Вашингтоне.
университете, и в делегации нашей оказался депутат Паша -- тезка "афганца".
Когда Паша-депутат говорил -- другим делать нечего. Переговорить его мог
разве что Юрий Черниченко или депутатша одна, борец за правое дело. Но
Черниченко с нами не было, депутатша же -- в делегации Верховного Совета --
говорила на другом приеме, и так говорила, что никому больше слова вставить
в беседу не удавалось, да и незачем его было вставлять -- она всегда
говорила за всех и обо всем, исчерпывала тему до дна.
имени товарища Хрущева, когда там встречались в старые, дружбой овеянные
времена, киевское "Динамо" и московский "Спартак". Гул, значит, в посольстве
и дым, как на всех модных приемах, коромыслом. Какие-то крепко поддатые
дамочки в декольте, с жемчугами и вообще в чем-то блескучем на тугих грудях,
с красными от помады сигаретами громко говорили про политику, литературу и
балет. Их снисходитель- но слушали подвыпившие, скорее, притворяющиеся
подвыпившими и нешпионами работники посольства и руководители делегаций.
Одна дама с совсем уж выразительно обнаженным бюстом, схватив за галстук
зам. министра иностранных дел, упиралась настойчивыми выпуклостями в
представительную грудь дипломата, горячо его в чем-то убеждала. Опытный,
хорошо воспитанный, сдержанный на слова и выпивку дипломат, страдая и
мучаясь, слушал дамочку, которая хотела немедленно высказать все
сокровенное, наболевшее, грудь ее дроченую истерзавшее. При этом она все
время норовила облить собеседника вином из фужера. Но видавший виды дипломат
и не от таких бойцов отбивался: только дама наклонит фужер, чтобы вылить
содержимое на бордовый галстук, как он поймает ее руку и выправит рюмку в
вертикальное положение. Дама, глянув на руку дипломата, затем на свою, в
кольцах, браслетах, схватившись за жемчужное ожерелье, чего-то хочет понять,
а поняв, вернувшись на землю, шлепает размазанным ртом: "Извините!" И,
отхлебнув из рюмки, снова громит империализм:
вскричал дипломат и подхватил меня под руку. Я удивился такой его братской
приветливости -- мы лишь в пути познакомились.
хотел сердито сообщить, что приехал в Америку не Пашу-депутата слушать
несколько часов подряд, он мне еще в "эссэсэре" надоел, не слезая с трибуны
съезда, как казак с боевого коня. Но сообщение сие совсем было не надобно
дипломату. Он все так же хитровато потирал руки:
воинственную даму -- не преследует ли? Дама в жемчугах разряжала
политический заряд уже в другого, тоже солидного представителя нашей страны,
кивающего головой и беспомощно оглядывающегося по сторонам. Спасенный мною
дипломат, как человек деликатный, при всех переворотах и ветрах не
колеблющийся, твердо стоявший на ногах, ныне вон представляет Россию аж в
Организации Объединенных Наций -- так вот, человек он не только деликатный,
но и благодарный, просто так уйти в толпу не мог, узнав, что из-за
неудержимого борца за нашу отечественную экономику остался я непитым и
неетым, подвел меня ко глубокому корыту, сделанному из хрусталя, в глуби
которого, в корытцах поменьше и продолговатей виднелась полуразобранная,
полурастерзанная еда, розочки, изготовленные из моркови, свеклы, редиса,
листьев зеленых салатов и съедобных трав -- цветочки помяты, раздавлены,
однако и добра еще много оставалось. Там и сям из разноцветных, бело
вспененных водоворотов сплавными сваями торчали тупые концы обжаренных
сосисок, ноздрясто дышали котлеты, может, бифштексы, рыба в крошеве моркови,
и салаты, салаты из крабов, креветок, овощей.
осмелевшие гости наливали всяк себе, держа бутылку, как застреленную птицу,
за горло; кое-кто и пил по-иностранному, из горла.
