пол почетной скамьи и вынырнуть где-нибудь в Калькутте или в какой-нибудь
необитаемой стране на другой стороне земного шара, провалились бы
немедленно. А мистер Пексниф присел на скамеечку и, насторожив уши пуще
прежнего, улыбнулся.
Тома, так как он продолжал горячо и убежденно:
оказывается, что мои собеседники все как один несправедливы к Пекснифу. Это
самое удивительное совпадение, какое мне только известно, и все же это так.
Вот хотя бы Джон Уэстлок, бывший его ученик, добрейший юноша, какой только
есть на свете, - я уверен, что Джон, если бы мог, приказал бы отхлестать
Пекснифа плетью. И Джон не единственный, - все ученики, которые перебывали
тут за мое время, уходили от нас, возненавидев Пекснифа до глубины души. Вот
и Марк Тэпли тоже, человек совсем другого звания, - продолжал Том, - как он
подсмеивался над Пекснифом, когда служил в "Драконе", просто неловко
вспомнить. Мартин тоже, Мартин даже больше других. Впрочем, что я говорю!
Это он, конечно, научил вас не любить Пекснифа, мисс Грейм. Вы приехали с
предубеждением против него, мисс Грейм, и не можете судить о нем
беспристрастно.
- прибавил он совсем другим тоном, - мисс Грейм, в чем дело?
лоб, потом брови, потом глаза. Она сидела на скамейке у двери, закрыв лицо
руками, а Том наклонился над ней.
вас? Или кто-нибудь другой нас обидел? Не плачьте. Скажите мне, пожалуйста,
что случилось? Я не могу видеть вас в таком отчаянии. Господи помилуй,
никогда в жизни я не был так удивлен и огорчен!
раскаленной докрасна проволоки, нельзя было бы заставить его отвести глаза.
было можно. Но я вижу, как велико ваше заблуждение, а нам надо остерегаться,
чтобы не скомпрометировать вас. Вместе с тем вы должны знать, кто меня
преследует, - вот почему мне не остается другого выхода, как все рассказать
вам. Я пришла сюда нарочно для этого, но думаю, что у меня не хватило бы
духу, если б вы сами не подвели меня к цели.
не произнес ни слова.
Мэри дрожащими губами, подняв на него сверкающие глаза.
Погодите минуту. Этот человек, которого я считаю лучшим из людей! Вы имеете
в виду, конечно, Пекснифа. Да, я вижу, что Пекснифа. Боже милостивый, не
говорите так, если не имеете оснований! Что он сделал? Если он не лучший из
людей, то кто же он?
жестокий, самый подлый, самый бесстыдный, - сказала девушка, вся дрожа от
негодования.
как гостью, гостью поневоле, зная мою историю, зная, как я беззащитна и
одинока, он смеет на глазах у своих дочерей оскорблять меня так, что, будь у
меня брат, хотя бы совсем мальчик, он невольно бросился бы защищать меня.
моим единственным другом, любящим и добрым другом, и кого этот друг, когда
был в полном разуме, разгадал и выгнал, как собаку, но, по своему
христианскому смирению, простил ему все обиды, - а теперь, когда здоровье
этого друга пошатнулось, вкрался к нему в доверие и пользуется завоеванным
низостью влиянием для низких и презренных целей - среди них нет ни одной, ни
одной благородной и доброй.
добиться своей цели, когда я буду его женой, он преследует меня недостойными
речами, обещая, что, если я выйду за него замуж, Мартин, которому я принесла
столько несчастий, будет восстановлен в своих правах, а не выйду - упадет
еще глубже в бездну погибели? Что он такое, если обращает даже мою верность
человеку, которого я люблю всем сердцем, в мучение для меня и обиду для
него, если он хочет превратить меня, как бы я ни противилась, в орудие пытки
для того, кого я хотела бы осыпать благодеяниями? Что он такое, если, опутав
меня предательскими сетями, он еще смеет лживым языком и с лживой улыбкой
объяснять мне при свете дня, для чего они расставлены, если он смеет
обнимать меня и подносить к губам вот эту руку, - продолжала взволнованная
девушка, показывая руку, - которую я отрубила бы, если б этим избавилась от
стыда и унижения?
он злодей! Кто бы он ни был, я говорю, что он закоренелый злодей, которого
нельзя терпеть!
которое поддерживало ее во время этой речи, Мэри дала волю слезам.
