описывать, как безгранично мерзки и жестоки были наши дела, и любая ваша
фантазия на этот счет будет недалека от истины.
Между тем истекли четыре месяца с того дня, как я оказала своему отцу
честь разделить с ним ложе в тот критический момент я, скорее в шутку,
обронила, что боюсь, как бы он не сделал мне ребенка. Страхи мои оказались
не напрасны - опасения мои стали свершившимся фактом, и надо было принимать
срочные меры. Я посоветовалась с известной акушеркой, которая, не будучи
обременена никакими предрассудками в таких вопросах, без лишних слов,
проворно ввела длинную, остро заточенную иглу в мою матку, наощупь нашла
зародыш и проткнула его без боли и без особых хлопот это средство, более
надежное и безопасное, чем можжевельник, плохо действующий на пищеварение, я
рекомендую всем женщинам, достаточно мудрым, чтобы больше заботиться о своей
фигуре и своем здоровье, нежели о каких-то молекулах организованной спермы,
которая со временем созреет и сделает невыносимым существование той, что
взлелеяла ее в своем чреве. Так я с корнем вырвала жалкий росток
добродетели, брошенный родным отцом в неблагодатную почву.
- Я только что узнала адрес одной необыкновенной женщины, - призналась
мне однажды Клервиль. - Мы должны навестить ее она - гадалка и, кроме того,
готовит всевозможные яды на продажу.
- Она дает рецепты своих зелий? - заинтересовалась я.
- За пятьдесят луидоров.
- Как вы думаете, они надежны?
- Если хочешь, она испытает их в твоем присутствии.
- Тогда непременно надо побывать у нее. Мне давно не дает покоя мысль
отравить кого-нибудь.
- Я прекрасно понимаю тебя, моя прелесть, ведь так приятно сознавать,
что в твоих руках трепещет чья-то жизнь.
- Тем более, приятно положить конец этой жизни посредством яда, - с
воодушевлением подхватила я. - Я уже предвкушаю это наслаждение дотроньтесь
до моей вагины, Клервиль, и вы увидите, что со мной происходит.
Клервиль, не заставив просить себя дважды, сунула руку мне под юбку.
- Ого, так оно и есть! Иногда, милая моя, я завидую твоему воображению.
Но послушай, Жюльетта, - неожиданно нахмурилась она, - ты, кажется,
говорила, что- Сен-Фон дал тебе целую шкатулку ядов?
Я кивнула.
- Ну и где же она?
- Там уже ничего не осталось, и я не смею попросить еще.
- Ты хочешь сказать, что использовала их?
- Все до капли.
- По заданию министра?
- Да, треть была использована по его усмотрению, остальные пошли на мои
прихоти.
- Наверное, для мщения?
- Некоторые для мщения. Другие для удовольствия.
- О, прелесть ты моя!
- Да, Клервиль, я даже боюсь сознаться во всех ужасах, которые
совершила посредством яда... Боюсь, что вам не понять ту радость, которую я
испытывала при этом. Я брала с собой коробочку с отравленным миндалем,
переодевалась и бродила по общественным садам, по бульварам, заходила в
публичные дома я раздавала свои смертельные сладости всем встречным.
Разумеется, и детям также - им в первую очередь. Потом я возвращалась туда,
чтобы убедиться в результатах. Когда я видела гроб у дверей человека, с
которым накануне сыграла свою злую шутку, щеки мои вспыхивали от радости,
кровь сильнее бежала по жилам, голова кружилась... Чтобы не упасть, мне
приходилось прислоняться к стене или фонарному столбу, а Природа, которая,
несомненно, для каких-то своих целей сделала меня непохожей на остальных,
вознаграждала мой поступок невыразимым словами пароксизмом блаженства... Так
она благодарила свое любимое дитя за то, что я совершила поступок, который
идиоты считают ее оскорблением.
- Это вполне естественно, дорогая, - заметила Клервиль. - Ведь
принципы, которыми питали твою душу и Сен-Фон, и Нуарсей, да и я сама,
абсолютным образом выражают намерения Природы поэтому нет ничего
удивительного в том, что ты дошла до таких высот порока, что получаешь от
этого не меньшее удовольствие, чем если бы собственноручно пытала жертву,
только в твоем случае это удовольствие намного изысканнее. Когда мы
обнаруживаем, что зрелище чужих страданий вызывает необыкновенный подъем и
волнение в нашей нервной системе, что это волнение неизбежно вызывает
похоть, тогда все возможные способы причинять боль становятся для нас
средством испытать наслаждение, и, начав с довольно невинных проказ, мы
вскоре доходим до чудовищных злодейств. Нами движут одинаковые причины,
только приходим мы к этому разными путями: Природа, или, скорее,
пресыщенность, требует, чтобы происходил постепенный, но неуклонный
прогресс: ты начинаешь с булавки, которую вонзаешь в чужое тело, и в конце
концов берешь в руки кинжал. А в яде, помимо того, есть коварство, которое
таит в себе еще большую привлекательность. Ну что ж, надо признать, что ты
превзошла своих учителей, Жюльетта быть может, мое воображение богаче, чем
твое, но боюсь, что я совершила меньше, чем могла бы...
- Чем же богаче ваше воображение? - прервала я свою подругу.
- Я бы хотела, - серьезно отвечала Клервиль, ничуть не рассердившись, -
придумать такое преступление, последствия которого, даже после того, как я
совершу его, длились бы вечно, чтобы покуда я жива, в любой час дня и ночи,
я служила бы непрекращающейся причиной чьего-то страдания, чтобы это
страдание могло шириться и расти, охватить весь мир, превратиться в
гигантскую катастрофу, чтобы даже после своей смерти я продолжала
существовать в нескончаемом и всеобъемлющем зле и пороке...
- Для осуществления ваших желаний, милая вы моя, лучше всего подойдет
то, что можно назвать моральным убийством или просто растлением, через
посредство советов, книг или личных примеров. Мы с Бельмором недавно
обсуждали этот вопрос, и он набросал кое-какие расчеты, которые показывают,
как быстро распространяется эта эпидемия и какое сладострастное ощущение она
может вызвать, так как - и мы с вами прекрасно это знаем, - степень
злодейства прямо зависит от его последствий.
И мадам де Лорсанж показала слушателям лист бумаги, который оставил ей
Бельмор несколько лет назад. Там было написано следующее: "Посвятив себя
пороку, один распутник без труда, в течение одного года, может развратить
три сотни детей в продолжение тридцати лет он развратит девять тысяч. Если
каждый развращенный им ребенок, когда вырастет, хотя бы на одну четверть
усвоит уроки учителя - а на меньшее рассчитывать не приходится - и будет
развращать такое же количество юных душ, что вполне возможно, к тому
времени, когда истекут указанные тридцать лет, пороком будет охвачено два
поколения, и на земле будет минимум девять миллионов человек, развращенных
лично им и, еще в большей мере, идеями и примерами, которыми он засеял свою
пашню".
- Это блестящая идея, - согласилась Клервиль, - и ее можно попробовать
осуществить, но, к сожалению, этот процесс не может все время идти так
гладко...
- Надо не только развращать по три сотни человек ежегодно - надо, по
мере сил, помогать в этом и другим растлителям.
- Если даже ты найдешь десятерых сообщников, которые одновременно с
тобой приступят к исполнению десяти таких планов, все равно размах
распространения зла не сравнится с эффектом самой элементарной, чумы или
другой заразной болезни.
- Разумеется, - сказала я, - но недостаточно быть простым наблюдателем,
ибо столь масштабное предприятие требует постоянного руководства и
поддержки. Для этой цели и для окончательного успеха необходимо употребить и
другие средства, о которых я говорила минуту назад: советы, примеры,
литературные произведения.
- Мне кажется, ты ступаешь на скользкий путь...
- Допустим, но вспомните Макиавелли, который говорил, что лучше
действовать без оглядки, нежели быть осмотрительным, поскольку Природа - та
же женщина, которую можно покорить только с кнутом в руке. Опыт показывает,
как говорит этот мыслитель, что она охотнее дарит свои милости жестокому
поклоннику, нежели робкому.
- Твой Бельмор, должно быть, великолепный наставник, - улыбнулась
Клервиль.
- Я и не скрываю этого. Мало найдется таких любезных и таких развратных
людей. Кстати, он в восторге от сделок, которые я предложила ему совершить:
я имею в виду спекуляцию недвижимостью. А как вы считаете, дорогая, можем ли
мы, женщины, обманывать человека несмотря на самые добрые с ним отношения?
- И ты еще сомневаешься! - возмутилась Клервиль. - Имея дело с
мужчиной, мы имеем перед собой человеческое существо, с которым постоянно
приходится вести войну: мы вынуждены относиться к нему так, как он относится
к нам, а коль скоро не существует в природе верных мужчин, для чего хранить
им верность? Угождай вкусам своего любовника, пока они не противоречат твоим
желаниям, выжми все, что можешь, из его моральных и физических способностей
подогревай себя огнем его страсти, вдохновляйся его талантами, но не забывай
ни на миг, что он принадлежит к враждебному нам полу, к тому полу, который
ведет с нами непрестанную войну. Не упускай ни единой возможности отомстить
за оскорбления, которые мы терпим от мужчин и которые ты сама испытываешь
каждый день словом, твой граф - мужчина, и ты должна водить его за нос...
Боюсь, Жюльетта, что в этой области ты все еще блуждаешь в потемках
невероятного невежества: ты добра, мягкосердечна, поэтому испытываешь к
мужчинам уважение. А в принципе их надо только использовать и обманывать -
большего они не заслуживают. Из Сен-Фона ты не выцарапала и шестой части
того, что получила бы я, имей он ко мне такую же слабость на твоем месте я
бы каждый день относила в банк по миллиону.
На этом наш разговор, который мы вели в карете Клервиль по дороге в
далекое предместье Сен-Жак, прервался, так как мы подъехали к дому, где жила
колдунья.
Это был небольшой домик, стоявший уединенно посреди садов и огородов