или "Рейнскую газету".
Там найдется...
руки газету и стала небрежно пробегать ее глазами, как вдруг взгляд ее
упал на коротенькую заметку в пять-шесть строк... Она онемела, поправила
пенсне, рот ее медленно раскрылся... дочитала заметку до конца и,
схватившись руками за обе щеки так, что локти ее оттопырились, испустила
вопль ужаса.
проглядеть?.. Ужасно!.. Несчастная Армгард! Подумать только, что ей
пришлось пережить...
И г-жа Перманедер, трепеща от волнения, дрожащим гортанным голосом,
подчеркивая роковой смысл каждого слова, прочитала вслух сообщение из
Ростока о том, что владелец имения Пеппенраде Ральф фон Майбом прошедшей
ночью застрелился в своем кабинете. "Поводом для самоубийства, видимо,
явились денежные затруднения. Г-н фон Майбом оставил жену и троих детей".
взглянула на брата и невестку жалобными, растерянными глазами.
теперь, поверх ее головы, всматривался через раздвинутые портьеры в сумрак
большой гостиной.
вполголоса, медленно и насмешливо: - Ну что ж! Дворянская повадка!..
пальцев кончик уса, находилась в странном противоречии с оцепенелой
неподвижностью его устремленного в пустоту тусклого взгляда.
высказывала относительно дальнейшей судьбы бедняжки Армгард, так же как не
замечал, что Герда, не поворачивая головы, пристально и настороженно
смотрит на него своими близко посаженными карими глазами с голубоватыми
тенями в уголках.
2
Иоганна так же угрюмо и безнадежно, как он смотрел на остаток своего
жизненного пути. Сделать это ему не позволял родовой инстинкт, врожденный
и привитый воспитанием интерес к истории семьи, равно обращенный к ее
прошлому и будущему. И кроме того, разве его друзья, знакомые, сестра
Тони, даже дамы Будденброк с Брейтенштрассе не смотрят на мальчика с
любопытным, ласковым ожиданием, которое живит и его отцовское сердце?
Сенатор с удовлетворением замечал, что если давно уже поставил крест на
себе, то для своего маленького наследника он еще способен радостно грезить
о деловых успехах, об усердной работе, о стяжании богатства, мощи, почета,
- в сущности только это и наполняет его постылую, искусственную жизнь
теплом, заботой, страхом и надеждою.
наблюдать возврат старых дней - дней прадеда Ганно? Неужто эта надежда
совсем, совсем, неосуществима? Он почитает музыку личным своим врагом, но,
может быть, она совсем не так страшна? Конечно, любовь мальчика к
импровизациям свидетельствует о его не совсем обычных склонностях, - но
вот, например, в регулярных занятиях с г-ном Пфюлем он не очень-то
преуспел. Музыка... Какие же тут могут быть сомнения - это влияние матери,
и ничего нет удивительного, что в раннем детстве оно возобладало над
другими влияниями. Но теперь уже пришла пора, когда у отца появляется
возможность воздействовать на сына, сблизиться с ним, своим мужским
влиянием изгладить следы женского воспитания. И сенатор твердо решил не
упускать этой возможности.
граф Мельн, с большим трудом и двумя переэкзаменовками - по арифметике и
географии - перешел в четвертый класс. Решено было, что впредь он будет
посещать реальное училище, ибо ему - это само собой разумелось - со
временем предстоит сделаться коммерсантом и шефом фирмы. На вопросы,
чувствует ли он тяготение к будущей своей профессии, Ганно отвечал коротко
и немного робея: "Да", - только "да", без каких-либо добавлений; и когда
сенатор дальнейшими настойчивыми вопросами пытался расшевелить,
разговорить его, эти попытки почти всегда кончались неудачей.
младший кончил гимназию и университет. Но фирме нужен был наследник. И к
тому же сенатор еще полагал, что оказывает благодеяние мальчику, избавляя
его от нудных занятий греческим языком. Он считал, что Ганно с его
частенько затрудненным восприятием, мечтательной рассеянностью и
физической хрупкостью, нередко заставляющей его пропускать школьные
занятия, кончит реальное училище легче, с меньшим напряжением и с лучшими
успехами. Если маленькому Иоганну Будденброку суждено будет со временем
стать тем, к чему он призван и чего ждут от него родные, то прежде всего
следует укреплять и поддерживать его не слишком крепкий организм - с одной
стороны, избегая перенапряжения сил, а с другой - закаляя его разумными
физическими упражнениями.
слегка прикрывавшими его уши, с длинными темными ресницами и
золотисто-карими глазами, несмотря на свой копенгагенский матросский
костюмчик, как-то странно выделялся на школьном дворе и на улице среди
своих соучеников, в большинстве белокурых и голубоглазых, как юные
скандинавы. За последнее время он очень вытянулся, но его ноги в черных
чулках и руки, выглядывавшие из темно-синих широких рукавов, были
по-девичьи узки и нежны, а в уголках глаз, точь-в-точь как у матери,
залегали голубоватые тени; в этих глазах, в особенности когда он искоса
смотрел на кого-нибудь, появлялось какое-то унылое, отчужденное выражение.
У Ганно была привычка сжимать губы плотно и скорбно, а если в это время он
Флинт Эрик
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Панов Вадим
Браун Дэн
Афанасьев Роман