вы дали разговорам, которые слышали, хотя глухи на то ухо, что их слушало?
Имею в виду ваше краткое словечко - глупость.
глупость, а вздор.
продовольственной нормы спасти того, у кого и доли этой нормы нет? Ценой
самопожертвования выручить погибающего?
благородства помощи вы забыли самое главное - помощь не соседу, не другу,
а врагу. Врагам не помогают, если они в беде, врагов радостно добивают.
Поступать иначе могут только спятившие с ума.
между святостью и сумасшествием, по-моему, одно поразительно смахивает на
другое. Святость даже хуже сумасшествия, она больше мешает воевать. Пусть
этими опасными категориями занимаются философы, это их собачье дело.
Простите, если обидел кого из философов, но по-честному - так они надоели!
Когда Орест Бибер пропал где-то в застенках Гонсалеса, то я погоревал о
его несчастной судьбе, но также и порадовался - не будет больше его статей
о преступности этой войны и вообще всех войн. После беседы с Гамовым он
только об этом и писал.
Латании через несколько дней?
может сойти с ума или впасть в святость, что, как мы выяснили,
принципиально одно и то же. Но ведь народ с ума не свести. Весь народ в
святость не обратить. Народ понимает, что ему выгодно, а что во вред. В
этом смысле латаны не отличаются от других народов.
дорогу к себе. Умело защитили свою безопасность. Отличная военная
операция.
командуют прирожденные солдаты - Гамов, Семипалов, Пеано, - то это такая
сила! Не говорю уже о поражении Вакселя и Троншке. Ваксель был надменный
дурак, я с ним душевно дружил, а Троншке фатально не повезло... Но
возьмите кампанию в Нордаге! Это же шедевр военного искусства. Семипалов с
Пеано показали себя в Нордаге такими мастерами боя... Когда мы возьмем
этих двух генералов в плен, я с уважением пожму им руки и скажу: "Ваш
ученик, и только поэтому мне удалось победить вас!" Вешать их не буду, с
почетом расстреляю!
Семипалова и Пеано. Возвратимся к нашей теме, генерал. Вы сами подписали
сокращение выдач. Уже есть случаи голода, больницы переполнены
дистрофиками. Что ждет нас завтра?
в океане - и все наши трудности будут позади.
свои обещания выполняет.
референдум в Латании. Если это и безумие, то оно становится массовым.
Добрых плодов от нее не ждать. Скорое разочарование будет хорошим
лекарством от нее. Ждать осталось недолго.
стереопрограмм Клура. К концу передачи ко мне подошел Павел Прищепа и
молча присел рядом.
предстоящем референдуме вызвали в Кортезии переполох. Аментола срочно
созвал совещание помощников, оно продолжалось четыре часа - давно не было
столь долгих обсуждений. О результатах совещания сообщений нет, но, по
всему, Аментола хочет воздержаться от немедленных откликов на наши
события. Весть о референдуме произвела меньшее впечатление, чем болезнь
диктатора, в одобрение помощи никто не верит. Но ухода Гамова от власти
опасаются.
но способен на компромиссы, на неожиданные повороты политики - и этим
можно воспользоваться себе на пользу.
при одном условии - чтобы работали на его основную линию.
твердокаменным, прямолинейным, неспособным на компромиссы. Вариант того же
Армана Плисса, которого мы слушали, только поумней.
Исиро покажет новый монолог Сербина. Этот солдат, вынырнувший из навозной
кучи на политическую арену, действует мне на нервы.
огромным экраном на ней. На площадь вышли чуть ли не все свободные от
работ - тысяч тридцать-тридцать пять. Но не это меня поразило, обыватели,
любители сплетен о великих людях всегда сбегутся на пикантное зрелище, а
что может быть пикантней, чем рассказ о том, как ведет себя глава
государства, когда он в подштанниках или пижаме, к тому же сильно болен.
