стране жили?
с узкими вереницами полей. Где-то на них ползал трактор - поднимали зябь.
День выдался солнечный, теплый, вокруг пестрела листьями набирающая силу
осень. Полковник выбрался из машины, потянулся, разминая затекшие мышцы.
выбиты, железные двери кто-то унес вообще, густая крапива поднималась до
середины стен.
на Арчеладзе. Тот лениво махнул рукой:
стоимость?
начальник.- Может, пока вы тут пишете акт, я сгоняю в город, привезу бумаги
и... пообедать пора?
крапиву в дверной проем, оставив их без ответа.
Хорошо, хоть трубу не утащили. Документация на оборудование тоже
потребуется! Что же ты, брат, сразу мне не сказал про эту станцию?- укорил
он начальника.
какие приборы стояли, зачем. Про каждую гаечку расскажи! А ты, Нигрей,
напиши акт. Только профессиональный, понял?
выявил лишний отводок от трубы нефтепровода с фланцем, закупоренным толстой
стальной плитой на тридцати болтах. Тут что-то стояло, возможно, какой-то
массивный агрегат, не имеющий функционального назначения для станции. Когда
же эксперт осмотрел груду металлолома, сваленного в углу, то нашел основание
этого агрегата, точно совпадающего по болтам крепления с фланцем. Он
сохранился лишь потому, что весил пару центнеров и навряд ли мог пригодиться
в хозяйстве. Однако внутренности чугунного изделия были вырваны ломом и, по
всей вероятности, были латунными- осталось уплотнительное кольцо.
частью какого-то клапана, рассчитанного на высокое давление. Полковник
распорядился взять пробы с бетонного пола, со стен, потолка и части агрегата
для металлометрического анализа и, жалея, что находку нельзя увезти целиком,
вышел на улицу.
золотом". Неужели та американская сыскная фирма, что бралась найти
исчезнувшую часть казны, сразу же нашла ее след и потому отказалась
работать, несмотря на хороший процент?
дороге показался "УАЗ". Начальнику нефтеперекачивающей станции дали
подписать акт, и тот тут же развернул походную шашлычницу.
полковника его кавказскую часть крови. Нигрей и эксперт взялись помогать
хозяину- раздували фанеркой угли, переворачивали шампуры и глотали слюнки.
Полковник же, сначала прогуливаясь, направился по отчужденной полосе земли в
сторону границы, а потом незаметно разошелся, погруженный в нелегкие
размышления, и отшагал километра четыре. Засыпанная землей труба, эта
кровяная жила, резала пространство, словно инверсионный след самолета. Лента
земли шириной в полста метров летела через леса, поля, взгорки и была
совершенно мертвой: здесь позволялось расти лишь чертополоху, который выжил
другие травы. Любой же кустик или деревце беспощадно вырубались. Нельзя было
ничего сажать, сеять, переезжать в неустановленном месте, строить, разводить
костры...
какую-то ничейную полосу.
более десяти поколений Арчеладзе служили России, будучи воинами. Однако
сейчас он ощутил мертвящий дух, исходящий от этой пустой, во имя чего-то
отторгнутой земли. Ему показалось, что он идет по кладбищу, где хоронят
снятый слой грунта, зараженный радиоактивными выбросами.
безопасная, ничем не отличалась... Из земли выделялся стронций в виде
белесого порохового налета.
видимо решив, что ревизор горит от служебного рвения и готов пешком обходить
трассу.
станции,- мол, по конфигурации у него дом точно с такой же крышей и не нужно
перекраивать листы.
осторожно намекнуть, что железобетонные плиты перекрытия вроде бы получаются
совсем ни к чему на списанной станции. Полковник согласился.
когда выпили по третьей.- Я посмотрел: кирпич белый, крепкий, а раствор
между ними слабый. Разобрать можно.
Арчеладзе.- Разбирай!
