падая на колени перед постелью короля; она взяла его руку в свои и прижала к
этой руке залитое слезами лицо.
сдвинутых бровей глазами. - Ведь если слышали вы, то и вас могут услышать!
слышит хоть весь свет! Я всему свету скажу, что подло, воспользовавшись
любовью дворянина, марать его честное имя подозрением в убийстве!
что неправда?
преступление все же совершено?
брата и вздрогнула, увидев, как он бледен.
колдовства.
что сейчас скажет, - или же.., наша мать?
ожидала, и снова упала на колени, едва не опрокинув кресла.
Рене, - он рассказал бы тебе целую историю.
чем не смеет отказать, попросила у него книгу об охоте из его библиотеки;
как каждую страницу этой книги пропитала сильным ядом; как этот яд,
предназначенный, не знаю для кого, проник, игрой случая или небесной карой,
в другого человека, а не в того, кому предназначался... Но так как Рене
здесь нет, то если хочешь взглянуть на эту книгу, так она там, в моей
Оружейной, и надпись, сделанная рукою флорентийца на этой книге, на
страницах которой осталось достаточно яду, чтобы уморить еще двадцать
человек, скажет тебе, что книга была отдана его соотечественнице из рук в
руки.
колдовства.
что он невиновен!
своего возлюбленного - это так мало для спасения чести французского
королевского дома! Ведь я переживаю свой конец безмолвно, чтобы со мной
умерла и тайна.
Моля, и вышла вся в слезах, не возлагая больше надежды ни на кого, кроме
себя самой.
она написала главному королевскому Прокурору Лагелю письмо, которое история
сохранила все до последнего слова и которое бросает на это ,дело кровавый
свет:
совершил святотатство. В его парижской квартире найдено много
предосудительных бумаг и книг. Прошу Вас вызвать председателя суда и как
можно скорее дать ему все необходимые сведения по делу о восковой фигурке,
пронзенной в сердце, - о преступлении против короля.
Глава 6
НЕЗРИМЫЕ ЩИТЫ
только что прочитали, к Коконнасу вошел комендант в самом внушительном
окружении: оно состояло из двух алебардщиков и четырех черных одеяний.
двое судей, чтобы произвести допрос согласно инструкциям Екатерины.
что каждый день он ненадолго виделся с Ла Молем заботами их тюремщика,
который, ни слова им не говоря, делал им этот сюрприз, коим они, по всей
вероятности, обязаны были не только его человеколюбию; помимо того,
повторяем, что они с Ла Молем, обсудив, как они будут держаться на суде,
решили отрицать все, пьемонтец был убежден, что при известной ловкости дело
его примет наилучший оборот; обвинения против них были не более серьезны,
чем обвинения против других. Генрих и Маргарита не сделали никакой попытки к
бегству, следовательно, они с Ла Молем не могли быть замешаны в деле,
главные виновники которого оставались на свободе. Коконнас не знал, что
Генрих находился в том же замке, а любезность их тюремщика внушила ему
мысль, что над его головой зареяли покровы, которые он называл своими
"незримыми щитами".
бегства и того участия, какое должны были принять в этом бегстве оба друга.
На все вопросы такого рода Коконнас всегда отвечал более чем туманно и более
чем ловко; он и на этот раз приготовился отвечать в том же духе, заранее
продумав свои удачные ответы, но внезапно заметил, что допрос переменил
тему.
несколько восковых фигурок были сделаны по наущению Ла Моля.
теряет значительную часть своей силы, коль скоро речь идет уже не об измене
королю, а всего-навсего о статуэтке королевы, да и статуэтка-то была высотой
самое большее в каких-нибудь шесть дюймов.
в куклы, и с удовольствием заметил, что его ответы несколько раз сумели
вызвать у судей улыбки. Тогда еще не было сказано в стихах: "Я засмеялся и
стал безоружен", но это уже частенько говорилось в прозе. И Коконнас
вообразил, что, заставив судей улыбаться, он наполовину их обезоружил.
и громко распевая, чтобы Ла Моль, ради которого он и поднял весь этот гам,
сделал из этого самые благоприятные выводы.
что обвинение сошло с прежнего пути и пошло по новому. Его спросили о
посещениях лавки Рене. Он ответил, что был у флорентийца только однажды. Его
спросили, не тогда ли он заказал восковую фигурку. Он ответил, что Рене
показал ему уже готовую фигурку. Его спросили, не представляет ли собой эта
фигурка мужчину. Он ответил, что она представляет женщину. Его спросили, не
имело ли колдовство целью принести смерть мужчине. Он ответил, что
колдовство имело целью пробудить любовь в женщине.
бы соусом они ни подавались, Ла Моль все время отвечал одно и то же.
делать с этой святой простотой, но тут записка, которую подали генеральному
прокурору, вывела их из затруднения.
обратно. Ла Моль вернулся к себе в камеру почти такой же успокоенный, если
не почти такой же веселый, как и Коконнас.
не видел, чья рука ее просовывала. Он взял ее в полной уверенности, что
послание скорее всего пришло от тюремщика.
разочарование, проникла в его сердце: у него явилась надежда, что эта
записка от Маргариты, о которой он не имел никаких вестей с тех пор, как
сделался узником. Весь Дрожа, он схватил записку. Увидев почерк, он едва не
умер от радости.