Чтение 115–й страницы книги ~Слово и дело~

кий кавалергард с обнаженным палашом у плеча.

- Стоишь, Степан? - спросил поручик.

- Стою.

- Ну стой.

Муханов ушел. Часовой остался один. Тишина...

В отдалении царских покоев часы пробили двенадцать раз.

И вдруг двери залы Тронной со скрипом медленно растворились. Анна Иоаннов-
на, одетая в черные одежды, неслышно прошествовала в зал. Постояла возле ок-
на, бездумно глядя на деревья в саду, и часовой дернул сонетку звонка, вызы-
вая к себе караул.

Над головою Муханова брякнул сигнальный колоколец.

- Караул, в ружье! - скомандовал он. - Стройся...

Императрица в Тронной зале, значит, ей нужна салютация.

Муханов выстроил караул, драбанты ружьями артикул метали, стуча приклада-
ми. Муханов палашом просверкал и замер. Волоча за собой длинные черные шлей-
фы, Анна Иоанновна бесшумно двигалась через зал. Она прошла вдоль строя кава-
лергардии, но в глаза никому не глянула, и чем-то страшным веяло от мрачного
облика императрицы...

Мороз вдруг продрал по спине Муханова. Он кинулся в покои герцога, поведал
Бирону, что ея величество не спит, ходит - печальна - по Тронной зале, а го-
лова у ней низко опущена.

- Не может быть, - ответил Бирон. - Я сам провожал ее до спальни, она по-
койна и здорова, убирает свою голову.

- Но я... салют чинил ей! - сказал Муханов.

Бирон пожал плечами, проследовал в спальню императрицы, а там, накрыта пу-
дермантелем, расчесывала волосы Анна Иоанновна.

- Ты здесь, Анхен? Но тогда возле престола... кто?

Она его не поняла.

- Там, в Тронной зале, бродит женщина... самозванка!

- Не заговор ли? - испугалась императрица.

Отбросив пудермантель, Анна Иоанновна мужественно двинулась в Тронную за-
лу. Руки в боки, императрица шла своим обычным шагом, тяжким и напряженным,
от которого стонали паркеты. Бирон бежал за нею, ломая руки в ужасе, потея от
страха.

- Анхен, мне страшно...

- Иди за мной!

- О-о, проклятый год сороковой, что делится на два...

- Молчи! Там мой трон... там регалии... не прошу! Это, видать, пьяная Лиз-
ка там шляется, примеривается к власти моей...

Зал. Тишина. Полумрак.

Караул стоял ровно, как и оставил его Муханов.

Руки драбантов - на приклад!

В замешательстве кавалергарды развернулись к дверям, дружно салютуя...
второй Анне Иоанновне.

Две Анны Иоанновны стояли и смотрели одна на другую.

- Кто ты? - спросила та, что пришла сюда с Бироном.

Двойник ее скользил перед ней бесплотно.

- Стреляйте в нее! - велел Бирон караулу.

Вторая Анна Иоанновна шагнула вдруг назад, не оборачиваясь. И поднялась на
престол. Медленно она опустилась на трон. Ее глаза уставились на царицу, све-
тясь как-то дымно.

- Пошла вон, мерзавка! - вскричала Анна Иоанновна.

Ружья уже вскинулись, и тогда императрица странная поднялась в рост над
престолом, выросла над балдахином во всю стать, и Бирон узнал в ней молодую
Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую.

- Стойте! - завопил герцог караулу. - Не надо в нее стрелять. Вы убьете
свою императрицу...

Но его императрица стояла рядом с ним, теплая, дышащая.

Ружья упали к ноге, грохоча прикладами.

Женская тень на престоле медленно растворялась в потемках Тронной залы, и
Анна Иоанновна сразу ослабела:

- Это была она... смерть моя!

Стены дворца тихо потрескивали, словно таинственная самозванка проникла их
насквозь, спеша наружу - прочь из этого проклятого дома в саду Летнем... Би-
рона колотило, зубы лязгали:

- Анхен, Анхен! Поскорей бы закончился этот год, а сорок первый год будет
для нас с тобой уже прекрасен.

Анна Иоанновна резко повернула к спальням.

- Я не доживу до того года прекрасного, - сказала она...

Легенда с этим призраком на троне удивительно живуча. Сатанинской жутью
она осела в памяти потомства, призрак во дворце Летнем закреплен в книгах ме-
муаристами времен минувших. И это неспроста! Баснописец века прошлого Иван
Дмитриев слышал такие рассказы от своих дедов, свидетелей царствования Анны
Иоанновны; он записал: "С давних пор и поныне от одного к другому переходит
предание... Эта сказка, вероятно, выдумана была около двора и разглашена не-
довольными правлением императрицы".

В этом-то и кроется вся соль легенды!

Прежде смерти Анны люди уже облюбовали ее смерть.

