близком и непосредственном природном окружении, утверждался все дальше и
дальше, вплоть до бесконечности. Но так как охватить силами одной че
ловеческой личности всю бесконечную природу не было никакой возможности, то
возрожденческий человек решил отказаться от своего чувства природы и от
намерения овладеть природой, с тем чтобы стать ничтожной песчинкой,
ничтожным винтиком, но лишь бы охватит ь все, пусть только одной наукой,
пусть только одним рассудком, пусть только одной отвлеченной математикой, но
лишь бы охватить и лишь бы забыть непосредственную данность природы как
некую детскую наивность.
противоречили личностно-материальной основе Ренессанса. Это было именно
самоотрицание Ренессанса. Личность здесь настолько далеко выходила за свои
собственные пределы, что перед лицом вн овь открытого бесконечного
космического бытия она стала чувствовать себя ничтожеством, механически
зависящим от этих безумных и ни с чем не сравнимых пространств и времен,
холодных и черных, пребывающим перед лицом ни с чем не сравнимых расстояний
и безу мных временных процессов, безумных, потому что познаваемых едва-едва.
ничтожным рабом. И это вполне понятно даже материально и экономически: о
механизмах и машинах Леонардо только еще мечтал, потому что механизм,
машинное производство - это не возрожденческ ая реальность; но когда в
последующие века механизмам и машинам будет дан полный ход, то человеческая
личность тут же окажется рабом машин и потеряет свою свободу, став винтиком
в мировом механизме. Другими словами, если возрожденческий человек умилялся
он мог испытывать только чувство ужаса.
Ренессансом кончилась вся эстетика и что в условиях коперниканской Вселенной
невозможна никакая эстетика. Наоборот, эстетика в дальнейшем, пожалуй,
только обогащалась. Но только это был а не возрожденческая эстетика. Сколько
угодно находилось и больших и малых умов, и больших и малых философов, а
также и больших и малых поэтов, которые восторгались этой бесконечной
Вселенной, испытывали сладкое чувство и трепет перед этими безумными пус
тотами бесконечного мира и перед величием человека, создавшего науку об этих
пространственно-временных расстояниях. Находились даже и богословы, которые
доказывали всемогущество и величие божие именно в силу наличия этих
бесконечных пустот, безумных и ни с чем не сравнимых расстояний и этого
холода в 273' ниже нуля по Цельсию. Эстетика нисколько не погибла, а
продолжала интенсивно развиваться дальше. Но это, повторяем, не была
эстетика Ренессанса.
вовсе не базируется на точных математических данных. Дело здесь вовсе не в
математике и не в механике, а только в интенсивнейшем аффекте, заставлявшем
во что бы то ни стало вырваться
бесконечными пустотами пространства и времени. Один из крупнейших советских
астрономов, академик А.А.Михайлов, пишет: "Иногда говорят, что Коперник
доказал, что Земля движется, но такое утве рждение не совсем правильно.
Коперник обосновал движение Земли, показав, что этим полностью объясняются
наблюдаемые в мире планет явления и вводится простота в сложную и путаную
систему геоцентризма. Но прямых доказательств, т.е. таких фактов, явлений ил
и экспериментов, которые можно было бы объяснить движением Земли, и ничем
другим, у него не было. Даже, более того, было обстоятельство, которое
противоречило орбитальному движению Земли. Это - отсутствие
параллактического, т.е. перспективного, смещения
пространственного устройства солнечной системы, но совершенно не была
доказана в отношении кинематики, в которой Коперник вполне продолжал
пользоваться геоцентрическими образами Птолемея. Ака демик В.А.Амбарцумян
четко разъясняет: "Но не надо забывать, что проблема устройства планетной
системы имела два аспекта: пространственный и кинематический. Мы указывали,
что характер системы требовал совместного рассмотрения этих двух аспектов,
но это н е значит, что полученное должно было оказаться одинаково
совершенным в обоих аспектах. Из приведенных фактов ясно, что Коперником
было найдено решение задачи о пространственном устройстве планетной системы,
не вызывающее никаких принципиальных возражений . Что касается
кинематического аспекта, то здесь было дано лишь приближенное описание.
Окончательное решение проблемы кинематики было дано Кеплером" (10, 44).
вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. Он только дал в точной и простейшей
форме подвижное соотношение этих двух небесных тел. Но это подвижное
соотношение останется тем же самым и в с лучае нашего предположения о
движении Земли вокруг Солнца, и в случае если мы признаем движение Солнца
вокруг Земли. Современная наука безусловно склоняется к движению Земли
вокруг Солнца, а Солнце, если оно и движется, то вовсе не вокруг Земли, а
своим
абсолютный характер, т.е. если можно выделить группу систем отсчета, в
которых ускорение данного тела имеет одно и то же значение, то прав
Коперник: для солнечной системы привилегированной является система отсчета с
началом в центре инерции Солнца и планет и с осями, направленными на три
неподвижные звезды... Если же ускорение имеет, подобно скорости,
относительный характер, т.е. если привилегированных систем отсчета не
существует, а все
приписывать ускорению определенное значение, то обе точки зрения - Коперника
и Птолемея - равноправны: первая связана с Солнцем, вторая с Землей, но ни
одна из них не имеет преимуществ пере д другой. В этом случае спор между
сторонниками системы Коперника и сторонниками системы Птолемея становится
беспредметным" (109, 180 - 181). Правда, для самого В.А.Фока, как и для
А.Эйнштейна, ускорение отличается абсолютным характером, и тогда гелиоцен
трическая система оказывается предпочтительной. Но если ускорение считать
тоже относительным, то это будет противоречить скорее интуитивной картине
движения, чем картине математической. И следовательно, если не гнаться за
интуитивной и математической про стотой, то выбор между Коперником и
Птолемеем все-таки остается неопределенным. Поэтому и у Коперника доказано
не столько движение Земли вокруг Солнца, сколько дана более простая картина
соотношения движения Солнца и Земли, а картина эта остается одной и той же
при любых системах отсчета.
Коперника к его гелиоцентризму; а, наоборот, сначала ему страстно хотелось,
чтобы двигалась именно Земля, а не Солнце, а уже потом он приспособил
астрономию к своему антивозрожденческ ому эстетическому аффекту. Но это
обстоятельство очень важно как раз именно для истории эстетики. Стала другой
именно картина мира, в которой человек должен был превратиться в ничтожество
и только бесконечно раздувался его рассудок.
почитаем то, что говорит, например, Паскаль, который еще в XVII в. ужасался
этим антивозрожденческим миром. Он писал: "Я не знаю, кто меня послал в мир,
я не знаю, что такое мир, что тако е я. Я в ужасном и полнейшем неведении. Я
не знаю, что такое мое тело, что такое мои чувства, что такое моя душа, что
такое та часть моего я, которая думает то, что я говорю, которая размышляет
обо всем и о самой себе и все-таки знает себя не больше, чем все остальное.
Я вижу эти ужасающие пространства Вселенной, которые заключают меня в себе,
я чувствую себя привязанным к одному уголку этого обширного мира, не зная,
почему я помещен именно в этом, а не в другом месте, почему то короткое
время, которое
вечности, которая мне предшествовала и которая за мной следует. Я вижу со
всех сторон только бесконечности, которые заключают меня в себе как атом я
как тень, которая продолжается тол ько момент и никогда не возвращается.
Все, что я сознаю, это только то, что я должен скоро умереть, но то, чего я
больше всего не знаю, это смерть, которой я не умею избежать. Как я не знаю,
откуда я пришел, так же точно не знаю, куда уйду... Вот мое пол ожение; оно
полно ничтожности, слабости, мрака" (108, 301 - 302).
исключительно для характеристики эстетики Ренессанса или, вернее, для
характеристики ее самоотрицающей модификации. Прибавим к этому, что вопрос о
причислении Коперника, Кеплера, Галил ея и Ньютона к эпохе Ренессанса
(последние три деятеля относятся уже к XVII в.) является для автора
настоящей работы вопросом чисто терминологическим. Если Данте - это
проторенессанс, а флорентийские академики - это расцвет Ренессанса, то линия
Коперника ничего общего не имеет с таким Ренессансом. Конечно, можно и
вообще всех упомянутых сейчас деятелей относить к Ренессансу, но тогда
Ренессанс уже нельзя определять как эпоху выступления свободомыслящей
личности, привольно ориентирующей себя среди красот природы. Тогда Ренессанс
нужно будет определять и как эпоху свободомыслящей личности, и как эпоху
сознания личностью своего ничтожества и своей механистической
предопределенности во всеобщей мировой и бездушной машине. Можно поступать и
так и так. Мы же следовали только традиционному признанию освобожденной
личности в Ренессансе. А если под Ренессансом понимать и механистическое
закабаление личности, то против этого мы тоже не возражаем. Повторяем, это
вопрос терминологический. Для тех, кто особенно хо тел бы сохранить для
Ренессанса и свободомыслие, и абсолютный детерминизм, мы могли бы даже
подсказать имена некоторых возрожденцев, которые как раз пытались трактовать
человека таким образом. Тот же Джордано Бруно, который растворил
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Мурич Виктор
Березин Федор
Корнев Павел
Прозоров Александр