как модус), атрибут - определение как определение абсолютного _ ставится в
зависимость от чего-то иного, от рассудка, и это иное выступает по отношению
к субстанции внешне и непосредственно.
и в смысле бесконечного множества. Правда, в дальнейшем мы встречаем лишь
два атрибута - мышление и протяжение, - и не показано, каким образом это
бесконечное множество необходимо сводится лишь к противоположности, и притом
к этой определенной противоположности [двух атрибутов ] - мышления и
протяжения. - Эти два атрибута взяты поэтому эмпирически. Мышление и бытие
представляют абсолютное в некоторой детерминации; само же абсолютное есть их
абсолютное единство, так что они лишь несущественные формы, порядок
(Ordnung) вещей - тот же, что и порядок представлений или мыслей, и одно и
то же абсолютное рассматривается только внешней рефлексией, некоторым
модусом в этих двух определениях - то как тотальность представлений, то как
тотальность вещей и их изменений. Подобно тому как эта внешняя рефлексия
проводит указанное различие, точно так же она возвращает и погружает это
различие в абсолютное тождество. Но все это движение совершается вне
абсолютного. Правда, само абсолютное есть также мышление, и постольку это
движение происходит лишь в абсолютном; но, как мы уже отметили, в абсолютном
оно имеется лишь в единстве с протяжением и тем самым [имеется] не как это
движение, которое по существу своему есть также момент противоположения. -
Спиноза предъявляет мышлению возвышенное требование - рассматривать все с
точки зрения вечности, sub specie aeterni, т. е. каково оно в абсолютном. Но
в таком абсолютном, которое есть лишь неподвижное тождество, атрибут, как и
модус, дан лишь как исчезающий, а не как становящийся, так что тем самым и
указанное исчезание берет свое положительное начало лишь извне.
субстанции, определенная определенность, то, что находится в ином и
постигается через это иное. Атрибуты имеют своим определением, собственно
говоря, лишь неопределенную разность; каждый атрибут должен выражать
тотальность субстанции и постигаться из себя самого; но, поскольку он
абсолютное как определенное абсолютное, он содержит инобытие и не может быть
постигнут только из самого себя. Поэтому определение атрибута положено,
собственно говоря, только в модусе. Это третье, далее, остается просто
модусом; с одной стороны, модус есть непосредственно данное, а с другой -
его ничтожность познается не как рефлексия в себя. - Конечно, спинозовское
развертывание абсолютного поэтому постольку полное (vollstandig), поскольку
оно начинает с абсолютного, затем переходит к атрибуту и кончает модусом; но
все эти три лишь перечисляются одно за другим без внутренней
последовательности развития, и третье -это не отрицание как отрицание, не
отрицательно соотносящееся с собой отрицание, благодаря чему оно в самом
себе было бы возвращением в первое тождество, а это тождество-истинным
тождеством. Поэтому здесь недостает необходимости движения абсолютного к
несущественности, равно как и растворения несущественности самой по себе в
тождестве; иначе говоря, недостает становления тождества и становления его
определений.
сам себя освещающий свет. Однако он не только освещает себя, но и истекает
из себя. Его истечения -это отдаления от его незамутненной ясности;
дальнейшие порождения менее совершенны, чем предшествующие, из которых они
возникают. Истечение понимается лишь как бедствие (Geschehen), а становление
- лишь как нарастающая утрата. Так бытие все больше и больше затемняется, и
ночь, отрицательное, есть последнее в линии [эманаций ], которое уже не
возвращается к первому свету.
Спинозы, равно как и для учения об эманации, восполнен Лейбницем в понятии
монады. - Односторонности одного философского принципа обычно
противопоставляется противоположная односторонность и, как бывает всегда,
тотальность наличествует по крайней мере как рассеянная полнота. -монада-это
"одно", рефлектированное в себя отрицательное; на тотальность содержания
мира; различное многообразное в ей не только исчезло, но и сохранено
отрицательным образом (спинозовская субстанция - это единство всякого
содержания; но это многообразное содержание мира имеется, как таковое, не в
ней, а во внешней для нее рефлексии). Поэтому монада по существу своему -
представляющая монада; но в ней, хотя она и конечна, нет никакой
пассивности, а изменения и определения в ней - это обнаружения
(Manifestationen) ее в ней самой. Она энтелехия; выявлять себя - вот ее
собственное действие. - При этом монада также определенна, отлична от
других; определенность относится к отдельному содержанию и к способу
обнаружения себя. Поэтому монада - это тотальность в себе, по своей
субстанции, а не в обнаружении себя. Это ограничение монады необходимо
относится не к полагающей самое себя или представляющей монаде, а к ее
в-себе-бытию, иначе говоря, это ограничение есть абсолютная граница,
предопределение (Predestination), положенное отличной от нее сущностью.
