отнюдь не правило, а печальное исключение, к счастью, довольно редкое. Ведь
если бы было иначе, то за 50 тыс. лет существования неоантропа все
геобиоценозы были бы уничтожены и сам человек погиб бы от голода на
обеспложенной Земле. Следовательно, надо признать, что воздействие человека
на биосферу идет в двух противоположных направлениях - жизнеутверждающем и
жизнеотрицающем. В XVI-XVIII вв. "остывание" романо-германского суперэтноса
идет быстро. Пассионарии уезжают в колонии и либо гибнут там, либо
возвращаются больными. Особи гармоничные упорно работают дома, на своих
полях, в мастерских, канцеляриях, университетских аудиториях. Им некогда
бороться за преимущества, практически для них обременительные. И тут-то
место, освобожденное пассионариями, занимают "торгаши" - флорентийские
менялы, услужливые дипломаты, интриганы, авантюристы. Они местному этносу
чужды, но именно потому крайне удобны для венценосцев, особенно тогда,
когда у них вообще нет родины.
И вдруг им на благо Уатт строит паровую машину, и за этим следуют самые
разнообразные технические усовершенствования. Города укрупняются,
становятся полиэтничными. Человек начинает жить без связи со своим этносом,
иногда поддерживая с ним только далекий контакт. Тут-то и проявился
"капиталистический дух" европейца, так хорошо описанный и оплеванный
Зомбартом.
Но почему это так легко удалось? Только потому, что, говоря фигурально,
"вода остыла и замерзает". Вот когда она замерзнет вся, т.е. когда наступит
фаза обскурации, торгаши - бактерии, пожирающие внутренности этноса,
погибнут, а от этноса еще может остаться реликт.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ПРИРОДА
Предложенное здесь понимание этногенеза было бы субъективным, если бы у нас
не было шкалы для сравнения. Но она есть - это история антропогенных
ландшафтов, т.е. история взаимодействия техники и природы через механизм,
называемый "этнос". В описываемой фазе отношение людей к окружающей их
природной среде резко меняется, опять-таки за счет снижения пассионарного
напряжения этнических систем.
Как бы ни свирепствовали пассионарии, но в отношении кормящей нас природы
торжествующий обыватель - явление куда более губительное. В этой фазе риск
никому не нужен, ибо необходимые победы одержаны и начинается расправа над
беззащитными. А что беззащитнее благодатной биосферы?
Объявлено, что "человек - царь природы", и он стал брать с нее дань
спокойно и планомерно. Хлопковые плантации покрыли некогда зеленые холмы
Диксиленда (южные штаты США) и через известное, довольно короткое время
превратили их в песчаные дюны. Прерии распаханы, урожаи огромны; вот только
нет-нет да и налетают пылевые бури, губящие сады и посевы восточных штатов
вплоть до Атлантики. Промышленность развивается и приносит громадные
прибыли, а Рейн, Сена и Висла превратились в сточные канавы.
Это сейчас, но ведь и раньше было то же самое. За 15 тыс. лет до н.э. на
Земле не было пустынь, а теперь куда ни глянь - пустыня. Мы уже показали,
что не набеги тюркских и монгольских богатырей превратили в песчаные
барханы берега Эцзингола, Хотандарьи и озера Лоб-нор. Это сделали
планомерные работы земледельцев, думающих об урожае этого года, но не
дальше. Такие же трудящиеся крестьяне взрыхлили почву Сахары и позволяли
самумам развеять ее. Они же засоряют окрестность своих поселков
промышленными отходами и бутылками, а ядовитые химикалии спускают в реки.
Никакие пассионарии до такого не додумались бы никогда, а гармоничным людям
ничего невозможно объяснить. Да и стоит ли? Ведь это - не последняя фаза
этногенеза.
И точно так же ведут себя этносы, имеющие за плечами огромный пласт
накопленной предками культуры. Любые технические достижения сами по себе,
без участия людей не влекут за гобой прогрессивного развития, хотя могут
разрушаться от постоянного воздействия губительного времени. Египет
Древнего царства и Шумер имели более высокую культуру земледелия, нежели
Египет Нового царства и Ассирия, покорившая Месопотамию. Видимо, дело не в
вещах, а в людях, вернее, в запасе их творческой энергии - пассионарности.
Поэтому технику и искусство можно рассматривать как индикаторы этнических
процессов, своего рода кристаллизацию пассионарности минувших поколений.
Но, может быть, мы злоупотребили политической историей в географическом
трактате? Ведь принято считать, что история и природоведение столь далеки
друг от друга, что сопоставления их неоправданны. Джон Стюарт Коллинс в
книге "Всепобеждающее дерево" пишет: "Святой Павел был прав, призывая гнев
Божий на головы жителей Антиохии. Правы были и другие пророки, проклинавшие
города. Но, поступая правильно, они руководствовались ложными мотивами.
