моих глазах. И тогда он уже не говорил "не все ли равно?" Однако именно в
ту минуту он, несмотря ни на что, и доказал свою правоту.
его уроки.
чтобы кого-нибудь учить.
глазами. В записке он не сообщил ей, с кем он будет завтракать. Это вышло
случайно, но Эрик все время помнил об этом, и теперь, когда предупредить
ее было уже поздно, пожалел о своем упущении. Ему даже стало немного
стыдно: ведь, в сущности, он хотел поймать ее врасплох и поглядеть, какое
будет у нее лицо, когда она неожиданно увидит Хьюго. Только сейчас Эрик
понял, что именно это и было его тайной целью, и теперь он твердо знал: он
никогда не сможет сознаться, что прочел письмо.
чувством, далеким от любовной гордости, Эрик заметил, что мужчины
оборачиваются и смотрят ей вслед. Она действительно хороша собой, думал
Эрик, поднимаясь ей навстречу. Лицо ее светилось радостью - она приехала
сюда, как на праздник. Сабина подошла прямо к Эрику; он не сомневался, что
она еще не видела Хьюго.
Хьюго тоже поднялся со стула. Эрик краешком глаза увидел его побледневшее
лицо.
Хьюго. Улыбка медленно исчезла с ее губ, а в глазах появилась грусть.
стула и стала непринужденно рассказывать о своем путешествии. Хьюго сидел
с таким торжественно-серьезным лицом, что Эрик избегал на него смотреть.
Ему казалось, будто он подглядывает в щелку за человеком, не
подозревающим, что он разоблачает свою сокровеннейшую тайну. К своему
удивлению, Эрик чувствовал себя виноватым, а ведь он, как муж, должен был
только возмущаться Хьюго. Но это было не так-то просто, потому что он
слишком любил Хьюго, слишком большую жалость испытывал к нему и слишком
хорошо помнил, как его самого когда-то неудержимо влекло к Мэри. Ему
хотелось быть сейчас сильным и уверенным, а он оказался слабым и все же
знал, что безнадежно падет в собственных глазах, если сию же минуту как-то
не загладит свою уловку.
позвонить по телефону. Пусть побудут немного наедине, хотя ему очень
трудно отойти сейчас от столика. Эрик боролся с желанием остаться, зорко
наблюдать за ними, заставить их следить за каждым своим словом. Но
отступать от своего решения он ни за что не хотел. Его угнетала
собственная жестокость - он знал, что поступает с ними жестоко.
прошел в самый дальний угол и опустился в кресло. Он сидел, уставившись в
одну точку, перед мысленным взором его неотступно стояла Сабина - такая,
какой он до сих пор никогда ее не видел: бесконечно обаятельная,
недоступная и оттого еще более прекрасная. Он видел ее глазами другого
мужчины, любившего ее давно и безнадежно, глазами мужчины, который во
мраке отчаяния сотни раз видел перед собой этот образ. Сидя один и думая о
том, что Хьюго в это время, наверно, тихо говорит Сабине о своем чувстве,
Эрик ясно представлял себе, что должен был испытывать Хьюго вдали от нее.
Он не понимал, чем вызван этот жест, и даже рассердился на Эрика. Он
переживал почти невыносимую неловкость, оставшись наедине с Сабиной. Она
сидела молча, а Хьюго терзали противоречивые чувства. Из гордости ему
хотелось наказать ее, продлить это напряженное молчание до возвращения
Эрика, и вместе с тем он жаждал излить ей свою душу.
поднимая глаз.
созналась она.
Лазарем. Особенно с вами.
легко она может вызвать его на откровенность.
Я никому не нужен. И меньше всего - себе самому.
безжалостно, Хьюго, я не могу представить себе более бессердечного
поступка. Это жестоко.
что было после. Я получила письмо и... больше ничего. Вы ни разу не
сообщили мне, как идет лечение. Чтобы хоть что-нибудь узнать, мне
приходилось звонить Эдне.
- И тоном мягкого упрека Хьюго добавил: - Зачем вы показали это письмо
Эрику? Оно предназначалось только для вас. Это тоже было жестоко с вашей
стороны.
старше, чем тогда, когда они познакомились. Губы ее были по-прежнему
нежны, но на лице появились морщинки, а в волосах - седина. Однако он
любил ее, и, сколько бы ни было ей лет, он всегда будет считать, что это
самый лучший для женщины возраст. Женщины помоложе казались ему
недостаточно зрелыми, женщины постарше - чересчур пожилыми. Он не видел
Сабину несколько лет и в душе надеялся, что, быть может, она так
изменилась, что он, наконец, избавится от своего чувства. Однако если она
и изменилась, то только к лучшему. Он видел, что она встревожена и в
глазах ее сквозит сострадание не только к нему, но и к Эрику. "В лучшем
случае, - грустно подумал он, - она в одинаковой степени огорчена за нас
обоих".
встретились. Он сердится на меня. Мы с ним сидим всего полчаса, и он уже
несколько раз резко обрывал меня, хотя в нашем разговоре не было ничего
такого, чем можно было бы объяснить такую резкость.
прочел письмо, он тут же пришел бы ко мне. Он не стал бы таить это в себе.
чтобы овладеть собой. - Я не уничтожила его. Разве может женщина
уничтожить такое письмо? - добавила она. - Вы хотите, чтобы я его порвала?
взгляд, но в то же время ему хотелось, чтобы она не поверила этой лжи. И
она, по-видимому, это поняла, хотя задумалась и некоторое время сидела
молча. Потом, словно приняв какое-то решение, она откинулась на спинку
стула и очень просто сказала:
поводу письма, - добавил он.
слегка покраснел, словно стыдясь, что она заметит его поношенный костюм и
старые ботинки. - Мне пора, я уже опаздываю. Передайте привет Эрику.
друг на друга.
произнес Эрик. Хьюго кивнул головой и ушел.
попросила только кофе, сладкого ей не хотелось. Она машинально вертела в
пальцах спичечную коробку. Эрику бросилась в глаза ее задумчивость.
другой, гораздо более серьезный вопрос. Он даже догадывался, какой именно,