зарево заката, алые и пурпурные полосы протягиваются над самым горизонтом, и
дома так ярко пламенеют в последних лучах солнца, что кажется, будто их
толстые стены стали легкими и прозрачными и они светятся изнутри. Потом,
когда меркло все это великолепие красок, она провожала глазами черные
силуэты гондол, развозивших гостей на музыку и танцы, и снова поднимала взор
к небу, уже искрившемуся звездами. Не эти ли звезды когда-то сияли над нею,
озаряя ее воображаемый бал? Тюремные ворота! Как странно вспоминать о них
теперь!
положив голову Мэгги к себе на колени; и еще многие места и картины,
относившиеся к другим временам, другой жизни. Потом, перегнувшись через
балюстраду, вглядывалась в воду канала, словно все это таилось в ее темной
глубине. И долго-долго она сидела так, задумчиво следя за бегущими волнами,
как будто ждала, что в конце концов вся вода убежит и на обнажившемся дне
она снова увидит тюрьму, и себя самое, и знакомую комнату, и ее жильцов и
посетителей - все то, что навсегда осталось для нее действительностью, живой
и неизменной.
ГЛАВА IV - Письмо Крошки Доррит
будет получить от меня весточку. Впрочем, едва ли это письмо доставит Вам
столько радости, сколько оно доставляет мне самой; ведь Вы живете так, как
привыкли жить, и не думаю, чтобы Вам чего-либо недоставало - разве что моего
присутствия, да и то верно лишь изредка и ненадолго; - у меня же теперь
жизнь такая странная, и мне так многого недостает!
кажется, что с тех пор прошли годы, - я во время поездки в горы встретилась
с молодой миссис Гоуэн. Она вполне здорова и вполне счастлива; это она мне
сама сказала, и еще просила передать, что всей душой благодарна Вам и
никогда Вас не забудет. Она очень чистосердечно говорила со мной, и я
полюбила ее чуть не с первого взгляда. И не мудрено; она так хороша и так
обаятельна, что ее нельзя не полюбить. Ничего удивительного, если и другие
ее любят. Так и должно быть.
миссис Гоуэн с глубоким дружеским интересом, - но не скрою, что мистер Гоуэн
кажется мне не очень подходящим для нее мужем. Он как будто любит ее, а что
она его любит, это и говорить нечего, но он какой-то несерьезный - не в
отношениях к жене, а вообще. Меня не покидала мысль, что будь я миссис Гоуэн
(какое нелепое предположение! и как мне нужно было бы измениться, чтобы
стать на нее похожей!), я чувствовала бы себя сиротливой и неуверенной, не
имея, в сущности, на кого опереться. Мне даже показалось, что у нее отчасти
есть такое чувство, хоть она и не сознает этого. Но помните, Вы не должны за
нее тревожиться, ведь она "вполне здорова и вполне счастлива". А к тому же
еще чудо как хороша.
день должна прибыть в Венецию. И я всеми силами постараюсь быть ей настоящим
другом - ради Вас. Дорогой мистер Кленнэм, для Вас, верно, не имеет
значения, что Вы были мне другом в ту пору, когда у меня не было других
друзей (как нет и теперь, потому что новых я не завела), а для меня это
очень, очень важно, и я об этом никогда не забываю.
писем), как идут дела в заведении мистера и миссис Плорниш, которое им помог
открыть мой дорогой отец; я так рада, что и старый мистер Нэнди опять с ними
и, верно, целый день распевает свои песенки, нянча внуков. Не могу
удержаться от слез, думая о моей бедной Мэгги; как там все ни добры к ней, а
должно быть, первое время она тосковала без своей маменьки. Вы ей,
пожалуйста, передайте, под строгим секретом, что я люблю ее по-прежнему, и
не меньше, если не больше ее сожалею о нашей разлуке. И всем там передайте,
что я о них думаю каждый день, и где бы я ни была, сердцем я всегда с ними.
Ах, если б Вы могли заглянуть в мое сердце, Вы бы пожалели меня оттого, что
судьба меня так далеко забросила - и так высоко подняла!
себя как нельзя лучше; все эти перемены благотворно отозвались на нем, и он
теперь совсем не тот, каким Вы его привыкли видеть. Дядя, по-моему, тоже
изменился к лучшему; но как он не жаловался прежде, так не радуется теперь.
Фанни очень мила, жива и остроумна. Она создана, чтоб быть богатой и
знатной; привычка к новой жизни далась ей удивительно легко.
