рассказывал ему необычайную историю Мэри Броуди. Но он только похлопал его
по плечу и сказал ободряюще:
буду следить за Несси.
пользы сидеть тут и печалиться, я и тебя задерживаю, да и своими делами
пора заняться. Скоро четыре.
старых дам, - насмешливо подхватил Джибсон. - Не пойму, что они находят в
таком уроде, как ты.
руку Джибсону. - А славный ты малый, Джибсон! Тебя мне больше всего будет
недоставать, когда я уеду отсюда.
и пройдя между двумя серыми русскими пушками, он незаметно для самого себя
замедлил шаг, и пока он шел домой, его снова одолели мрачные мысли:
"Бедная Несси!" Ему виделась хрупкая фигурка, укрывшаяся в нежных объятиях
сестры, которая, защищая поникшую на ее руках девочку собственным телом,
глядела на него, Ренвика, терпеливо и мужественно.
соблазнительные перспективы будущего, недавно еще всецело заполнявшие его
мысли, вдруг утратили свою прелесть, померкла радость предстоящей новой
работы в Эдинбурге, забыта была и прохлада дворцовых садов, и
романтический замок, и даже пряная свежесть ветра, который дует с
Келтонских холмов. С хмурым лицом вошел доктор Ренвик к себе в дом и
принялся за работу.
7
возбуждающих звуков ранней весны, осеняло город Ливенфорд, как
благословение. Но для Броуди, шедшего домой обедать, не было ничего
благословенного в этом пробуждении природы вокруг него. Полный горечи, он
не ощущал ласки теплого воздуха, не видел, как наливался соками каждый
новый побег. Клумбы нарциссов, кивающих золотистыми головками, застенчивые
белые подснежники, пылающие шары крокусов, которыми пестрели палисадники
вдоль дороги, оставались незамеченными. Тихие крики грачей, которые
носились вокруг своих новых гнезд на высоких деревьях, росших у поворота
дороги, были для него лишь надоедливым шумом, раздражавшим слух. Когда он
дошел до деревьев и птичий гомон стал слышнее, он метнул наверх злобный
взгляд, бормоча:
ружье!..
пронесся над самой его головой и с насмешливым "кра-кра" уронил ему каплю
на плечо. Лицо Броуди потемнело, как грозовая туча: даже птицы - и те
против него, и те его пачкают. Одну минуту казалось, что он готов срубить
все деревья, разорить гнезда и убить всех птиц в грачевнике. Но, судорожно
скривив губы, он стер грязь с пальто носовым платком и в еще более дурном
настроении продолжал путь домой.
улучшились, внешний вид его мало изменился. Мэри чистила и утюжила его
платье, стирала и крахмалила ему белье, начищала башмаки до блеска, но,
так как он теперь напивался каждый вечер, лицо его было еще больше
испещрено красными жилками, еще землистее, впадины на щеках обозначались
резче, платье, хоть и приняло более опрятный вид, висело мешком на его
исхудавшем теле и казалось на нем таким же неуместным, как новый костюм на
огородном пугале. Не сознавая этого, он имел вид человека, сломленного
судьбой, и, с тех пор как его бросила Нэнси, опускался все больше и
больше. В первое время он упорно твердил себе, что на Нэнси свет клином не
сошелся, что есть другие женщины не хуже, а то и лучше ее, что он быстро
заменит ее другой, еще более красивой любовницей. Но самолюбие его было
глубоко уязвлено, когда он убедился, что он уже слишком стар и
непривлекателен для того, чтобы пользоваться успехом у женщин, и теперь,
когда прошли для него счастливые дни полного кошелька, слишком беден,
чтобы покупать их любовь. К тому же после первого возмущения и попыток
самообмана он понял, что ему нужна только его Нэнси, что никакая женщина
не заменит ее. Она точно околдовала его, она проникла в его кровь, и
теперь в ее отсутствии он тосковал по ней одной, жаждал ее и знал, что
никогда никто, кроме нее, не сможет утолить этой жажды.
