самая, что доставила их в Рим. Тем более что запряжена она была в ту же
небольшую повозку - Китс называл ее "веттура", - на которой они сюда
приехали.
тронулась. Хент пошел рядом, придерживая льняной кокон рукой. Китс просил
похоронить его на протестантском кладбище - близ стены Аврелиана и
пирамиды Гая Цестия. Хент смутно помнил, что во время их странного
путешествия они как будто проезжали мимо стены Аврелиана, но ни за что не
смог бы отыскать ее сейчас - даже ради собственного спасения. Однако
лошадь шла уверенно, словно знала дорогу.
весеннего утра, к которому примешивался какой-то запах... словно от
гниющих листьев. Неужели тело уже разлагается? Он плохо разбирался о
физиологии, однако неведение в этой области вполне, его устраивало. Хент
не удержался и хлестнул лошадь по крупу - пусть пошевеливается. Но кляча
взглянула на него с укором и потащилась дальше, по-прежнему едва
переставляя ноги.
отблеск, пойманный краем глаза. Он резко обернулся - и увидел Шрайка.
Чудовище следовало за повозкой на расстоянии десяти-пятнадцати метров,
приноравливаясь к черепашьему шагу лошади, с комичной торжественностью
высоко вскидывая шипастые колени.
долга и еще более сильный страх заблудиться перевесили. Кроме того, бежать
некуда, разве что назад, на Площадь Испании. Мимо Шрайка.
Хент повернулся к нему спиной и продолжал идти рядом с повозкой, крепко
держа покойного за лодыжку.
портал, какую-нибудь технику или просто следы человеческого присутствия.
Тщетно. Зато иллюзия, что перед ним воистину Вечный город свежим,
по-весеннему светлым февральским днем 1821 года от Рождества Христова,
была полной. Лошадь, отъехав на квартал от Испанской Лестницы, поднялась
на вершину холма, несколько раз сворачивала с широких проспектов в узкие
переулки и снова оказалась в центре города. Повозка теперь тряслась
неподалеку от исполинского кольца руин - Хент сообразил, что это и есть
пресловутый Колизей.
бесконечной дорогой, очнулся от полудремы и огляделся. Они находились
около заросшей бурьяном груды камней - видимо, это и была стена Аврелиана.
Поодаль виднелась невысокая пирамида, но протестантское кладбище - если
это действительно было оно - походило, скорее, на пастбище. В тени
кипарисов паслись овцы. От пронзительного звона их колокольчиков бросало в
холод, несмотря на жару. Кладбище сплошь заросло высокой, по пояс, травой.
Приглядевшись, Хент различил разбросанные там и сям надгробия, а совсем
близко, прямо под носом у лошади, увидел свежевырытую яму около четырех
футов глубиной.
из вида его сверкающие красные глаза.
вырытой могиле и поискал глазами гроб, но его не было. От кучи земли на
краю ямы пахло перегноем и сыростью. Рядом валялась лопата - словно
могильщики только что ушли. В изголовье стояла гранитная плита с абсолютно
чистой поверхностью. На верхнем торце блеснуло что-то металлическое.
Впервые с тех пор, как они попали на Старую Землю, Хент увидел современную
вещь - миниатюрное лазерное перо. Такими пользуются строители и художники
для нанесения рисунка на сверхтвердые сплавы.
Шрайка? Вздор. Тем не менее Хент приободрился.
на кокон из простыней, покоящийся на дне ямы. Хент пытался придумать хоть
что-нибудь приличествующее случаю, пусть два-три искренних слова. В силу
своей должности он провожал в последний путь всех сколько-нибудь
выдающихся деятелей Сети и даже был автором некоторых надгробных речей,
произнесенных Гладстон. Но сейчас ничего не приходило ему на ум. Всю его
аудиторию составляли Шрайк, прячущийся в тени кипарисов, и овцы -
шарахаясь от чудовища и звеня колокольчиками, они медленно брели к могиле,
как опоздавшие на похороны родственники.