Ученье у меня подвигается плохо. Миссис Дженерал всегда при нас, мы говорим
по-французски и по-итальянски, и она прилагает все усилия, чтобы
усовершенствовать нас во многих отношениях. Когда я пишу: "Мы говорим
по-французски и по-итальянски", это значит - говорят Фанни и миссис
Дженерал. Что до меня, я настолько тупа, что не делаю никаких успехов. Стоит
мне задуматься о чем-нибудь, как мои мысли устремляются в привычном
направлении, меня охватывает беспокойство об отце, о работе, о том, как
свести концы с концами, но вдруг я вспоминаю, что ни о чем таком
беспокоиться уже не нужно, и это так невероятно и удивительно, что мысли у
меня снова убегают назад, в прошлое. Никому, кроме Вас, я бы в этом не
решилась признаться.
природы. Все это очень красиво и интересно, но я как-то недостаточно
сосредоточенна - недостаточно разобралась в себе самой, если Вам понятно,
что я хочу сказать, - чтобы спокойно наслаждаться своими впечатлениями. И
то, что я вижу сейчас, странным образом переплетается для меня с тем, что я
видела и знала раньше. К примеру, когда мы были в горах (стыдно рассказывать
о таких глупостях даже Вам, дорогой мистер Кленнэм), мне часто
представлялось: вон за той нависшей кручей скрывается Маршалси, а за этим
снежным сугробом - комната Вашей матушки, где я так часто засиживалась за
работой и где я впервые увидела Вас. А помните Вы тот вечер, когда мы с
Мэгги были у Вас на Ковент-Гардене? * Сколько раз Ваша комната виделась мне
в темноте за окном кареты и долгие-долгие мили словно ехала вместе с нами по
незнакомым местам! Тогда, возвращаясь от Вас, мы опоздали домой, и нам
пришлось до утра оставаться на улице. Я часто смотрю на звезды, вот хотя бы
с этого балкона, и воображаю, будто снова сижу с Мэгги у тюремных ворот или
брожу по ночным улицам.
Во время прогулок по каналу я часто ловлю себя на том, что заглядываю во
встречные гондолы, точно думаю увидеть там своих старых знакомых. Я бы не
помнила себя от радости, если бы это случилось, и даже не слишком удивилась
бы в первую минуту. Когда я очень размечтаюсь, мне всюду мерещатся дорогие
лица, и, кажется, вот-вот я в самом деле увижу их на каком-нибудь мосту или
набережной.
странным. Так всякому показалось бы, кроме меня; а порой даже и мне так
кажется. Дело в том, что мне иногда вдруг делается совсем по-старому жаль -
Вы знаете, кого. Как он ни переменился и как я ни счастлива и ни благодарна
судьбе за эту перемену, а все-таки порой сердце у меня сжимается от
мучительной жалости к нему, и эта жалость так сильна, что мне хочется обнять
его, шепнуть ему на ухо, как я люблю его, и немножко поплакать у него на
груди. Мне бы тогда сразу стало легче, и я снова гордилась бы и радовалась.
Но я знаю, что так нельзя: он сам будет недоволен, Фанни рассердится, а
миссис Дженерал придет в недоумение; и я сдерживаюсь. Но не могу пересилить
в себе чувства, что я отдалилась от него и отдаляюсь все больше, а он,
несмотря на всех своих лакеев и камердинеров, одинок и нуждается во мне.
должна написать еще несколько строк, иначе выйдет, что я не сказала того,
что для меня самое важное. Среди всех глупых мыслей, в которых я не
постеснялась открыться Вам, зная, что никто лучше Вас меня не поймет и никто
не отнесется ко мне снисходительнее Вас, - среди всех этих мыслей есть одна,
которая никогда меня не покидает: это мысль, или, вернее, надежда, что и Вы
когда-нибудь, на досуге, вспоминаете обо мне. Сознаюсь Вам, у меня есть одно
опасение на этот счет; оно не дает мне покоя с тех пор, как мы уехали, и мне
бы очень хотелось его рассеять. Я очень боюсь, что Вы теперь относитесь ко
мне по-другому - не так, как прежде. Не надо, пожалуйста, не надо - Вы даже
не представляете, как мне это было бы тяжело. Я просто не могу перенести
мысли, что, может быть, стала для Вас более чужой, более далекой, чем в те
дни, когда Вы были так добры ко мне. Прошу Вас, умоляю, никогда не думайте
обо мне как о дочери богатого отца, никогда не рисуйте себе меня в лучшем
платье, среди лучшей обстановки, чем когда Вы меня увидели первый раз. Пусть
я навсегда останусь для Вас бедно одетой маленькой девочкой, к которой Вы
отнеслись с таким ласковым участием, чье худое платьишко оберегали от дождя,
чьи промокшие ноги согревали у своего камина. И если уж случится Вам
вспомнить обо мне, знайте, что я все та же, глубоко преданная и за все
благодарная Вам
Она вполне здорова и вполне счастлива - это ее подлинные слова. И чудо как
хороша!"
ГЛАВА V - Где-то что-то неладно
Андреев Николай
Орловский Гай Юлий
Соломатина Татьяна
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия