рассматриваться как "служебные" (в рамках работы "концессии Анти-Палыча"),
а потому оплата перелетов не является личной проблемой Обнорского... К
этому Катерина добавила, что щепетильность - это, конечно, хорошо, но она
не должна перерастать в идиотизм... Андрей вякнул было, что он, вообще-то,
собирается наведываться в Стокгольм не только по "служебной" надобности, но
и по личной, однако Катя решительно поставила в дискуссии точку, заявив,
что в этом случае стоит рассмотреть на собрании концессионеров вопрос о
наложении моратория на "личную надобность гражданина Обнорского". Серегин
на такую жертву, естественно, не согласился - ив результате ему была
вручена сумма в пять тысяч долларов на транспортные и оперативные
расходы... Андрей было попытался написать расписку в получении денег, на
что в ответ Катя рекомендовала ему пообследоваться у психиатра. Обнорский
намек понял, ломаться перестал, спрятал деньги в карман, но при этом
спросил со вздохом:
я когда-либо "бандитские деньги"?
вообще, лучше бы ты щепетильность в некоторых других вопросах проявлял...
- но Обнорского "заело", он насел на нее всерьез, словно бульдог, и где-то
минут через сорок Катю все же прорвало. Она заявила, что иллюзий по поводу
Серегина никаких не строит, что он - законченный бабник, которому уже
наверняка не терпится поскорее вернуться в Питер к своим многочисленным
"истомившимся в долгом ожидании шлюхам и журналюхам". Обнорский "выпал в
осадок"!
сопровождаемый дебильным смешком:
твердо и очень неубедительно ответила: - Было бы кого... Очень надо...
собственно, "записали" в бабники и о каких "шлюхах и журналюхах" идет речь?
"колонулась", что накануне ночью пролистала "для общего развития" записную
книжку Обнорского, "сплошь исписанную бабскими телефонами".
это просто непорядочно... Это же просто... просто уму непостижимо...
было? - немедленно отпарировала Катя.
чугунной.
общем, повел себя очень глупо и чуть было не довел Катерину до истерики.
Хорошо еще, что Андрей вовремя вспомнил высказывание одного своего бывшего
сослуживца, старого "переводяги" майора Доманова (большого специалиста в
женской психологии): "Если баба ревнует - словами ей уже ничего не
объяснишь и не докажешь, даже пытаться не стоит. Доказывать всю
несостоятельность ее подозрений нужно руками, губами и другими частями тела
- короче, волочь ее в койку, невзирая на сопротивление и слезы".
убедился в мудрости и огромном жизненном опыте "старого майора"... Позже,
уже в перебуравленной напрочь постели, Серегин заверил Катю, что ни к каким
"шлюхам и журналюхам" не рвется, и вообще,- она. Катя, такая женщина, с
которой никто сравниться не может ни по каким параметрам, а поэтому он,
Обнорский, собирается проводить дни в аскетическом томлении и в трепетном
ожидании следующей поездки в Стокгольм.
того, Андрей даже сам себе почти поверил... Странное дело - Обнорскому было
почему-то очень приятно, что Катя его ревнует... Хотя - ^то ж здесь
странного, многие, наверное, согласятся с тем, что любовные утехи после
сцен ревности бывают особенно жаркими... Если, конечно, выяснение отношений
не перерастает в мордобой.
конечно, наступило недопустимо быстро...
Новому году, недельки на полторы. Серегину ведь нужно было, в конце концов,
и для родной газеты поработать... Они решили поддерживать связь в
одностороннем порядке, то есть звонить должен был только Андрей Кате в
условленное время и в условленные дни, и только с переговорных пунктов или
совсем "левых" телефонов... Обнорский не очень верил в то, что его
служебный и домашний телефоны постоянно прослушиваются, но все же рисковать
не стоило... Мало ли бывает глупых случайностей - из них, считай, вся жизнь
состоит...
"Экспрессен" прекрасно выспавшегося жизнерадостного Цоя и невменяемого
Обнорского и повез ребят в аэропорт. Перелет до Петербурга в памяти
Серегина не отложился: сразу после прощания с Ларсом Андрей то ли уснул, то
ли упал в обморок - в общем, вплоть до пограничного контроля в Пулково
Игорь кантовал его, как куклу. Вернувшись в Питер и, наконец, отоспавшись,
Обнорский полностью погрузился в свои журналистские дела, не забывая,
однако, и о "концессии". Свободного времени у него не стало в принципе - он
забыл напрочь и о книжках, и о фильмах, и о театрах, и даже о знакомых
женского пола. На "личной" жизни пришлось поставить крест - впрочем,
Обнорского, постоянно вспоминавшего стокгольмские ночи, это обстоятельство
не особо удручало.
