Чтение 117–й страницы книги ~Анж Питу~

- Так ты думаешь, старик не отдаст ружья?

- Он не дал бы их даже эскадрону гусар. Это упрямец, injustum et tenacem
<Несправедливый и твердо стоящий на своем (лат.).>. Впрочем, - спохватился
Питу, - вы же не знаете латынь.

Но два арамонца не дали себя ослепить ни цитатой, ни этим хвастливым
замечанием.

- Право, Клод, мы выбрали славного командира, он всего боится, - сказал
Дезире.

Клод покачал головой.

Питу заметил, что может упасть в их глазах. Он вспомнил, что фортуна
любит смелых.

- Ну ладно, - сказал он, - там видно будет.

- Так ты берешь на себя ружья.

- Я берусь.., попробовать.

Негромкий ропот сменился одобрительным шепотом. "Ну вот, эти люди уже
командуют мной еще до того, как я стал их командиром. Что же будет потом?" -
подумал Питу.

- Попробовать недостаточно, - сказал Клод, качая головой.

- Если этого недостаточно, иди и забирай сам, - рассердился Питу. - Я
передаю тебе мою власть. Иди подольстись к аббату Фортье и его плетке.

- Стоило возвращаться из Парижа с саблей и каской, - презрительно
произнес Манике, - чтобы бояться плетки.

- Сабля и каска ведь не кираса, а даже если бы были кирасой, аббат Фортье
со своей плеткой быстро нашел бы какое-нибудь место, которое она не
закрывает.

Клод и Дезире, кажется, поняли это замечание.

- Ну же, Питу, сынок! - сказал Клод. "Сынок" - дружеское обращение,
бывшее в большом ходу в этих местах.

- Что ж, ладно! - согласился Питу. - Но чтоб слушались меня, черт возьми!

- Вот увидишь, какие мы послушные, - сказал Клод, подмигивая Дезире.

- Только, - прибавил Дезире, - не забудь о ружьях.

- Решено, - сказал Питу.

Честолюбие заставляло его храбриться, но в глубине души он был
встревожен.

- Обещаешь?

- Клянусь.

Питу простер руку, два его спутника тоже, и на поляне при свете звезд три
арамонца, невинные подражатели Вильгельма Телля и его сподвижников,
провозгласили начало восстания в департаменте Эны.

Все дело в том, что Питу провидел в конце своих трудов счастливую
возможность покрасоваться в мундире командира роты национальной гвардии и
вызвать если не раскаяние, то хотя бы размышления у мадмуазель Катрин.

Таким образом избранный на почетный пост Питу вернулся домой, мечтая о
путях и средствах раздобыть оружие для своих тридцати трех солдат
национальной гвардии.

Глава 64

ГДЕ СТАЛКИВАЮТСЯ МОНАРХИЧЕСКИЕ УБЕЖДЕНИЯ В ЛИЦЕ АББАТА ФОРТЬЕ И РЕВОЛЮЦИОННЫЕ УБЕЖДЕНИЯ В ЛИЦЕ ПИТУ

В эту ночь Питу был так занят нежданно свалившейся на его голову честью,
что даже забыл обойти свои силки.

Назавтра он вооружился каской и саблей и отправился в Виллер-Котре.

На городских часах било шесть утра, когда Питу пришел на площадь перед
замком и тихо постучал в дверь черного хода, выходившую в сад аббата Фортье.

Питу постучал достаточно сильно, чтобы успокоить свою совесть, но
недостаточно сильно, чтобы его услышали в доме.

Он надеялся получить таким образом четверть часа отсрочки и за это время
украсить цветами ораторского искусства речь, которую он приготовил для
аббата Фортье.

К его большому удивлению дверь, в которую он так тихо постучал,
отворилась, но когда он увидел, что дверь ему открыл не кто иной как
Себастьен Жильбер, удивление сразу прошло.

Мальчик с рассветом вышел в сад и учил урок, вернее, делал вид, что учит,
ибо раскрытая книга то и дело выпадала у него из рук и он уносился мыслями
то вперед, то назад - навстречу тому, что он любил в этом мире. Увидев Питу,
Себастьен вскрикнул от радости. Они обнялись; первым делом мальчик спросил:

- У тебя есть новости из Парижа? - Нет, а у тебя? - спросил Питу.

- У меня есть, отец написал мне такое ласковое письмо!

- Ах! - воскликнул Питу.

- Ив нем, - продолжал мальчик, - есть для тебя приписка.

И, вынув письмо из-за пазухи, он показал его Питу.