уже из фарфора, где грудились фрукты, ананасы, бананы, я нашел тарелку,
вилку, нож и рюмку самостоятельно, принялся накладывать себе еду. Никто на
меня, слава Богу, не обращал внимания. Дипломат, исполнив свой долг, вежливо
удалился. Паша-депутат уже чокался с кем-то, гляжу -- в рюмочке-то у него
светленькая. Когда и успел?! Ну, ловкий парень! Я направился к Паше-депутату
и, поскольку он своим красноречием истомил меня в университете, бесцеремонно
его перебил.
толстые стекла очков. -- Это вы, Виктор Петрович? Чего вы хотите?
мозолистым языком. Тарелки у него в руке не было, из рюмки он не пригублял
-- голодом бился за прогресс, за политику и, судя по телевидению, по
газетам, до се не выдохся, все бьется и бьется.
беседовал с кем-то из представителей нашей делегации совершенно трезвый
посол. Один мой свежезнакомый захотел непременно меня представить послу и
представил. Заметив в моей руке тарелку с нетронутой едой, посол после
трех-четырех дежурных фраз насчет моих впечатлений об Америке кивнул головой
в сторону перламутрового стола с зажженными на нем свечами, сказал, что там
есть все, чего душе угодно, даже водка.
подле и вокруг которого толклось многовато уже пьяненького народа, взял чуть
испитую бутылку "Столичной".
гости говорили про все, и один громче другого.
пристроиться поесть. Стоя я есть могу с грехом пополам, хотя и роняю еду на
галстук и пиджак, но чтобы есть и одновременно пить -- это уже выше моего
умения. Хожу, причалу ищу в огромном зале, где дым от курева набрал такую
плотность, что его можно было резать, как студень. Говор, смех, кое-где
занимающиеся песни -- весь этот бедлам был бы уже в зависть и одесскому
базару. Ходил я, ходил по залу, на полу склизко от упавшей еды и пролитого
вина, всюду грязные тарелки, недопитые фужеры и рюмки. Зал с зеркалами,
люстрами, картинами, скульптурами напоминал уже конюшню, и в ней всюду
чего-то доказывали друг другу потные люди, словно блатные в Игарке тридцатых
годов из Нового города тырились на блатных из Старого города...
возле Вашингтона или Авраама Линкольна, в нишу вставленного, лепится
народный депутат, однорукий "афганец", и невозмутимо потребляет пищу.
Тарелка его стоит у ног мраморного президента, здесь же рюмочка синего
немецкого стекла с винишком, здесь же груша, виноград и апельсин на другой
тарелке. И все это по одну сторону ног президента, а по другую-то свободно.
"афганцем", выпил, съел сосиску, хорохористо добавив:
кивнул головой. Он и дальше ничего не говорил, все смотрел, смотрел издалека
на человеческое коловращение, слушал гул большого зала, лицо его от вина
зарумянилось, но в глазах стояла осевшая в глубь тоскливая мгла.
демократическое переустройство страны, за экономическое и политическое
усовершенствование и обновление ее, со всеми он чокался, как друг и брат,
всем чего-то говорил, сверкая очками. Народу в непродыхаемом зале приемов
посольства все прибавлялось, прибавлялось. Слух дошел -- еще одна делегация
из Союза прилетела, как потом оказалось, та самая делегация Верховного
Совета СССР. Она уже отгостевала на каком-то важном приеме и торопилась в
посольство, стараясь ничего не прозевать, почетно охватить все
поильно-кормильные говорильные мероприятия.
растерзанной, смешанной пищей, убрали пустые бутылки, подмели пол щетками на
длинных ручках и тут же вкатили чинно снаряженные, празднично сверкающие
корыта с новой, не менее нарядной закусью, выставили кокетливо крашенные
тележки с позвякивающими на них бутылками.
Совета. Громко говорящая, стремительная, умелая, опытная делегация
по-хозяйски взлетела по мраморной лестнице в зал приемов. Впереди всех, о
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Русанов Владислав
Суворов Виктор
Андреев Николай
Мурич Виктор