утра и до восьми вечера "работа в редакции", с девяти вечера и часов до
трех ночи "работа дома"... По субботам и воскресеньям Андрей, правда, в
редакцию не ездил, но это ничего не меняло - он сидел дома и чертил схемы,
составлял досье, проигрывал в голове десятки вариантов разных комбинаций...
Всю первую неделю Серегин лишь систематизировал и сортировал информацию,
полученную от Кати, сопоставлял ее с досье, оставшимся от Сереги Челищева,
и со своими собственными данными. Работа эта была очень кропотливой,
муторной и не очень интересной, но Андрей делал ее скрупулезно и тщательно,
помногу раз перечитывая и переписывая разделы, посвященные организациям и
"персоналиям", составлявшим "империю" Виктора Палыча.
приступил ко второму этапу - "оценке обстановки". Организация Антибиотика
поражала своей мощью, своими возможностями, своими финансовыми и
человеческими ресурсами. Однако, как и в любой больной структуре - в ней
должны были быть слабые места... На их высчитывании Андрей и
сконцентрировался... Иногда ему казалось, что его мозг не выдержит и,
перегревшись, взорвется. По ночам Обнорскому снились бесконечные схемы,
самопроизвольно разраставшиеся - из квадратиков, кружков и треугольников
вылезали какие-то хари, схемы перемешивались и рассыпались, ломая стрелки
связей, и Серегин постепенно привык просыпаться в холодном поту по
несколько раз за ночь.
наиболее перспективным звеном в организации Антибиотика для их с Катериной
"концессии", безусловно, являлась так называемая "портовая бригада". И дело
было не только в личностных характеристиках некого Плейшнера - "наместника"
Виктора Палыча в порту,- слабость этой "грядки" заключалась, скорее, в
особенностях территории, на которой она находилась. Ведь Морской порт в
Питере в определенных кругах называли "подрасстрельной" территорией - по
аналогии с "подрасстрельными" статьями Уголовного кодекса... В порту
сталкивались, скрещивались, смешивались интересы самых разных людей и
организаций - государственных и частных, российских и иностранных,
легальных и теневых... Постоянно вспыхивали большие и маленькие конфликты,
которые разрешались мирно, кроваво и "как бы мирно" - то есть когда трупов
вроде и не было, но непонятно как и куда исчезали целые фирмы... Короче
говоря - в порту давно уже сложилась настолько мутная обстановка, что даже
специалисты могли разобраться в ней далеко не сразу, тем более, что эта
обстановка не отличалась стабильностью, она постоянно менялась под влиянием
самых разных внутренних и внешних факторов... Учесть и осмыслить все эти
факторы, наверное, не смог бы и самый лучший аналитик... Обнорский тоже не
надеялся "объять необъятное", но он твердо знал одно - в мутной воде легче
ловить крупную рыбу, а также легче скрываться от суперкрупных рыб...
отдельный реестр, давала хорошую пищу для размышлений... Во-первых, сам
"бригадир", то есть месье Плейшнер, характеризовался разными источниками
как человек с замашками уголовника средней руки и старой формации -
господин Некрасов, несмотря на "профессорскую" внешность, не отличался
образованностью, высокими аналитическими способностями и умением видеть
стратегическую перспективу. Зато Плейшнер был жесток, жаден и склонен к
завышенным самооценкам, а еще - он очень боялся Антибиотика, который
контролировал его напрямую... Из-за этого страха, кстати, сам Некрасов имел
намного меньше личных прибылей, чем мог бы - он все время трясся, что
патрон заподозрит его в крысятничестве, поэтому о любой более-менее крупной
"теме" информировал Виктора Палыча.
стоящей, то он обязательно "влезал" в нее лично и снимал пенки...
"Официально" навар шел как бы в "общак", но - Виктор Палыч давно уже,
наверное, и сам не мог провести четкую грань между своим личным карманом и
"общаковскими закромами"...
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Акунин Борис