пластмассовой баночки, дрожал голосом Финифатьев и возликовал, обнаружив
табак в коробочке. -- Вот Олехе радость-то! Ему пожрать, покурить да
выпить... -- перехватив взгляд подполковника, робкий, просительный, сержант
протянул ему баночку. -- Курите и вы, товарищ командир, не знаю, какой вы
части-звания.
Кстати, сержант, как он вернется, сразу ко мне.
и сладостно. У него все плыло в голове, но в груди помягчело, словно бы
прочистило, осадило дымом внутри слизистую горечь.
гранатами, мелкими минами овраги, где окопалась пехота. Ответить нашим
бойцам нечем -- гранаты на исходе, патроны со счета, контратаки в лоб не
дали результатов, просачиваться по оврагам вверх опасно -- немцы лучше наших
бойцов знают рельеф местности, отрезают слепо тычущиеся группы в
разветвлениях оврагов и уничтожают. Начали действовать снайперы, наносят
большой урон. С господствующей высоты Сто немцы просматривают почти всю
полосу берега, и только за яром спасение, отчего все больше и больше народу
скапливается здесь, на берегу реки.
пространстве завалят нас бомбами и минами, под прикрытием огня вплотную
сойдутся с нашими частями, невозможно сделается прикрываться огнем
артиллерии. Тогда все. Почти безоружных, голодных, измотанных переправой и
боями людей противник опрокинет коротким броском в реку.
отработанным голосом человека, привыкшего к докладам, умеющего делать их
предельно ясно, без лишних слов и чувств.
отказался. Он даже обрадовался вслух:
взгляд майора, подполковник Славутич излагал суть дела: -- Высота Сотая --
самая важная на плацдарме. Надо ее взять. В лоб это сделать невозможно --
выкосят. Нужен обход. Разведчики Сыроватко обнаружили недалеко от вас
наблюдательный пункт. Малочисленный. С него захода в тыл нет, но боковой
скат высоты просматривается. Решено небольшой подвижной группой окружить и
захватить этот пункт. Лучше всего налет сделать в обед, когда немцы сойдут с
огневых точек. Времени в обрез. Прошу выделить мне людей.
сержант...
заросший ломкой травой, и снял пилотку. Волосы росли у подполковника с
половины головы, пролегая дугой от уха до уха. Библейский лоб казался
выпуклым, огромным. Под короткими, но широкими бровями основательно и строго
сидели глаза. Губы четко очерчены, и небольшой, но властный подбородок
придавал еще большую основательность и резкость этому напряженному лицу.
майора, вновь заговорил Славутич. -- И ловил на себе взгляды, один раз даже
и услышал: "Вот она, тыловая крыса! Ползет в безопасное место..." -- Каково
это слышать мне, офицеру, получившему орден еще на финской?! Хотел я,
знаете, вытащить говоруна из норки, приструнить, да вспомнил, что очень
много поводов стали подавать наши командиры для этаких разговоров. Скажите,
отчего вы находитесь здесь, будучи раненым? Разве вас некем заменить? Где
командир полка Вяткин?
переплавлялся. Они хоть какие-то надежды связывают со мной, спокойней дело
делают, когда я здесь... При первой же возможности я уплыву. Я так уже
навоевался, что рисоваться и геройствовать не могу. Прошу верить мне.
думаю о тех офицерах, которые вырядились, как лейб-гвардейцы, в парадные
мундиры, позавели себе крытые персональные машины, понатащили в них женщин,
холуев, и когда штаб движется по фронту, в том числе и вашего полка, --
похоже на цыганский табор, который по Бессарабии кочует в шатрах своих. Как
у Пушкина?
царапину-- он бы весь боезапас израсходовал, кучу людей положил, чтобы
вызволить с плацдарма свою драгоценную персону.
всякого и правда много, но все же... в крайнюю минуту...
атакован немецким десантом. И что вы думаете? Почти половина штабников
оказалась без личного оружия! У господ офицеров, что имели пистолеты, -- по
одной обойме в пистолете. Оружие не чищено со времен ликвидации
Сталинградской группировки! Это ли не бедлам? Тут же открылось воровство
патронов и оружия. Паникующие штабники вдруг вспомнили, что они все же на
войне. Танкисты Лелюшенко вызволили нас... -- Славутич смущенно потупился:
-- Я могу у вас еще попросить покурить?