Далее, так как ограниченное дано лишь как соотносящееся с другим
ограниченным, монада же есть в то же время замкнутое в себе абсолютное, то
гармония этих ограничений, а именно соотношение монад друг с другом, имеет
место вне их и также предустановлена (prastabiliert) другой сущностью или в
себе.
определение монады, и устраняет инобытие и вообще воздействие извне, а
изменения монады - это ее собственное полагание, однако, с другой стороны,
пассивность, [определяемость ] иным, превращается лишь в абсолютный предел,
в предел в-себе-бытия. Лейбниц приписывает монадам некоторую завершенность
внутри себя, некоего рода самостоятельность; они сотворенные сущности. - При
ближайшем рассмотрении их пределов из этого [данного Лейбницем] изложения
явствует, что свойственное им обнаружение самих себя есть тотальность формы.
В высшей степени важно понятие, согласно которому изменения монады
представляются как действия, лишенные всякой пассивности, как обнаружения ее
самой, и как существенный принцип выдвигается принцип рефлексии в себя или
индивидуации. Далее, конечность необходимым образом признается состоящей в
том, что содержание или субстанция отличны от формы и что, далее, субстанция
ограниченна, форма же бесконечна. Но следовало бы в понятии абсолютной
монады выявить не только абсолютное единство формы и содержания, но и
свойство рефлексии отталкивать себя от себя как соотносящуюся с самой собой
отрицательность, ввиду чего абсолютная монада есть полагающая и творящая
монада. Правда, в лейбницевской системе имеется и дальнейший [вывод ], что
Бог - источник существования и сущности монад, т. е. что указанные
абсолютные пределы во в-себе-бытии монад - не в себе и для себя сущие
пределы, а исчезают в абсолютном. Но в этих определениях проявляются лишь
обыденные представления, которые Лейбниц оставляет без философского развития
и не возводит в спекулятивные понятия. Таким образом, принцип
индивидуализации не получает своего более глубокого обоснования; понятия о
различении разных конечных монад и об их отношении к их абсолютному не
вытекают из самой этой сущности или вытекают не абсолютным образом, а
принадлежат резонирующей, догматической рефлексии и потому не достигли
внутренней связности.
единство. Развертывание (Auslegung) являло себя как внешнюю рефлексию,
которая со своей стороны имеет непосредственное как нечто найденное в
наличии, но в то же время есть его движение и соотношение с абсолютным и,
как таковое, возвращает его в абсолютное и определяет его просто как способ
(blofie Art und Weise). Но этот способ есть определение самого абсолютного,
а именно его первое тождество или его лишь в себе сущее единство. И притом
эта рефлексия не только полагает то первое в-себе-бытие как лишенное
сущности определение, но так как она отрицательное соотношение с собой, то
лишь благодаря ей возникает указанный модус. Лишь эта рефлексия как
снимающая самое себя в своих определениях и вообще как возвращающееся в себя
движение есть истинно абсолютное тождество, и в то же время она процесс
определения абсолютного или его модальность. Модус есть поэтому внешнее
абсолютного, но равным образом только как его рефлексия в себя; иначе
говоря, он собственное обнаружение (Manifestation) абсолютного, так что это
обнаружение (Auperung) есть его рефлексия-в-себя и тем самым его
в-себе-и-для-себя-бытие.
более как обнаружение (Manifestation) себя и не имеет другого содержания,
абсолютное есть абсолютная форма. Действительность следует понимать как эту
рефлектированную абсолютность. Бытие еще не действительно: оно первая
непосредственность; его рефлексия есть поэтому становление и переход в иное;
другими словами, его непосредственность не есть в-себе-и-для-себя-бытие.
Действительность также выше существования. Существование есть, правда,
непосредственность, возникшая из основания и условий, иначе говоря, из
сущности и ее рефлексии. Поэтому в себе существование есть то же, что и
действительность, Реальная рефлексия, но еще не есть положенное единство
рефлексии и непосредственности. Существование переходит поэтому явление,
развивая рефлексию, которую оно содержит. Оно основание, исчезнувшее в самом
себе; его определение - это восстановление основания; так оно становится
существенным отношением, и его последняя рефлексия состоит в том, что его
непосредственность положена как рефлексия-в-себя и наоборот; это единство, в
котором существование или непосредственность, и в-себе-бытие, основание или
рефлектированное суть всецело моменты, и есть действительность.
Действительное есть поэтому обнаружение себя; его внешнее не вовлекает его в
сферу изменения, оно также не имеет видимости в чем-то ином; нет, оно
обнаруживает себя; это значит, что в своей внешности оно есть оно само и что
лишь в ней, а именно лишь как отличающее себя от себя и определяющее себя
движение оно есть оно само.