Р.S. Бийо передает Питу, чтобы он не докучал людям на ферме и на отвлекал
их от работы.

- О! - вздохнул Питу. - Вот, право, совершенно бесполезный совет. Я
больше не могу ни докучать им, ни отвлекать их.

Потом вздохнул еще глубже и добавил совсем тихо:

- Эти слова надо было адресовать господину Изидору. Но, быстро придя в
себя, протянул письмо Себастьену и спросил:

- Где аббат?

Мальчик прислушался, и хотя лестница, которая скрипела под ногами
достойного священнослужителя, находилась с другой стороны дома, он сказал:

- Слышишь, он спускается.

Питу перешел из сада во двор и только тогда услышал тяжелые шаги аббата.

Почтенный наставник шел вниз по лестнице, читая газету.

Его неизменная плетка висела на боку, как шпага.

Уткнувшись носом в газету, ибо он знал на память количество ступенек
лестницы и все углы и закоулки старого дома, аббат шел прямо на Анжа Питу,
который приосанился, чтобы выглядеть как можно внушительнее перед лицом
своего политического противника.

Но сначала скажем несколько слов, которые показались бы излишними в
другом месте, но вполне уместны здесь.

Рассказ этот объяснит, откуда взялись у аббата Фортье тридцать или сорок
ружей, которые так хотелось заполучить Питу и его сообщникам Клоду и Дезире.

Аббат Фортье был, как мы уже имели случай упомянуть в другом месте,
капелланом замка и со временем, благодаря терпению и настойчивости,
свойственной всем лицам духовного звания, сделался единственным
распорядителем того, что на театре называется бутафорией.

Помимо священных сосудов, библиотеки и кладовой, он получил на хранение
старое охотничье снаряжение герцога Луи-Филиппа Орлеанского, отца Филиппа,
получившего впоследствии прозвище Эгалите .
Кое-что из этих доспехов восходило ко временам Людовика XIII и Генриха III.
Всю эту утварь аббат Фортье с большим вкусом разместил в галерее замка,
предоставленной по сему случаю в его распоряжение. И дабы придать своей
выставке более живописный вид, он развесил тут же круглые щиты, рогатины,
кинжалы, кортики и мушкеты с инкрустацией времен Лиги.

Дверь этой галереи надежно охраняли две бронзовые посеребренные пушки,
подаренные Людовиком XIV своему брату.

Кроме того, в одной из комнат здания хранилось полсотни мушкетонов -
трофей, захваченный Жозефом-Филиппом во время сражения при Уэссане и
подаренный им городской управе, которая, как мы уже сказали, предоставила
бесплатное жилье аббату Фортье и которая не знала, что ей делать с этими
мушкетонами.

Это и было сокровище, которое охранял дракон по имени Фортье и которым
мечтал завладеть Ясон по имени Анж Питу.

Маленький замковый арсенал был довольно знаменит в округе и весьма
соблазнителен для заговорщиков.

Но дракон аббат неусыпно стерег яблоки в саду Гесперид и не собирался их
отдавать никакому Ясону.

Теперь вернемся к Питу.

Он весьма учтиво поздоровался с аббатом Фортье, сопроводив свое
приветствие легким покашливанием, которое призывает к вниманию людей
рассеянных или занятых.

Аббат Фортье оторвал глаза от газеты.

- Смотри-ка, Питу, - удивился он.

- К вашим услугам, господин аббат. Чем могу быть полезен? - услужливо
спросил Анж.

Аббат сложил, вернее, закрыл газету, ибо в ту благословенную эпоху газеты
больше походили на небольшие книжки, потом заткнул ее за пояс с левой
стороны (справа висела плетка).

- В том-то и беда, - ответил аббат насмешливо, - что ты ничем не можешь
быть полезен.

- Помилуйте, господин аббат!

- Да-да, господин лицемер.

- Помилуйте, господин аббат.

- Да-да, господин революционер.

- Ну вот, я еще не начал говорить, а вы уже рассердились на меня. Это
плохое начало, господин аббат.

Себастьен, который слышал все то, что последние два дня аббат Фортье
говорил о Питу каждому встречному и поперечному, почел за лучшее не
присутствовать при ссоре, которая не могла не вспыхнуть между его другом и
его учителем, и ушел.

Питу посмотрел вслед Себастьену с некоторой грустью. Это был не очень
сильный союзник, но все же ребенок такого же политического вероисповедания,
как он.

Поэтому когда дверь за Себастьеном закрылась, Питу вздохнул и продолжал
разговор с аббатом:

- Да что вы, господин аббат, какой же я революционер? Разве я повинен в