психология, а между тем въехали в математику. Ну что, если и сами вы теперь
ошибаетесь?
эту я и тогда ведь нашел-с; послал господь!
права не имею больше отсрочивать; посажу-с. Так вы рассудите: мне теперь уж
все равно, а следственно, я единственно только для вас. Ей-богу, лучше
будет, Родион Романыч!
виновен (чего я вовсе не говорю), ну с какой стати мне к вам являться с
повинною, когда сами вы уж говорите, что я сяду к вам туда на покой?
будет на покой! Ведь это только теория, да еще моя-с, а я вам что за
авторитет? Я, может быть, и сам от вас кой-что даже и теперь скрываю-с. Не
все же мне вам так взять да и выложить, хе-хе! Второе дело: как какая
выгода? Да известно ли вам, какая вам за это воспоследует сбавка? Ведь вы
когда явитесь-то, в какую минуту? Вы это только рассудите! Когда другой уже
на себя преступление принял и все дело спутал? А я вам, вот самим богом
клянусь, так "там" подделаю и устрою, что ваша явка выйдет как будто совсем
неожиданная. Всю эту психологию мы совсем уничтожим, все подозрения на вас
в ничто обращу, так что ваше преступление вроде помрачения какого-то
представится, потому, по совести, оно помрачение и есть. Я честный человек,
Родион Романыч, и свое слово сдержу.
наконец опять усмехнулся, но улыбка его была уже кроткая и грустная:
Порфирием. - Не стоит! Не надо мне совсем вашей сбавки!
Порфирий, - вот этого-то я и боялся, что не надо вам нашей сбавки.
человек!
может, бог на этом и ждал. Да и не навек она, цепь-то.
испугались, да сами того не знаете, - потому молодо! А все-таки не вам бы
бояться али там стыдиться явки с повинною.
Раскольников, как бы и говорить не желая. Он было опять привстал, точно
хотел куда-нибудь выйти, но опять сел в видимом отчаянии.
много ль вы еще и жили-то? Много ль понимаете-то? Теорию выдумал, да и
стыдно стало, что сорвалось, что уж очень не оригинально вышло! Вышло-то
подло, это правда, да вы-то все-таки не безнадежный подлец. Совсем не такой
подлец! По крайней мере, долго себя не морочил, разом до последних столбов
дошел. Я ведь вас за кого почитаю? Я вас почитаю за одного из таких,
которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на
мучителей, - если только веру иль бога найдет. Ну, и найдите, и будете
жить. Вам, во-первых, давно уже воздух переменить надо. Что ж, страданье
тоже дело хорошее. Пострадайте. Миколка-то, может, и прав, что страданья
хочет. Знаю, что не веруется, - а вы лукаво не мудрствуйте; отдайтесь жизни
прямо, не рассуждая; не беспокойтесь, - прямо на берег вынесет и на ноги
поставит. На какой берег? А я почем знаю? Я только верую, что вам еще много
жить. Знаю, что вы слова мои как рацею теперь принимаете заученную; да,
может, после вспомните, пригодится когда-нибудь; для того и говорю. Еще
хорошо, что вы старушонку только убили. А выдумай вы другую теорию, так,
пожалуй, еще и в сто миллионов раз безобразнее дело бы сделали! Еще бога,
может, надо благодарить; почем вы знаете: может, вас бог для чего и
бережет. А вы великое сердце имейте да поменьше бойтесь. Великого
предстоящего исполнения-то струсили? Нет, тут уж стыдно трусить. Коли
сделали такой шаг, так уж крепитесь. Тут уж справедливость. Вот
исполните-ка, что требует справедливость. Знаю, что не веруете, а ей-богу,
жизнь вынесет. Самому после слюбится. Вам теперь только воздуху надо,
воздуху!
какого это спокойствия величавого вы мне премудрствующие пророчества
изрекаете?
чувствующий и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий, но уж совершенно
поконченный, А вы - другая статья; вам бог жизнь приготовил (а кто знает,
может, и у вас так только дымом пройдет, ничего не будет). Ну что ж, что вы
в другой разряд людей перейдете? Не комфорта же жалеть, вам-то, с вашим-то
сердцем? Что ж, что вас, может быть, слишком долго никто не увидит? Не во
времени дело, а в вас самом. Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу
прежде всего надо быть солнцем. Вы чего опять улыбаетесь: что я такой
Шиллер? И бьюсь об заклад, предполагаете, что я к вам теперь подольщаюсь! А
что ж, может быть, и в самом деле подольщаюсь, хе-хе-хе! Вы мне, Родион
Романыч, на слово-то, пожалуй, и не верьте, пожалуй, даже и никогда не
верьте вполне, - это уж такой мой норов, согласен; только вот что прибавлю:
насколько я низкий человек и насколько я честный, сами, кажется, можете
рассудить!
голубчик, помолитесь-ка богу. Да и выгоднее, ей-богу, выгоднее.
мысли, - потому ему только кончик пальчика показать, как мичману Дырке, так
он на всю жизнь во что хотите поверит. А вы ведь вашей теории уж больше не
верите, - с чем же вы убежите? Да и чего вам в бегах? В бегах гадко и
трудно, а вам прежде всего надо жизни и положения определенного, воздуху
соответственного; ну, а ваш ли там воздух? Убежите и сами воротитесь. Без
нас вам нельзя обойтись. А засади я вас в тюремный-то замок - ну месяц, ну
два, ну три посидите, а там вдруг и, помяните мое слово, сами и явитесь, да
еще как, пожалуй, себе самому неожиданно. Сами еще за час знать не будете,
что придете с повинною. Я даже вот уверен, что вы не верите, а сами на том
остановитесь. Потому страданье, Родион Романыч, великая вещь; вы не глядите
на то, что я отолстел, нужды нет, зато знаю; не смейтесь над этим, в
страдании есть идея. Миколка-то прав. Нет, не убежите, Родион Романыч.
встал.
не было. А впрочем, и лучше, кабы освежило...
суровою настойчивостью произнес Раскольников, - что я вам сегодня сознался.
Вы человек странный, и слушал я вас из одного любопытства. А я вам ни в чем
не сознался... Запомните это.
голубчик; ваша воля да будет. Погуляйте немножко; только слишком-то уж
много нельзя гулять. На всякий случай есть у меня и еще к вам просьбица, -
прибавил он, понизив голос, - щекотливенькая она, а важная; если, то есть
Суворов Виктор
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Буркатовский Сергей
Жюль Верн