После короткой тишины в нескольких местах печально ударили колокола,
неспешно, с большими промежутками меж ударами, и в эти паузы вплетался
долгий, медленно затухавший звон птелосов. Сварог понял, посмотрел на
реку. В этих широтах ночь подступала моментально, падала, как занавес,
вода уже стала почти черной, дома над рекой протянулись темной стеной.
Пора было ударить колоколу Главной Башни, означая наступление ночи, а двум
десяткам звонниц в разных концах столицы этот удар повторить. Но, что
случалось невероятно редко, Вечерний Колокол так и не прозвучал. Еще
дважды ударили пушки, продолжался печальный перезвон храмовых колоколов,
гонгов и птелосов, что-то засветилось там, где королевский мост соединялся
с левым берегом, а длинная лодка заскользила к середине реки, призрачно
белая на фоне темного могучего потока. Остановилась, удерживаемая
слаженными взмахами весел, Сварог снял шляпу.
отделившись от нее, поплыло по течению, вскоре миновав то место на
набережной, где сидел в коляске Сварог со спутниками. Теперь они видели,
что это фонарь в форме перевернутой и усеченной снизу пирамиды, синий,
покрытый золотыми геральдическими лилиями. Року бон, погребальный фонарь
ронерских королей. Сварог долго смотрел ему вслед. С этим фонарем,
отправившимся к океану, уходили в небытие Барги - развратники и
покровители храмов, великие стратеги и дебилы, меценаты изящных искусств,
то осыпавшие золотом художников, то сжигавшие по пьяной прихоти фаворитки
библиотеки и ценнейшие полотна живописцев прошлого; чернокнижники и
святые, моты и скупцы, полнокровные эпикурейцы и аскеты-ханжи, собиратели
и неудачники - и, наконец, личности, бесцветные во всех отношениях.
темную реку, чувствуя себя чужим в этом городе, где больше не было Делии,
которую он не сумел уберечь. Потом сказал, ни на кого не глядя:
компании, великому множеству народа так и не случается за всю свою жизнь
кого-нибудь убить. Странно, правда? Как другой мир, честное слово... - И
совсем тихо произнес:
"Невеста ветра", четвертые сутки пребывал в унылом, каком-то устоявшемся
недоумении. С теткой Чари он был знаком с незапамятных времен, знал за ней
(как и она за ним, взаимно) столько озорных дел, что хватило бы на
полдюжины Монфоконов, и сделал бы ей одолжение не в пример серьезнее, чем
просто отвезти из одного места в другое, вдобавок за хорошую плату,
парочку ее друзей, обходясь с ними со всей любезностью. Бригантина все
равно уходила в море, а каюта квартирмейстера так и пребывала пустая (ибо
сам квартирмейстер давненько покачивался на рее горротского корвета
"Гривастый крокодил", должным образом просмоленный для долгой сохранности
- а нового еще предстояло подобрать со всем тщанием).
Любых. Водился за ним такой грешок, из-за которого капитан дважды
совершенно бескорыстно впутывался в опасные дела, пахнущие серьезными
тайнами, ради одного удовольствия оказаться среди знающих разгадку. Бывают
страстишки и похуже, а на доходы капитанская слабость мало влияла, так что
команда давно свыклась - всех на свете денег все равно не захапаешь, нужно
иногда что-то и для души...
спокойными серыми глазами серьезного убийцы, привыкшего перерезать глотку
лишь при необходимости (каковое качество Бугас в людях ценил и уважал,
будучи сам таким же), и смазливая девчонка-лауретта (сначала
представлялось - дочка или племянница, оказалось - любовница).
выездом из страны. Каковую гипотезу вроде бы подтверждало невиданное
количество тихарей, перед самым прибытием странной парочки прямо-таки
хлынувших в порт, как зерно из распоротого во всю длину мешка. Но парочка
поднималась на бригантину открыто, без малейшего волнения, а тихари, такое
впечатление, порывались встать навытяжку и таращились пугливо, как
пассажиры захваченного "купца" на абордажную команду. И "вольную"
[письменное разрешение иностранному кораблю покинуть порт] Бугасу принес
из капитаната вместо обычного письмоводителя, с благодарностью получавшего
за эту услугу серебрушку, сам комендант порта, министерский секретарь,
чин, как известно, приравненный в армии к полковнику, а на море к
флаг-капитану. От какового неслыханного феномена, ни разу не случившегося
ни с одним мореходом, будь он честный каботажник или головорез с
корсарским патентом в кармане, Бугас ошалел настолько, что по многолетней
привычке сунул его превосходительству сестерций - а тот, ровно пребывая в
некотором затмении чувств, монету взял...
