Френк. - Святый Боже!
Кито, в частности, и потому, что ужасно боялся огласки. Он не мог допустить,
чтобы мать узнала о его участии в изнасиловании. Еще вопросы, Френк? Уже
поздно, пора и на боковую.
высокопарным и скажу, что Потусторонний может прийти к каждому из нас.
Потому что все мы - мешки с костями. А Потусторонний... Френк, Потусторонний
хочет получить то, что в мешке.
оставались на дне.
***
зубы и забрался в кровать. Я лежал и смотрел в окно, на снег, поблескивающий
под бледной луной.
лето, которое, возможно, я когда-нибудь покажу Кире, я ничего не написал. Я
знал, что Гарольд нервничает, и полагал, что рано или поздно мне придется
позвонить ему и сказать то, о чем он, должно быть, догадывается: машина,
которая так размеренно работала, остановилась. Не сломалась, мемуары-то я
написал на одном дыхании, но тем не менее остановилась. В баке есть бензин,
свечи искрят, аккумулятор заряжен, а вот движения нет. Так что я накрыл ее
тентом. Она очень хорошо служила мне, и я не хочу, чтобы она запылилась.
в двух моих книгах есть схожие эпизоды, да и вообще в произведениях
масс-культуры очень уж живописуется смерть. Перед тобой возникает моральная
дилемма, которую ты не можешь разрешить? Главный герой испытывает
сексуальное влечение к женщине, которая слишком молода для него? Нужно
что-то менять? Проще простого. "Когда сюжет начинает буксовать, пригласите
человека с пистолетом", - говорил Раймонд Чандлер. Часто того же принципа
придерживается и государство.
я уверен, что даже выдуманные убийства следует воспринимать серьезно. Может,
это еще одна идея из тех, что пришли ко мне прошедшим летом. Может, я это
осознал, когда Мэтти билась в моих руках, истекая кровью, зовя дочь. И меня
мутит от мысли о том, что я мог описать такую жуткую смерть в книге.
лучших. При этом я подумал, но не сказал, почему: чтобы они не являлись
тебе, словно призраки. Но призраки все равно являлись мне... Я больше не
хотел плодить новых призраков и по своей воле закрыл свою книгу грез. Думаю,
я мог бы полить эти грезы щелоком, но вот тут я удержал свою руку.
но все это не идет ни в какое сравнение с теми чувствами, что я испытываю по
отношению к ребенку, который спит сейчас в комнате напротив. Она теперь моя
маленькая птичка, а я - ее большой защитник. А все остальное - ерунда.
действительно перестал писать рано ("Джуд Незаметный" был опубликован в 1896
г.). Он вошел в историю и как писатель, и как один из крупнейших лирических
поэтов XX столетия.>, который вроде бы сказал, что самый блестяще выписанный
книжный персонаж - не, более чем мешок с костями, перестал писать, закончив
роман "Джуд Незаметный", перестал писать прозу, хотя находился в расцвете
сил и таланта. Еще лет двадцать он писал стихи, а когда кто-то спросил его,
почему он более не пишет романов, Харди ответил, что до сих пор не понимает,
почему так долго их писал. В ретроспективе написание романов - глупость,
добавил он. Бессмыслица. Я точно знаю, что он хотел этим сказать. В том
временном диапазоне, что лежит между настоящим и тем отдаленным моментом,
когда Потусторонний вспомнит обо мне и решит, что пора возвращаться, следует
уделить побольше внимания более серьезным и интересным, в сравнении с
погоней за тенями, делам. Думаю, я мог бы вновь вслушиваться, как гремят
цепями за стеной "Дома призраков", но не испытываю ни малейшего желания.
Призраками я сыт по горло. Лучше я постараюсь представить себе, а что бы
подумала Мэтти о Бартлеби из рассказа Мел-вилла.
Свержин Владимир
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Скальци Джон
Суворов Виктор