безнадежная) двухдневная борьба со смертью. Обрывками, клочками
поминалось, как Маша совала маленькому Сене грудь, а он захлебывался
молоком, уже не в силах глотать, и кашлял, судорожно выхаркивая
створоженное молоко с кровавой мокротой, и - эти черные пятна на тельце
ребенка!
боярынь походя торопливо закидывала не убранную с ночи постель. Вечером
как будто бы что-то ел и пил. Спать из них не ложился никоторый. В изложню
заглядывали бояре. Холопка несла лохань со сгустками крови, и от нее
шарахались посторонь...
пытался цеплять, лез куда-то, задыхаясь, закидывая голову, захлебывался
кровью, трудно дыша. И все тянул, тянул ручки, словно молил взрослых
сильных людей пожалеть, спасти его, маленького, вытянуть, изволочить из
этой смертной беды...
трудно. Черные пятна на враз опавшем, исхудалом тельце все ширились и
ширились.
опрометью вон из Кремника, вон из Москвы... Как на грех, можжевеловой
заросли долго не находилось. Наконец узрел одинокий куст на полянке.
Верхом, увязая в снегу, добрался до него. Подскакавший кметь молча подал
обнаженную саблю. В несколько ударов нарубив целое беремя ветвей, князь
поспешил назад.
Сеня уже умирал. Ваня еще хрипел, еще дышал, еще боролся и бился со
смертью.
Кумопа! Она! За то, что срубил Велесов дуб! Она принесла к нам черную
смерть!
тени, отливая то синим, то сизым, точно вороненый булат. Изложня была
полна ими, и порою начинало блазнить, что уже не черное пятно где-то там и
не мгла, сочащаяся в окна, а страшная, разорванная тьма окружает их
целиком, тьма, вобравшая в себя князеву семью. А все иное виделось ему уже
изнутри этой тьмы, изнутри ужаса.
Все одно не поможет...
сидели вокруг постели тяжко хрипящего малыша. Сеня затих. Верно, уже умер
или был близок к тому.
прочие - с немою скорбью глядели на совершаемый пред ними обряд преддверия
смерти.
молебный канон, поемый в скорби и обстоянии, а за ним - отходную. От
ровного голоса игумена истекал безнадежный покой. Две земные судьбы, едва
начавшие жить, кончались на глазах, угасали, уходили туда, за грань
постижного тварного мира. Стефан читал, и в перерывах слов все слышалось и
слышалось хриплое, рвущееся дыхание малыша. Сеня уже упокоился.
ртом, и Мария твердыми руками, приподняв, наклоняла его набок, чтобы
текущая мокрота и кровь не задушили малыша. Приступ проходил. Ванята
затихал на время, и вновь раздавался ровный голос Стефана да тихие
всхлипыванья няньки. Все знали, что сделать нельзя ничего и надо молить
Господа только о том, чтобы мучения младенца окончились возможно быстрей.
огонь изломанные можжевеловые ветви, бормоча обрывки слышанных когда-то и
где-то заклинаний:
восточную сторону, пойду из западу в восток... Выставает царь - грозная
туча, темная, каменная, огненная и пламенная! Под грозною тучей мечется
царь-гром, царица-молонья; как от грома и от молоньи бежат враги диаволы,
лесные, водяные и дворовые, и мамонт насыльный и нахождый, и всякая
нечистая тварь, под пень и под колоду, во езера и во омуты, и так бы
бежали и от живущих во оных хоромах, от меня, раба божия Семена, и от сына
моего! И бежали бы в свои поместья, под пень, под колоду, во езера и во
омуты, безотпятно и бесповоротно, век по веку и во веку; во имя Отца, и
Сына, и Святого Духа!
возгорающего можжевельника по изложне изгибающимися змеями тек синий
удушливый дым.
негромко:
Тебе хорошо теперь? Уже ничего не болит? Ты так задыхался, маленький! Вот
и братик твой тоже не дышит... Господи! Прими души их к светлому престолу
своему! Грех на мне, грех! Услышь, Господи! Я больше ничего не прошу у
тебя, кроме смерти. Услыши мя, Господи! Или еще не исполнена чаша сия?
Сколько шагов осталось мне до Голгофы?
малейшее зло истекало от тебя! Я грешен, я виновен в гибели ни в чем не
повинных детей моих! Меня казни, Господи! Господи Боже мой, я требую
казни! Сколько еще терпеть, сколько страдать и верить в нежданное чудо?!
счастья - и горе принес ближним моим! Пусть души детей моих с выси горней
осудят меня, пусть проклянет супруга моя, ибо и на нее легла тень моего
греха!
мною, не свершат никогда убиения близких своих и никогда не забудут заветы
Христовой любви!
хочу очистить землю мою от греха! Собою, Господи! Вот эти руки, не спасшие
малых детей, вот эта плоть! Этот разум и это тленное тело! Что еще могу я
отдать тебе?! Возьми душу мою, и дух мой смири до зела, и ввергни в геенну
огненную! Пусть вечный огнь, тьма и червь снидающий будут моим уделом за
смертной чертой! Накажи мя, Господи! Накажи так, чтобы не осталось больше
ни для кого казней твоих! Над трупами этих детей молю тебя, Господи!
Изжени меня и очисти мною скверну земли моея!
Ибо я родил вас во гресех, не подумав о вас, а токмо о себе одном, об
утехе моей, желая обмануть Господа! Мать-сыра земля! Праматерь всего
живого, и ты днесь прокляни и отступи меня в моем непростимом грехе! Все
отступите от меня! Мерзок есмь и недостоин зрака живых!
и не оставлю, и не прокляну тебя. Встань! У тебя остается земля, язык, а у
меня - ты.
судорожно трясет головой. И Мария опускается рядом с ним на ковер и гладит
мужа по плечу, гладит молча, сама не в силах что-нибудь говорить. Слезы
текут у нее по лицу и капают на грудь, точно медленные капли осенней сыри.
Так они и сидят перед гробом, где рядом, один и другой, покоятся оба
Семенова сына - его надежда, вера, упование и любовь.
Не плачь, я не покину тебя!
вел себя как безумный, совсем, казалось, эабыв о существовании черной
смерти. Целовал покрытые черными пятнами трупики, сам поправил молитвы на
лбу сыновей, словно бы это была обычная смерть, словно тела не источали
смертоносной заразы.
кости лица. Он словно бы вышел из затвора или голодной тюрьмы, и только
непереносимый блеск в обведенных чернотою глазах да стремительная,
прежняя, ставшая еще более легкой походка говорили о том, что князь
по-прежнему бодр, ежели не духом, то телом.
груди, пробормотала единожды:
проснулась на миг и сгасла прежняя надежда, но слова Марии запомнил. И
вспомнил о них на смертном одре.
льда забытые по осени трупы. Ржали кони, кричали птицы - все было как
прежде, как всегда, когда наступает весна. Князь заболел в конце апреля и
не обманывал себя ни часу, ни дня.
пришли оба брата, испуганно глядевшие на Семена. Прибыл Алексий.
Семенов удел, со всеми городами, селами, рухлядью, добром и примыслами,
его супруге Марии и ее будущему сыну, ежели он родится у нее.
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр
Сапковский Анджей
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Апраксина Татьяна