напирал на то, что обнаружил наблюдательный пункт, огневики той части,
скорее всего минометной, ходили за мясцом и нарвались на наших бойцов, но
скорее наши бойцы на них... перебили друг дружку.
подполковника Славутича. Всем проверить оружие, зарядить диски, хотя бы и
последними патронами, взять по гранате. Шестаков при телефоне. Булдаков при
пулемете.
когда Лешка, осыпая песок, лез вверх по яру. Получив утвердительный ответ,
подполковник удрученно продолжал: -- Вот тоже и наш начальник связи... нет,
чтобы прибыть на берег, каких-то разгильдяев послал. Кстати, и здесь, на
плацдарме, уже появился тылок, и место-то для него вроде бы узкое... А есть!
Есть, есть, миляга, организовался... Безотцовщина какая-то прячется за спины
товарищей. Поднявшись, затягивая ремень еще на одну дырку, хотя и без того
уж в талии, как гончий пес, Славутич сказал без досады, но весомо:
взглядом; "А я как?" Сержант его утешил, мол, обоим от пулемета удаляться
нельзя, тем более что он -- первый нумер, да и за лесиной пусть поглядывает,
коли другой наблюдатель взнимется -- сшибай!
решительно вышагнул из пулеметной ячейки, пригнувшись, посеменил на спуск.
Прежде чем съехать на заду по солдатскими задами раскатанной выемке, под
ягодицы подстроил ладонь, на ходу черпнул из Черевинки водицы, отпил, сырой
рукою потер лицо. Булдаков привалился к деревянной ложе пулемета, шаря голой
ногой по ноге, прострочил кривуль Черевинки, густо охваченной разноростом.
Увлекся, высадил весь диск. А вот кто набивать диски будет? Всем хозяйством
занимался нумер второй. Рассыпая патроны под ноги, кляня напарника за то,
что высовывается везде, Леха отгонял от себя гнетущее, ему совершенно
непривычное чувство одиночества.
после сытного обеда, побольше поднести к орудиям боезапаса -- дела на левом
фланге, особенно на высоте его, в батальоне Щуся, еще более ухудшились,
надобно продержаться до вечера, до темноты и тогда уж совместно решать:
отводить передовую группу или уж оставлять ее на окончательное растерзание.
Покончив с распоряжениями, он отпил холодненькой водицы и вдруг спохватился,
начал кликать людей:
голову Зарубин. -- Какой-то наблюдательный пункт... Зачем он? Что за блажь?
Подполковник-то откуда взялся?
скособочившись, упал на бровку яра, громко звал:
Немедленно! Бегом, бегом! Корнилаев остается! А вы бегом, ребята, бегом!
всякого опытного вояки, существовал недремлю- щий вещун, он уже тыкался в
сердце, пророчил -- опоздал! С приказанием поторопился, с отменой его
опоздал. Быть беде! Быть беде, быть...
имени Янгель, лапками и выпуклыми глазами тоже похожий на прыткую насекомую,
насвистывая мотив полюбившейся ему русской песни "Ах ты, душечка, красна
девица", -- мыл в речке посуду и, несмотря на фиркающие над ним пули, на
рвущиеся неподалеку мины, думал о разных разностях. О чем-то мрачном,
нехорошем он думать не хотел, да и не думалось после обеда о нехорошем,
пули, летающие над речкой, и прочее -- уже привычны. Янгель налегке, без
мундира, в офицерской шерстяной кофточке с закатанными рукавами -- чтоб не
замочилась рубашка. Пилотку он также оставил в блиндаже. Голову, прикрытую
поредевшими, жиденько вьющимися волосенками, пригревало солнцем, спину тоже
пригревало, но вода в речке была холодная, приходилось мыть посуду с песком.
Беленький, промытый песочек шевелился, разбегаясь струйками по дну ручья,
нет, лучше по-русски -- "ручейечка".
"ч":
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Пехов Алексей