гостеприимным хозяином нефтепровода, полковник посоветовал, если
понадобится, выкопать все трубы и взять на себя. Или вообще приватизировать
и станцию, и нефтепровод, пока кто-нибудь не опередил.
выпить соды и лечь: от шашлыков всю ночь мучила изжога. Однако он, сглатывая
горечь, сел в свою машину и без всякого сопровождения отправился по адресу,
где жил еще один исполнитель перекачки золотого запаса Сергей Васильевич
Жабин. В Ужгороде он заразился мстительным чувством, которое теперь
перерастало в тихую злобу. Ко всему прочему, моделируя в своем воображении
примерную схему изъятия части государственной казны, он попытался
представить главное лицо в этой операции- инициатора и руководителя. И тот
образ, что нарисовался в сознании, разочаровал и неприятно поразил его. Это
должен быть человек, по внутренней и внешней сути очень похожий на "папу".
Только такой, невидный, тихий, скрытный, умеющий вовремя уйти в тень, чтобы
потом вовремя же выйти из нее; человек, имеющий невероятную твердость воли,
какую-то глубинную внутреннюю способность влияния на первых лиц в
государстве и возможность управлять, не будучи официальным должностным
лицом. Таким статусом обладали умудренные прозорливые старцы, начальники
тайных канцелярий. Ни один гладко зачесанный, холеный и напомаженный член ЦК
не мог бы управиться с такой задачей столь оригинально и блестяще. Все они
так или иначе выросли из "начальников НПС", умели когда-то молниеносно
организовать шашлыки и под них выклянчивать себе железа на крышу или
должность повыше.
обволакивал сознание подозрительностью и недоверием. Полковник знал, что так
нельзя- выполняя задание "папы", его же и подозревать, что это, наконец,
непрофессионально: не имея абсолютно никаких улик и фактов, выдвигать
подобные версии. Мало ли что взбредет!
твердил себе, что Комиссара он вычислил вот так же, по наитию. Ведь и
зацепиться не за что было! Подумаешь, сделал замечание по поводу младшего
Зямщица. А ведь именно за это полковник тогда зацепился, и Нигрей вчера
добыл потрясающую информацию. Не почувствовал бы, пропустил бы мимо ушей то,
что не было сказано вслух шефом,- так бы и остался с носом, так бы и думал о
Комиссаре, как о "партийном" выдвиженце, идейном дураке.
бы еще был похож на "папу" своим прошлым и настоящим, и выделил
единственного, такого же непотопляемого и живучего, правда несколько
мужиковатого на вид, человека, которого всегда называл про себя колченогим:
двойник "папы" был хромым. Но сейчас и его простецкий вид очень хорошо
объяснялся: скорее всего, это являлось маской, камуфляжем, данным от
природы, чтобы скрывать внутреннюю сложность его ума и деятельности. Однажды
Арчеладзе увидел его очень близко, причем в ситуации нестандартной. Было это
в восьмидесятом году, в майорские времена, когда он попал в отдел по борьбе
с терроризмом: тогда уже начали подкладывать бомбы и взрывные устройства на
площадях, в метро и автобусах в виде случайно оставленных сумок и портфелей.
Как-то он проверял безопасность на международной книжной ярмарке, устроенной
в павильоне ВДНХ,- ожидался приезд Колченогого. Конечно, кому надо было
взорвать бомбу, тот бы нашел место, куда ее спрятать,- каждую книгу не
перелистаешь, все щели и ниши не проверишь. Оставалось попросту наблюдать за
визитом Колченогого и в случае чего быть неподалеку. Крупный партийный
деятель приехал с четырьмя охранниками, которые освобождали пространство
вокруг шефа,- ярмарка есть ярмарка. Колченогий с каменным лицом хромал между
стеллажей с книгами, слушал объяснения организатора ярмарки и кое-где
останавливался на минуту-другую. Любопытствующий народ, признав его, пялил
глаза сквозь просветы в стеллажах: не каждый день увидишь того, кто есть в