затворником сидел в каюте покойного квартирмейстера и, по докладам
главного кухаря, беспрестанно читал бумаги, которых у него с собой был
целый мешок. Даже с наступлением темноты ставил "карбилку" и продолжал
шуршать. Добросовестный кухарь, за годы плавания на "Невесте ветра"
малость заразившийся от капитана той же страстишкой, успел запустить глаз
- благо бумаги барон после его прихода не прятал и ничем не прикрывал.
Кухарь клялся, что никакими картами кладов или "золотыми шарами"
[жаргонное название зашифрованного текста, сообщающего о спрятанных
сокровищах] и не пахнет. Насколько удалось усмотреть, обычная ученая
заумь, упражнения книжников. Скорее Бугас мог оказаться главой
снольдерских виргинатов, проповедовавших трезвость, целомудрие и полный
отказ от мясного, чем барон - книжником. И все же он сидел над своими
бумагами двое суток, как пришитый.
Мясо он наворачивал, подаваемое вино аккуратно выпивал, а кухарю, заодно и
убиравшему в каюте, девчонка в первый же вечер непринужденно и буднично
заметила, что возиться с двумя постелями не следует, нужно приготовить
одну на двоих. Веселого нрава кухарь, простодушно попытавшийся
ухмыльнуться, вдруг на пару секунд выпал из реальности и обнаружил себя
лежащим на полу с дикой болью в области ложечки. Увы, и он сам, и все
остальные не связали сначала этот феномен с рыжей девчонкой - решили, что
кухарь опять обожрался и получил что-то вроде апоплексического удара.
палубе, откровенно маясь скукой. Поскольку выяснилось, что мужская постель
ей знакома, а соблазнительна была девчонка, как чертенок, мысли иных
морских волков помоложе приняли игривый оборот. Заметивший это Бугас
процедил сквозь зубы, что два раза он не повторяет, а пассажиры - друзья
его друзей, так что любой, вышедший за рамки хорошего тона, немедленно
пожалеет, что родился на свет. Большинство из одержимых игривыми мыслями
вообще оставили всякие поползновения от греха подальше, но Красавчик
Ройбен, разбивший больше женских сердец, чем князь Клабур - стаканов
[князь Клабур - легендарный лоранский кутила, обессмертивший свое имя тем,
что никогда не пил дважды из одного и того же стакана - опустошив,
разбивал и требовал новый], и не подумал обстенить паруса [повернуть их
(или судно) навстречу ветру так, чтобы ветер ударил в лоб, перпендикулярно
парусам; тогда их прижимает к мачтам, выгибает в обратную сторону, и
корабль начинает двигаться задним ходом]. Увешавшись всеми своими
побрякушками и разодевшись в лучший "береговой" наряд, он с виолоном
наперевес тенью скользил за синеглазой прелестницей, что ее определенно
забавляло.
вахтенные подняли с палубы Красавчика, правая ключица у него оказалась
сломанной. Бугас моментально провел дознание - но Красавчик клялся богом
Руагату, старушкой мамой и долей в добыче, что из рамок он не выходил, а
всего лишь с надлежащей галантностью и грацией положил руку синеглазке на
талию. И обнаружил себя на палубе.
примерным видом. Сопоставив феномены кухаря и Красавчика, общественное
мнение ужаснулось, сделало выводы, и рыжую стали сторониться, насколько
это возможно на палубе не самой большой бригантины. Кухарь появлялся в
каюте пассажиров, превратив лицо в бронзовую маску, лишенную и намеков на
мимику. Бугасу, попытавшемуся было с несвойственной ему неуклюжестью
бормотать какие-то извинения, очаровательное рыжее создание мило
улыбнулось:
еще никого не убила...
Хелльстаде искателей приключений, искал клады, закапывал клады, проникал
на Дике в поисках пещерного жемчуга, первое прозвище оправдал даже дважды,
а второе - трижды ["Ледяным" моряк имеет право именоваться, если хоть раз
высаживался на Диори, Шкипером Темного Моря - если пробыл в Море Мрака не
менее суток], с горротским корсарским патентом топил снольдерские корабли
и наоборот, трижды бегал из тюрем, один раз с каторги и один - с "чертовой
мельницы" [каторжная тюрьма в Святой Земле, где заключенные ходят внутри
огромных колес, приводящих в движение портовые краны], искал в лабиринтах
Инбер Колбта Крепость Королей, освоил все виды контрабанды, прямо на рейде
Малабы дрался с Джагеддином, два года (когда особенно припекло) обретался
Самойлова Елена
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Беляев Александр