икры гурьевской на весь мир гремела. Губернаторы в Оренбурге давно при-
выкли, что на Яике всегда шумят и рубахи на себе рвут правдоискатели.
Чуть что не так - сразу за саблю и выскакивают на крыльца домов с вопля-
ми:
эта морока кончится? Даже подохнуть не дадут спокойно...
пушки катили, палили из них в толпу, убивали сотнями. Но казаки того не
стерпели: генерала Траубенберга девки кольями побили, мужики саблями ис-
кололи и на кучу навоза кинули: валяйся! Потом судили меж собою: "Уж ко-
ли беда сделана, так бедой и накроемся". Казаки не верили, что Яик стро-
го накажут, - уж столько бунтов им простили! - и сейчас, как ни в чем не
бывало, послали с Яика подарок в Оренбург - икру да рыбку губернатору
тамошнему. Но губернатор "отдарился" посылкою генерала Фреймана с пушка-
ми и солдатами; эти войска разбили казаков.
самозванце Федоре Богомолове, - он бы нам кстати сейчас.
казарм в Оренбурге, а поздним вечером в городок Яицкий к дому Дениса
Пьянова подъехал человек, назвавшись богатым купцом. Это был Емельян Пу-
гачев... Стал он говорить, что о страданьях яицких наслышался.
сударь ваш - Петр Третий.
странствовал такой долгий срок?
пришел к вам на Яик... испытал всякие веры, однако ж лучше вашей, госпо-
да яицкие казаки, не нашел". Пожив у Пьянова с недельку, Пугачев с Яика
отъехал, обещая вскоре вернуться, а вера в живучесть Петра III окрепла.
Но если бы Пугачев и пропал бесследно, казаки Яицкого войска все равно
сыскали бы для себя другого "царя":
царь, лишь бы нам добре стало...
постоялом дворе у мужика по прозванию Еремина Курица, которому и сказал:
прячется, искали его тут за то, что стариков подговаривал к некрасовцам
за Кубань бежать. Пугачев жаловался:
ца на груди под титьками после бывших у него, Емельки, от болезни ран
знаки и спросил его, Емельку: "Што у тебя это такое на груди-та?" - "А
это знаки государскис". И Еремина Курица, услыша оное, сказал: "Хорошо,
коли так...""
ки, обиды есть и налоги тяжкие? Какие беды командиры вам делают? Надо бы
и нам, казаки, на хутор к Ереминой Курице ехать. Уж давно молва в городе
идет, что он - государь.
Иван Почиталин привез царю-батюшке бешмет, зипун, шапку, кушак да сапо-
ги. "А как сели, то Караваев говорил ему, Емельке: "Ты называешь себя
государем, а у государей бывают на теле царские знаки", на что Пугачев,
разодрав на себе рубаху, показывал белые пятна от фурункулов, нажитых во
время осады Бендерской крепости, и говорил так: "На вот, коли вы не ве-
рите, что я государь, так смотрите - вот вам царский знак". - "Теперь
верим и за государя тебя признаем...""
ведал и ловко от подписания отговорился:
теперь ни писать, ни читать нельзя. Враги за моим царским подписом охо-
тятся. А вы, детушки, слушайте все, что вам Почиталин читать будет.
рякою с вершин и до устья и землею, и травами, и денижным жалованьям, и
свинцом, и порахам, и хлебным провиянтом. Я, великий государь амператор,
жалую вас..."
обрядцам, Пугачев обещал, что старую дониконианскую веру распространит
на всю Русь-матушку, всех русских людей заставит носить бороды. Потом
казаки давали клятву служить ему охотно и верно, вздымали над собой дву-
перстие.
- знамя императора Петра III.
всегдашней ласке прелестен был... мы письмецом сюда призвали неприметно
его, однакоже с таким внутренним намерением, чтобы не вовсе слепо по
приезде его поступать, но разобрать, есть ли в нем склонность?
поглощал впечатления русской жизни. Правда, поначалу он не захотел сни-
мать татарскую шапку, символ происхождения от самого Чингисхана, но Ека-
терина подарила ему свою меховую шапку, которой Шагин-Гирей и соблазнил-
ся. Раскланиваясь перед важным господином в парадной ливрее, он кланялся
лакею. Но, скинув шубу на руки скромно одетого старика, принимал за ла-
кея великого визиря графа Панина... Петербург! Он казался ШагинГирею
фантастичен, особенно в сиреневые зимние вечера, когда для обогрева про-
хожих дворники складывали на улицах костры из бревен и громадное пламя
бушевало всю ночь на уровне крыш петербургских дворцов. Отсюда, с бере-
гов Невы, Бахчисарай представлялся ничтожной бедной деревней.
Сагиб-Гирее политического резидента Веселицкого, который и отписывал в
Петербург, что молодой хан подпал под вредное влияние дервишей и муфти-
ев. Эти кляузные базарные старцы с утра пораньше трясут перед ним своими
бородами: "Нам ли ходить в русскую Дверь, если за морем Порог Счастья,
падишах за наши мечети переставит вселенную вверх ногами, да мы и сами
отделаем гяуров московских саблею!.." Веселицкого татары в Бахчисарае
спрашивали: почему русские войска не уходят из Крыма? Резидент отвечал,
что, если они уйдут, тогда придут турки:
нуждается в охранении. Я не стану целовать грамот вашей кралицы, я не
возьму от нее подарков - пера и сабли.
нять перо с саблей? В распрях повинны знать татарская и духовенство, но
простой народ, если бы не был запуган вами, давно бы уже принял российс-
кое подданство, как это делали практичные ногаи. Наконец, Веселицкий за-
явил хану честно:
татары еще уповали на возвращение флота турецкого, в горах Крыма бродили
шайки с оружием, лошадей своих берегли на дальних пастбищах, ни за какие
деньги не продавая их русским. Случались убийства солдат, забредших в
сады татарских аулов. Наконец, было перехвачено письмо татарских мурз к
султану Мустафе III: "Мы неустанно проливаем слезы, ожидая того вожде-
ленного времени, когда ты пришлешь помощь"; они жаловались, что глаза их
устали глядеть в море - когда же забелеют паруса султанского флота?..
ло с мнением турецких историков: "Честолюбие рано погасило румянец щек и
зажгло алчным блеском его глаза, с молоком матери он впитал желчь обид и
яд подавленных стремлений". Молодой калга был очень далек от дипломатии
и способен лишь на сделку. Екатерина посулила ему создать великое Крымс-
кое ханство, но для этого пусть он сначала поставит личную печать на
официальной бумаге.