Мэри в особенности. Ее слезы и рыдания раздирали ему сердце. Пытаясь утешить
ее, он сел с нею рядом и заговорил о Мартине, вселяя в нее бодрость и
надежду. Да, хотя он любил ее от всей души такой самоотверженной любовью,
какая редко достается на долю женщины, он говорил только о Мартине. Никакие
сокровища обеих Индий не заставили бы Тома хоть раз покривить душой и не
упомянуть имени ее возлюбленного.
человек, о котором она говорила, и есть Пексниф в его истинном виде, и слово
за словом и фраза за фразой передала ему, насколько помнила, все, что
произошло между ними в лесу, и этим, без сомнения, доставила большое
удовольствие самому мистеру Пекснифу, который, желая все видеть и боясь быть
увиденным, то нырял за барьер, то выскакивал обратно, словно плутоватый
хозяин Панча * из-за ширмы, старающийся увернуться от ударов дубинкой по
голове. В заключение Мэри попросила Тома держаться от нее подальше и ничем
себя не выдавать, после чего она поблагодарила его, и они простились,
заслышав чьи-то шаги на кладбище. Том снова остался в церкви один.
его жизни в одно мгновение превратилась в гнилой туман. Не в том было дело,
что Пексниф, его Пексниф, перестал существовать, а в - том, что его никогда
и не было. Если бы Пексниф умер, Том утешался бы, вспоминая, каким он был;
после же этого открытия оставалась только жгучая боль воспоминаний о том,
что Пексниф никогда другим и не был. Ибо, если его слепота была полной и
безусловной, то таким же было и вернувшееся к нему зрение. Его Пексниф
никогда не сделал бы той подлости, о которой он только что слышал, но всякий
другой Пексниф был на нее способен; а тот Пексниф, который был способен на
такую подлость, был способен на что угодно и, без сомнения, всю свою жизнь
поступал как угодно, только не по справедливости. С недостижимой высоты,
куда был вознесен кумир Тома, он свалился вниз головою, и вся королевская
конница и вся королевская рать * не могли бы собрать мистера Пекснифа
воедино. Легион титанов не мог бы вытащить его из грязи, и туда ему и
дорога! Но страдал от этого не он, страдал Томас Пинч. Компас его разбился,
карта разорвана, часы остановились, мачты рухнули за борт, а якорь унесло
течением за много тысяч миль.
направление его мыслей, и любопытствовал, как он будет вести себя дальше.
Том бродил взад и вперед по церкви, словно помешанный, время от времени
останавливаясь и облокачиваясь в раздумье на какую-нибудь скамью; он то
заглядывался на старый памятник, украшенный орнаментом из черепов и
перекрещенных костей, как будто это было выдающееся произведение искусства,
хотя обычно вовсе не замечал его, то садился, то снова начинал ходить взад и
вперед, и, наконец, побрел вверх на хоры и коснулся клавишей органа. Но их
музыка звучала теперь иначе, гармония исчезла, и, взяв один долгий,
печальный аккорд, Том опустил голову на руки и бросил играть.
окидывая взглядом церковь, словно он был пастор, - я бы не оскорбился, что
бы он ни сделал мне, потому что я часто испытывал его терпение, и жил у него
из милости, и никогда не был ему таким помощником, каким следовало быть. Я
бы не обиделся, Пексниф, - продолжал Том, нисколько не беспокоясь, слушают
его или нет, - если бы вы сделали зло мне; этому я нашел бы оправдание, и
хотя огорчился бы, все же уважал бы вас по-прежнему. Но зачем же вы так
низко пали в моих глазах! О Пексниф, Пексниф! Я ничего не пожалел бы для
того, чтобы вы были достойны моего уважения по-старому, - ничего!
время как Том, взволнованный до глубины души, обращался к нему с этой речью.
После наступившей затем паузы он услышал, что Том спускается по лестнице,
позвякивая церковными ключами, и, опять выглянув из-за барьера, увидел, как
он медленно вышел из церкви и запер за собой дверь.
церковные окна видел, как Том переходил от могилы к могиле, иногда
останавливаясь и облокачиваясь на памятник, словно оплакивая потерянного
друга. Даже после того как Том ушел с кладбища, мистер Пексниф все еще
оставался взаперти, опасаясь, как бы растревоженный Том не забрел обратно в
церковь. Наконец он отворил дверцу и с самым приятным выражением лица
направился в ризницу, где, как он знал, окно было невысоко над землей, и ему
стоило сделать один шаг, чтобы очутиться на свободе.
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Конан-Дойль Артур
Круз Андрей
Шилова Юлия