Но чем больше я вглядывался в собравшихся - стереоглаз медленно озирал всю
площадь, - тем сильней убеждался, что здесь собрались не любители сплетен,
а люди, глубоко встревоженные здоровьем диктатора. Площадь молчала, ожидая
показа - каменная тишина, лица, повернутые на возвышавшийся над площадью
экран... Я вспомнил, что бесед с Сербиным от Исиро требует население, он
не сам придумал эти рискованные спектакли. Ничего хорошего в этом не было.
беспокойно спал, как ворочался, как кряхтел, сколько раз приходилось
взбивать подушку, чтобы не отлежал ухо. Спал он, конечно, не по науке, а
на левом боку. И как прошел с Сербиным в туалет, а после туалета изнемог и
часок лежал, прикрыв глаза. Сонечка с Матильдой встревожились,
засуетились, а Сербин прикрикнул на них: "Цыц, курицы, дайте полковнику
поспать, видите - потянуло в дрему!" И как во время сна Гамова Сербин
быстренько приготовил его любимую еду - гречневую кашу со свиными
шкварками - и чуть не силком заставил немного пожевать, и как Гамов
сердился: "Что ты мне всё шкварки подсовываешь, покажи, что у тебя в
тарелке!" И как он, Сербин, отвечал: "Так я же в полном своем порядке, а
вам здороветь надо, ешьте, ешьте!" А после завтрака полковник задумался,
полежал и поднял голову: "А как сам ты думаешь, Семен, поддержат меня на
референдуме?" А он, Семен, отвечал: "Хорошие поддержат, а плохие сунут
свое черное "нет". И как Гамов стал сердиться: "Причем тут хорошие и
плохие, вон в правительстве не все поддержали, а люди замечательные." А
Сербин увидел, что он начал волноваться из-за референдума, а волноваться
ему - ни в коем случае, очень опасно, и замолчал. А полковник еще пуще
сердится: "Почему молчишь?" И как тогда Сербин ему напрямик: "Много врагов
у вас, полковник, среди генералов ваших." И как он тогда засмеялся,
впервые за болезнь рассмеялся, так удивился: "Чудный ты парень, Семен, а
глуп: несогласных со мной много, без несогласий крупных дел не совершают,
но не только что врагов, даже принципиальных противников нет среди
помощников". И как на это Сербин опять промолчал, у полковника голова шире
плеч, он во всё проникает, а у Сербина мозги крохотные, только он им
верит, редко обманывали. И знает: кто далеко заглядывает, тот, бывает,
того, что у ног, не различает.
догадывались и раньше. Ни тебя, ни меня он не любит. Но как слушала его
толпа! И ведь никакой не оратор.
превосходным разведчиком, но посредственным психологом. Он раскрывал
тайные дела, выводил на свет подспудные события, быстро расшифровывал
секретные планы. Никто, кроме самого Гамова, с такой легкостью не проникал
в глубину логики разыгрывавшихся политических происшествий. Но именно - в
логику их, а не в то внезапное и нелогичное, что, возникнув вдруг, путало
любые планы. Среди помощников Гамова, приученных ко всему тому, что он
называл "неклассическим ходом событий", Прищепа был самым классическим по
характеру и стилю работы. Появление на политической сцене полуграмотного и
злого солдата он не сумел заранее правильно оценить.
спросил он. - В частности, против тебя, как заместителя и преемника Гамов?
Но ведь это легко выяснить. Я могу расколоть Сербина, даже не прибегая к
допросам. Я не Гонсалес, у меня свои методы. Сербин общается с другими
солдатами, а среди них много моих людей.
подкапывается под меня. Другое меня волнует - и очень, заверяю тебя.
логичную, даже когда она строится на логических парадоксах, врывается
нечто хаотическое, бесформенное, нечто почти мистическое...
Ильин Андрей
Никитин Юрий
Жюль Верн
Пехов Алексей
Браун Дэн
Суворов Виктор