ей Равиле, а у Равили своЯ гулянка и свои мужики, грузчики. (Неприветли-
вые! то ли водки мало, то ли просто жлобы.) Вик Викыч, если пьян, побу-
зить любил, и как раз с улицы подвалило полбригады грузчиков, пришли с
работы. Они были немыслимо широки в плечах. ЛюдиРшкафы. И самый здоро-
венный шкаф был их бригадир, онРто, ни слова не говоря, длЯ начала дви-
нул Леонтия, так что тот улетел к другой стене; не поломалсЯ Леонтий
только потому, что врезалсЯ в визжавшую Равилю. Викычу объяснять дальше
было не надо, он в свою очередь ударом кулака свалил с ног бригадира. Да
и Леонтий, пришедший в себя, высвободив русы кудри (РавилЯ вцепилась в
волосы и держала), закричал: ТЯ на ногах, Викыч! Давай им врежем!..У С и
тотчас, кулаки вперед, пробилсЯ (с восторженным криком!) к последнему
здесь, в России, другу. Как всякий провинциал, Леонтий подратьсЯ умел;
они с Викычем дрались спина к спине; но двое, увы, это только двое.
и оба какРникак еще пили! Равиля, чтобы замолить драку и чтоб без пос-
ледствий, прибежала к Маше и Анастасии плача и держа в руках (какРни-
как!) четыре бутылки водки. Вик Викыч и Леонтий еще пили, когда в окнах
забрезжило, а снизу нервно засигналило у подъезда заказанное в аэропорт
такси.
хотели пустить в самолет. (До такой степени побит.)
что у них нет возможности удостоверить личность отъезжающего. Вертели в
руках его паспорт так и этак. Предлагали снять с лица пластыри. На все
их хитроумные происки Леонтий, держа руку глубоко в кармане, многозначи-
тельно (и сурово) им отвечал: дело сделано. Наконец, велели позвать соп-
ровождающего, чтобы подтвердил личность хотЯ бы словесно. Вик Викыч и
был сопровождающий. Увидев побитого, в пластырях Викыча, пограничники
развеселились: не может, мол, быть, чтобы эти двое, такие схожие, не бы-
ли братьями.
каз. (Довольный сделанным делом. њесть честью. Проводил.)
каЯ провинция. Какое это чудо. Они не хотели там, в провинции, жить (ни
тот, ни другой), но они ее любили. Нет ничего лучше тех улочек. Нет ни-
чего роднее тех поворачивающих тропинок и тех пыльных, неасфальтовых до-
рог, а ивы в пыли, а эти небольшие речки!.. Оба плакали, подбираЯ слезы
с разбитых глаз и губ, с посиневших скул. Один из улетающих им со-
чувствовал, решив, что мужиков перед вылетом обворовали.
задрипанные улочки. (Вспомнил и о Вене в больнице, пора навестить.)
Улочки и проселки так и стояли перед глазами С скорее идея, чем ре-
альность. Но их все еще грело солнце. Они пылили.
худощавую фигуру в самый раз. На свитере дырка с тыла С прожженнаЯ сига-
ретой (почти на заднице). Но если, входя, держать руки чуть сзади, все
отлично, свитер просто блеск. Я окреп, одолевал любые расстояния. К тому
же осень ровная, давление не скачет (молодец!).
Когда пришел навестить Веню, менЯ принял ХолинРВолин.
Главный. Я уже знал о переменах (Иван Емельянович парил
теперь совсем высоко; орел). ХолинРВолин был дружелюбен,
как и положено ему быть с родственником одного из
постоянных больных. Ровный разговор. И ни полслова о
моем недавнем здесь пребывании С ни намеком, ни циничным
взглядом. Серьезен.
тоятельно и с заботой С услышалась в его голосе и заинтересованность
(профессиональная; как она слышалась и в голосе Ивана в свое время). Бе-
седуем. О том, что появилсЯ новый американский препарат. О питании. О
разном и прочем С о том, как подействовала на Веню нынешняЯ осень с ее
холодами. Я не вполне врача понимал: он же совсем недавно считал, что Я
псих и скрытый уголовник. Зачем ему Я? Откуда этот такт и его желание
общаться, чай со мной пить? (Или господину ХолинуРВолину задним числом
слегка неловко?) И конфету к чаю мне дали в точности так же, как в дав-
ние визиты, одну, но дали. Возможно, инерция: мол, повелось еще при Ива-
не С при прошлом царе, чай, беседа с писателем...
пыталсЯ думать. (МенЯ иногда поражает мысль, люди не думают.) Тотальное
ТнеУ, именно оно ведет людей по жизни день за днем, неделЯ за неделей.
Ведет это Тне У и ХолинаРВолина, ведет ровным ходом и само собой, авто-
пилот; и вот откуда возврат к честной серьезности врача и такт, и пере-
пад отношениЯ ко мне (в лучшую сторону), вот откуда чай и моЯ конфета.
свои дни. њто там ни говори, его и ваше детство прошли рядом. Это ведь
много. А длЯ него С очень много!
снаружи нас с Веней вдвоем. В отместку отцу мы однажды ножницами пореза-
ли на полоски свежие газеты!.. Нянек не было.
дружки и подружки. ВенЯ к себе притягивал. ВенЯ вообще был Ярче и, бе-
зусловно, талантливее, чем Я... Но никакой ревности меж нами не было.
чаю.
Волину. Я намекнул длЯ начала этак академично (и не без легкого Яда), а
нет ли, милый доктор, чего общего с научной точки зрениЯ в наших с Веней
бедах (и психиках?) С родные ведь братья. Однако ХолинРВолин никак не
отреагировал. Доктор ХолинРВолин словно бы решил не касатьсЯ тех недав-
них (и неприятных) дней С мол, что ж смешивать. Мол, если посетитель и
родственник, то и будь им.
ожидал (отчасти виноватясь), что ХолинРВолин дружелюбно, но строго менЯ
одернет, погрозит пальцем: ТНоРно!..У С мол, тех сложностей и того тем-
ного пятна нам обоим не следует теперь касаться.
разговор о Вене и далеком детстве, рискнул на своеобразный шутливоРглум-
ливый прыжок (через говорливый наш ручеек) С с берега на берег.
били меня?.. Мог бы Я рассчитывать, что окажусь с Веней в одной пала-
те?.. Это ведь трогательно! Мы бы с Веней решили, что детство вернулось.
А Иван Емельянович был бы как отец родной, который ушел на работу и сна-
ружи нас запер...
недоумением он только взглянул на меня.