це, блудяге, бабоблудишке! - продолжал старик.- Так,
разве - шиш Антихристов. Последний-то черт не на тех
санях поедет, да будет у него догадок не с Петрове, ни!..
- Авва отче,- взмолилась Виталия, вся трясясь от
страха и любопытства,- научи ты нас, глупых, просвети
светом истины, поведай все по подробну: как быть имеет
пришествие Сына Погибели?
Старик закряхтел, завозился и, наконец, с трудом под-
нялся на ноги. Было что-то грузное, медвежье, косолапое
во всем его огромном облике.- Мальчик подал ему руку
и подвел к огню. Под заскорузлым овчинным тулупом,
видимо, никогда не снимавшимся, висели каменные вериги
на железных цепях, одна плита спереди, другая сзади;
на голове - железный колпак; на пояснице - железный
пояс, вроде обруча с петлею. Тихон вспомнил про житие
древнего подвижника Муромского Капитона Великого:
петля была ему пояс, а крюк - в потолке, и то постеля;
процепя крюк в петлю, да так повиснув, спал.
Старик присел на корневище сосны и обернул лицо к
Заре. Она осветила его бледным светом. Вместо глаз были
черные впадины - язвы с кровавыми бельмами. Острия
гвоздей, которыми подбит был железный колпак спереди,
впивались в кости черепа, и оттого глаза вытекли, и он
ослеп. Все лицо страшное, а улыбка нежная, детская.
Он заговорил так, как будто слепыми глазами видел
то, о чем говорил.
- Ох, батюшки, батюшки бедненькие! Чего испуга-
лись? Самого-то нет еще, не видим и не слышим. Пред-
теЧи были многие и ныне есть, и по сих еще будут. Путь
ему гладок творят. А как выгладят, да вычистят все, тут
сам он и явится. От нечистой девы родится, и войдет в
него сатана. И во всем уподобится льстец Сыну Божию:
Чистоту соблюдет; будет постен и кроток, и милостив;
больных исцелит, голодных накормит, бездомных приютит
и успокоит страждущих. И придут к нему званые и незва-
ные, и поставят царем над всеми народами. И соберет он
всю силу свою, от восхода солнца до запада; убелит море
парусами, очернит поле щитами. И скажет: обойму все-
ленную горстью моею, яко гнездо, и яко оставленные
яйца, восхищу! И чудеса сотворит и великие знаменья:
Переставит горы, пойдет по водам стопами немокрыми,
Сведет огонь с неба и бесов покажет, яко ангелов
света, и воинства бесплотных, им же нет числа; и с тру-
бами и гласами, и воплем крепким, и неимоверными пес-
нями, возблистает, яко солнце, тьмы начальник, и на небо
взлетит, и на землю сойдет, со славою многою. И сядет
во храме Бога Всевышнего и скажет: Бог семь аз. И покло-
нятся ему все, говоря: Ты Бог, и нет иного Бога, кроме
тебя. И станет мерзость запустения на месте святом. И тог-
да восплачется земля, и возрыдает море; небо не даст росы
своей, тучи - дождя; море исполнится смрада и гнуса;
реки иссохнут, студенцы оскудеют. Люди будут умирать
от глада и жажды. И придут к Сыну Погибели, и скажут:
дай нам есть и пить. И посмеется над ними и поругается.
И познают, яко Зверь есть. И побегут от лица его, но ниг-
де не укроются. И тьма на них будет - плач на плач,
горе на горе. И будут видом человеки, как мертвые, и ле-
поты увянут женские, и у мужей не станет похоти. Поверг-
нут злато и сребро на торжищах - и никто не подымет.
И будут издыхать от скорби своей, и кусать языки свои,
И хулить Бога Живого. И тогда силы небесные поколеб-
лются, и явится знамение Сына Человеческого на небе.
Се грядет. Ей, гряди. Господи! Аминь. Аминь. Аминь.