Они ждали... Я сейчас тоже жду этой смерти.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Каждый вечер, устав после трудов праведных, два Ивановича, русаки природ-
ные (Ушаков с Неплюевым), императрицу в свои дела кровавые посвящали. Перед
самодержицей курили палачи фимиам застеночный, и Анна Иоанновна смрадом этим
дышала, аки духами парижскими... Видано ль дело! Сколь лет отцарствовала,
сколь вредных голов отсекла, агляди-ка - новые выросли. Да и где? Перед самым
престолом. Почти возле ног ее...

- Выходит, Остерман-то и прав, что предостерегал меня от Волынского. А
князь Черкасский, даром что черепаха, а тоже... за моей же спиной хулил гер-
цога! Я ему ныне доверия не оказываю. Пущай уж Остерман один в Кабинете Рос-
сией правит...

Доложили ей Ивановичи, что - страшно сказать! - в составе судебной Комис-
сии тоже конфиденты Волынского сыскались. Василий Новосильцев во многих гре-
хах замечен, а князь Никита Трубецкой, что женат на известной Анне Даниловне,
даже Липсия читывал, бесстыдник эдакий. Новосильцева ведено в Тайную канцеля-
рию тащить и допрашивать. А князя Никиту императрица к себе на чашку чая зва-
ла и за этого самого Липсия в морду его сама же лупила.

- Легчайше отделался, - говорили в аудиенц-каморе, слыша через двери, как
бренчат чайные чашечки, как потчуют за столом генерал-прокурора империи Рос-
сийской...

В середине июня, когда погоды жаркие были, Ушаков с Неплюевым решили дело
Волынского приканчивать. Главные виновники выявлены - и хватит того, а то
ведь Ушаков по опыту знал, что можно без конца людишек таскать, каждый свое
городит, дело растет, архивы пухнут, так можно и до смерти не управиться.

- Ну их! - сказал Ушаков. - Давай, Иван Иваныч, объявим государыне, что и
без того вин разных за всеми хватает-

Поехали они на лошадях в Петергоф, возле деревни Мартышкиной разморило их
жарою, они в море, исподнего не снимая, купались. Свеженькие, как огурчики с
грядки, предстали перед императрицей. Вогнали ее в скуку, обвинительный акт
перед нею выложив.

- Сколько же здесь листов будет? Неужго читать мне все?

- Шестьдесят восемь листиков. Это экстракгно!

Экстракт носил торжественное название:

"ИЗОБРАЖЕНИЕ О ГОСУДАРСТВЕННЫХ БЕЗБОЖ-

НЫХ ТЯЖКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ И ЗЛОДЕЙСТ-

ВЕННЫХ ВОРОВСКИХ ЗАМЫСЛАХ АРТЕМЬЯ ВО-

ЛЫНСКОГО И СООБЩНИКОВ ЕГО ГРАФА ПЛАТО-

НА МУСИНА-ПУШКИНА, ФЕДОРА СОЙМОНОВА,

АНДРЕЯ ХРУЩОВА, ПЕТРА ЕРОПКИНА, ИВАНА

ЭЙХЛЕРА, ТАКОЖ О ИВАНЕ СУДЕ, КОТОРЫЕ

ПО СЛЕДСТВИЮ НЕ ТОЛЬКО ОБЛИЧЕНЫ, НО И

САМИ ВИНИЛИСЬ".

За окнами дворца искрило в глазах от воды прохладной. В кущах тенистых,
пронизанных солнцем, птицы свиристели. Сливаясь с шумом водопадов, звучала в
покоях царских игривая музыка Франческа Арайя. В соседнем зале камер-лакеи
накрывали стол к ужину, оттуда звенело серебро, слышались бодрые, здоровые
голоса.

- Истреблять зло надобно, - задумалась Анна Иоанновна над экстрактом. -
Без Генерального собрания, чаю, не обой"асъ нам.

- Вестимо, - кивнул Ушаков.

- Премудро, - поддакнул Неплюев.

- А потому и велю созвать его, - повелела императрица.

Остерман такого созыва страшно боялся. Генеральное собрание обязано состо-
ять из всех чинов первых рангов в империи. Значит, и он там должен быть...

- Марфутченок! - позвал Остерман жену. - Твой Яган опять помирает. Зови
врачей, да скорее мне фиников сушеных... натрусь я, вроде желтуха у меня слу-
чилась... Ой, и тут кольнуло!

Из постели он рассылал указания всем немцам первых рангов, чтобы из дома
не выходили. Ибо судить русских предстоит. Вот пусть русские их и судят себе
на здоровье. А мы, добропорядочные германцы, судить русских не станем...

Русские персоны первых рангов отказаться от суда не осмелились. Только
один смельчак нашелся - Александр Львович Нарышкин, который решил по стопам
Остермана следовать. Тоже обильно натерся финиками, вроде бы желчь разлилась,
и стал орать на весь дом:

- Помираю... Дохтура мне, дохтура...