глушило острое сознание утраты, но даже и тогда, когда он бывал пьян, в
оцепенелом мозгу вставали мучительные картины, его преследовали образы
Нэнси и Мэта. Он видел их всегда вместе, в их новой жизни. Проклиная себя
за эти мысли, видел их счастливыми, забывшими о нем, о прошлом, тяготевшем
над ними. Смех Нэнси, смех Афродиты, звенел в его ушах, и вызван он был не
его ласками, а ласками Мэта. С мучительной ясностью видел он, как она
ласкает сына так же, как ласкала его, и глаза его невольно смыкались, лицо
багровело и принимало беспомощное выражение.
нанесенной ему грачом, - эта обида только подбросила лишний уголек в
костер его ярости, - а гораздо более серьезным оскорблением. Лицо его было
менее апатично, чем обыкновенно на людях, движения нервнее, и он с
необычной для него быстротой шагал по направлению к дому. Он испытывал
острую потребность рассказать кому-нибудь о случившейся с ним сегодня
неприятности, и так как Несси была единственным существом, с которым он
еще разговаривал более или менее непринужденно, а к тому же дело как раз
касалось ее, он спешил ее увидеть. Когда он, отперев входную дверь, вошел
в дом, угрюмая сдержанность на минуту ему изменила, и он позвал торопливо:
сурово глянул в ее испуганные глаза на повернутом к нему лице. Несси
сидела за столом, ложка с супом застыла в ее руке по дороге ко рту, и вся
ее поза выражала внезапный испуг.
- выпалил он свирепо.
и, подумав, что вопрос, слава богу, не так страшен, как она ожидала,
ответила:
особенного"?
что-нибудь нехорошее про... про нас. Иногда он выкрикивает разные насмешки
насчет меня и... стипендии Лэтта.
она, поджимая губы. - Это я отлично знаю. Он, наверное, думает, что это
увеличит его шансы, а у него никаких и нет!
прав! Он сел за стол и, не обратив никакого внимания на тарелку дымящегося
супа, которую Мэри молча поставила перед ним, приблизил свое лицо к самому
лицу Несси.
она робко. И, видя, что отец доволен, невольно подлаживаясь под его
настроение, негодующе фыркнула: - Нет, конечно, не имеет. И тени надежды!
Если бы даже я не держала экзамена, все равно: другие учатся не хуже его.
Но раз я участвую в этом, он ни за что ее не получит.
расширившимися глазами. - Это мне приятно слышать. - Он помолчал. -
Знаешь, что было сегодня, когда я шел себе спокойно домой обедать, как все
добрые люди? - Ноздри его раздулись, голос перешел в крик. - Иду я домой
спокойно и прилично, как вдруг подходит ко мне эта проклятая скотина, мэр
Грирсон, наш свежеиспеченный замечательный мэр (и как это такого субъекта
делают мэром, убей меня бог, не понимаю! Подхалимничал до тех пор, пока
своего добился. Это позор для города!). Вероятно, он воображает, что раз
он теперь мэр, ему все можно, потому что он имел наглость обратиться ко
мне среди бела дня и предложить мне, чтобы я не посылал тебя держать
экзамен на стипендию Лэтта. - Он посмотрел на Несси, видимо, ожидая от нее
взрыва негодования, и, почувствовав это, она ответила неуверенно:
Сказал, не беспокойся. Я ему ответил, что ты всегда побивала его негодного
щенка и опять его победишь, опять, опять! - Он азартно выкрикнул несколько
раз это слово. - Нет, подумай, какое дьявольское нахальство - пробует
очистить дорогу сыну, уговаривая меня оставить тебя в школе еще на год. И
когда я бросил ему это прямо в лицо, он имел дерзость круто изменить тон и
начал распинаться насчет того, что он, мол, представитель города и что его
обязанность вмешаться в это дело: ему, видишь ли, сообщили, что ты не
сможешь учиться дальше, что здоровье у тебя недостаточно крепкое, и он