Он умолк и вперил слепые глаза на восток, как будто
уже видел то, чего еще никто не видел, там, на краю не-
бес, в громадах темных туч, залитых кровью и золотом.
Огненные полосы ширились по небу, как огненные крылья
серафимов, павших ниц, во славе грядущего Господа. Над
черною стеною леса появился раскаленный уголь, осле-
пительный. Лучи его, дробясь об острые верхушки чер-
ных елей, заиграли многоцветной радугой. И огонь кост-
ра померк в огне солнца. И земля, и небо, и воды, и листья,
и птицы - вся тварь - и сердца человеческие воскли-
цали с великою радостью: ей, гряди, Господи!
Тихон испытывал знакомый ему с детства ужас и ра-
дость конца,
Софья, крестясь на солнце, призывала крещение ог-
ненное, вечное солнце - красную смерть.
А Иванушка-дурачок, по-прежнему сидя на корточ-
ках, обняв колени руками, тихонько покачиваясь и глядя
на Восток - начало дня, пел вечному Западу - концу
всех дней:
Гробы вы, гробы, колоды дубовые,
Всем есте, гробы, домовища вечные!
День к вечеру приближается,
Солнце идет к Западу,
Секира лежит при корени,
Приходят времена последние.
В скиту был братский сход для совещания о спорных
письмах Аввакумовых.
Многострадальный протопоп послал на Керженец
другу своему, старцу Сергию письма о св. Троице с
надписью: "прими, Сергий, вечное сие Евангелие, не
мною, но перстом Божиим писанное".
В письмах утверждалось: "Существо св. Троицы секо-
мо на три равных и раздельных естества. Отец, Сын и Дух
Святый имеют каждый особое сидение на трех престолах,
как три ЦаРЯ Небесные. Христос сидит на четвертом
престоле, особом, соцарствуя св. Троице. Сын Божий
воплотился во утробу Девы, кроме существа, только бла-
годатью, а не Ипостасью".
Диакон Федор обличал Аввакума в ереси. Старец
Онуфрий, ученик Аввакума обличал в том же диакона
Федора. Последователи Федора, единосущники, обзы-
вали онуфриян трисущниками, а те в свою очередь поно-
сили единосущников кривотолками. И учинилось великое
рассечение, "и вместо горящей прежней любви, вселилася
в братию ненависть и оболгание, и всякая злоба".
Дабы утолить раздор церковный, собран был сход в
Долгие Мхи, и призван для ответа ученик старца Онуф-
рия, по кончине его, единый глава и учитель онуфриева
толка, о. Иерофей.
Сошлись у матери Голиндухи в келье, стоявшей на
поляне среди леса, вне скитской ограды. Онуфрияне отка-
залИСЬ вести спор в самом скиту, опасаясь обычной руко-
пашной схватки, которая могла для них кончиться плохо,
так как единосущников было больше, чем трисущников.
Тихон присутствовал на сходе. А старец Корнилий не
пошел: "Чего болтать попусту,- говорил он,- гореть
надо; в огне и познаешь истину".
Келья, просторная изба, разделялась на две полови-
ны: малую боковушку - жилую светлицу - и большую
моленную. Кругом, вдоль бревенчатых стен, стояли на
полках образа. Перед ними теплились лампады и свечи.
На подсвечниках висели тетеревиные хвосты для гаше-
ния свечей. По стенам лавки. На них толстые книги в
кожаных и деревянных переплетах с медными застежка-
ми и рукописные тетрадки; самые древние писания вели-
ких пустынных отцов - на бересте.
Было душно и темно, несмотря на полдень: ставни
нa окнах с паюсными окончинами из мутного рыбьего пу-
зыря закрыты от солнца. Лишь кое-где из щелей протя-
нулись иглы света, от которых огни лампад и свечей крас-
Русанов Владислав
Маккарти Кормак
Панов Вадим
Белогорский Евгений
Самойлова Елена
Роллинс Джеймс