Суть греха была не в его моральной стороне, он относился не к теологии, а к
экологии. Чрезмерная гордыня и роскошь не навлекли бы кары на людей;
зеленые поля продолжали бы плодоносить, а прозрачные воды нести прохладу;
какой бы степени ни достигли безнравственность и беззаконие, высокие башни
не зашатались бы, а крепкие стены не обрушились бы. Но люди предали Землю,
данную им Богом для жизни; они согрешили против законов земных, разорили
леса и дали простор водной стихии - вот почему нет им прощения, и все их
творения поглотил песок"[46].
Блестяще, но неверно! Безнравственность и беззаконие в городах - прелюдия
расправы над лесами и полями, ибо причина того и другого - снижение уровня
пассионарности этносоциальной системы. При предшествовавшем повышении
пассионарности характерной чертой была суровость и к себе, и к соседям. При
снижении - характерно "человеколюбие", прощение слабостей, потом небрежение
к долгу, потом преступления. А привычка к последним ведет к перенесению
"права на безобразия" с людей на ландшафты. Уровень нравственности этноса -
такое же явление природного процесса этногенеза, как и хищническое
истребление живой природы. Благодаря тому, что мы уловили эту связь, мы
смогли бы написать историю антропогенного, т.е. деформированного человеком
ландшафта, ибо скудость прямых характеристик природопользования у древних
авторов может быть восполнена описаниями нравственного уровня и
политических коллизий изучаемой эпохи. Именно динамика описанной
взаимосвязи - предмет этнологии, науки о месте человека в биосфере.
По сути дела мы описали проявление микромутации, которую можно
охарактеризовать как восстановление равновесия, нарушенного пассионарным
толчком. Последний отражается на природе региона не менее, чем на людях,
его населяющих. Избыток энергии ведет к появлению новых потребностей, а
следовательно, и к перестройке вмещающего ландшафта. Примеры этого были
приведены выше; нам сейчас необходимо обобщить их и определить их
направление.
Как правило, для первой фазы характерно стремление к благоустройству. Люди,
живущие в начальных фазах этногенеза, не представляют себе, что и их
систему ждет конец; а если такая идея кому-либо и взбредет в голову, то его
никто не захочет слушать, Поэтому всегда существует стремление строить
навечно, не жалея сил. Богатства природы еще представляются
неограниченными, и задача заключается в том, чтобы наладить их
беспрепятственное получение. Иногда это ведет к хищничеству, нестрогий
порядок, устанавливаемый и поддерживаемый, ограничивает инициативу частных
лиц. Ведь если бы английские короли и их шерифы не ввели жестоких законов
против браконьеров, которых в Средние века называли "Робин Гудами", то ныне
в Англии не осталось бы не только ни одного оленя, но, скорее всего, ни
одного несрубленного дерева и невытоптанной лужайки. Пожалуй,
целесообразнее восхищаться не героями английских народных баллад, а их
врагами, хотя те и другие были носителями растущей пассионарности которой,
увы, были лишены убиваемые звери. Для последних благом была Столетняя
война, которая унесла много человеческих жизней, но отдалила гибель природы
Старой Англии и Прекрасной Франции.
Подобные коллизии возникали неоднократно, но не были катастрофичны, так как
природа меняется подчас быстрее, чем история.
Как уже говорилось, процесс обскурации Западной Европы был прерван
пассионарным толчком IX в., но раны, нанесенные за это время биосфере, не
затянулись. В Галлии и Британии благодаря повышенной влажности
восстановились леса и луга; в Италии и Андалусии были выращены лимонные и
апельсиновые рощи, но в сухой Северной Африке воцарилась пустыня. Если во
II в. римская конница получала лошадей из несметных табунов, пасшихся на
южных отрогах Атласа, то уже в VIII в. арабы стали разводить там верблюдов.
Изменений климатических условий здесь не было, ибо это - зона устойчивого
антициклона - затропического масимума. Но в данных природных условиях
восстановить тонкий слой гумуса за несколько веков невозможно. Римляне со
II в. до н.э. до IV в. н.э. планомерно оттесняли на юг нумидийцев - предков
туарегов. Те отходили вместе со стадами, которые постепенно превращали
сухие степи в каменистую пустыню Сахару. А на восточной окраине континента
роль римлян выполнили китайцы, оттеснившие на север хуннов и превратившие
лесистые склоны Иньшаня в окраину каменистой пустыни Гоби, а степи Ордоса -
в цепи песчаных барханов. Правда, здесь с антропогенными процессами
совмещены вариации климата, связанные с гетерохронностью повышенного
увлажнения аридной и гумидной зон[47], но на этот феномен легко взять
поправку, чтобы убедиться, что вывода она не меняет[48].
Корнев Павел
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Плотников Александр