политику некогда читать, а тем более запоминать всякие сонеты. И тут Хента
осенило: не далее чем вчера он собственноручно записал стихотворение,
продиктованное умирающим. Что-то насчет того, как стать богом... и еще про
вино блаженных. Но кто в состоянии запомнить подобную чушь? Не говоря уже
о том, что блокнот со стихами остался на Площади Испании, в темной комнате
с разрисованным цветами потолком.
голову и закрыв глаза (но пару раз все же покосился на Шрайка). Затем
засыпал могилу, на что ушло больше времени, чем он предполагал. Когда он
напоследок хорошенько утрамбовал землю, поверхность могилы оказалась
слегка вогнутой, словно хрупкое тело усопшего не смогло образовать
надлежащего бугорка. Овцы терлись у ног Хента, пощипывая траву, крокусы и
фиалки, которые в изобилии цвели вокруг.
просил сделать на своем надгробии, он запомнил. Когда он впервые услышал
ее, защемило сердце: в задыхающемся, истаявшем голосе поэта была столько
горечи, столько одиночества. Но Хент не считал себя вправе спорить с
мертвым. Его дело - сделать надпись и поскорее убраться отсюда.
ширины просеку, и Хенту пришлось ее затаптывать. Зато гранит оно резало,
как масло. Хент порядком измучился, прежде чем определил на обратной
стороне камня нужную глубину строки. И все равно надпись - плод
двадцатиминутных стараний - вышла какая-то корявая, кустарная.
эпитафией, - поэт показывал ему альбомный лист с неумелыми набросками:
греческая лира, четыре из восьми струн порваны. Художник из Хента
получился неважный, еще хуже, чем знаток поэзии. Одна надежда - те, кто
знает, с чем едят эту чертову греческую лиру, опознают ее. Ниже
расположилась эпитафия - слово в слово то, что продиктовал Китс:
отошел, окинул критическим взглядом результаты своих трудов и, зажав в
руке перо, побрел назад, в город, обойдя стороной кипарисовую рощу и
чудовище.
собой повозку, спускалась по пологому склону - видимо, ее привлекла
сладкая трава у ручейка. Овцы бродили меж надгробий, пощипывая цветы,
клеймя своими копытцами сырую землю над свежей могилой. Шрайк стоял на
прежнем месте, едва заметный в тени кипарисов. Но Хент мог бы поклясться,
что чудовище не отводило глаз от могилы.
прямоугольник висел прямо в центре Колизея, издавая негромкое жужжание. Ни
пульта, ни дискоключа. Непрозрачная, парящая над землей дверь.
неподатливой и твердой, как камень. Он осторожно касался ее кончиками
пальцев, уверенно делал шаг - однако тут же его отбрасывало обратно.
Наваливался грудью на синий прямоугольник, швырял в него камни - они тоже
отскакивали. Пробовал подступиться к порталу с обеих сторон, потом сбоку.
И всякий раз подлая дверь отбрасывала его, пока плечи и руки Хента не
превратились в сплошной синяк.
клоаки с жидким пометом летучих мышей, но ничего не нашел. Обошел
окрестные улицы и заглянул в каждое здание. Все напрасно. Он осматривал
теперь все подряд - базилики и соборы, дворцы и хижины, высокие
многоквартирные дома и узкие проулки. Вернувшись на Площадь Испании, Хент
наскоро перекусил, сунул в карман блокнот и еще кое-какие мелочи и покинул
последнее пристанище Джона Китса, чтобы возобновить поиски.
исступленно царапать его, пока не обломал ногти. Портал всем походил на
своих собратьев - видом, жужжанием, запахом, - но Хента не пропускал ни в
какую.
пыльные вихри. Сейчас она висела над черной дугой стены Колизея. Хент
сидел посреди заваленной обломками арены, уставившись на синий светящийся
прямоугольник. Откуда-то сзади донеслось хлопанье крыльев, покатились
мелкие камни.
расставив ноги, напряженно вглядываясь в сумрак бесчисленных расселин и
арок Колизея: Никого.
не резанул лазерным лучом по порталу. Оттуда появилась рука. Затем нога.
Кто-то вышел из портала. За ним - еще кто-то.