национального героя. Я требую от генерала Сомосы публичной клятвы на
верность конституции и мне, президенту...
Сандино... Но Сомоса пригласил к себе на ужин капитана Поликарпио
Гутьереса: "Ты должен признаться, что убил Сандино, мой молодой друг... Ты
должен выйти на процесс и открыто, при журналистах, во всем признаться во
время перекрестного допроса моих судей... Я готов поклясться на крови, что
ты не будешь казнен... Твоя семья получит деньги уже сейчас, завтра же...
Большие деньги. На год, что ты проведешь в камере, им хватит с лихвой... А
потом, когда пройдет это паршивое время тараканов и я стану президентом,
ты превратишься в национального героя... "Зеленые рубашки" сделают тебя
своим фюрером, мой молодой друг, клянусь..."
ребята. В декабре сорок первого они сменили свои зеленые рубашки на
мундиры гвардейцев...
крепко мандражил, потому что всех рядовых гвардейцев, расстрелявших
Сандино, через час убили выстрелами в висок, чтоб не было никаких
следов... Убили и тех двух полковников, что вместе со мной проводили
расследование... А я до сих пор жив... Почему? А оттого, что я сказал
Сомосе: "Генерал, то, что я знаю, надежно хранят в Чикаго люди моего
б р а т а Аль Капоне. Я передал им документы, которые станут вашим
смертным приговором, если с моей головы упадет хоть один волос"... И вот
живу... И только поэтому могу помогать Пепе и его боссам... Как это важно
- з н а т ь и х р а н и т ь...
надо говорить на свежую голову...
один кривоногие, с вывернутыми икрами, абсолютно индейский тип - обыскали
Гуарази и Роумэна; Солано отдали честь, но начальник охраны диктатора
столь страстно обнимал старика и обхлопывал, что стало ясно: обыск обыску
рознь.
раздумья - запретил им брать с собой шмайсеры и гранаты, все равно не
отобьемся, п а р е н ь к а охраняет сто человек, рядом, в бункере, полк,
какой смысл подыхать всем? Если мы не выйдем через час или услышите
стрельбу, гоните на север, к Леону, пробирайтесь через джунгли в
Сальвадор, идите в посольство, вас отправят домой, скажете, что нам
крышка, пусть затребуют тела, я хочу быть похороненным рядом с отцом и
братьями.
подумал Роумэн, такое впечатление рождает то, что он слишком тщательно
одет, уложен парикмахером и наманикюрен, - он похож на прощелыгу;
настоящий мужик должен быть небрежен в одежде.
и Гуарази предложил сесть за длинный стол, за которым он, видимо, проводил
заседания.
на дорогах? Совершенно неуправляемые люди! Откуда только в них берется эта
слепая жестокость?! И церковь зовет их к добру, и в школах мы ввели
специальные предметы, воспитывающие тягу к прекрасному, и по радио
передаем специальные программы для родителей "Воспитывайте малышей в духе
добра и нежности друг к другу". Ничего не помогает! Иногда я думаю, а не
бросить ли все это дело и не уехать куда-нибудь на остров, где нет людей,
тишина и единение с всевышним...
сразу же отделяя себя от Пола. - Сердечно признателен за добрый прием и за
то, что нашли время для мистера, - он кивнул на Роумэна, - который имеет
вам кое-что сообщить...
закинув ногу на ногу; кресло, видимо, было на колесиках, - легкий упор
ноги, и оно откатится в сторону, очень удобно.
трое... Я просто не понял, к кому обращен вопрос сеньора президента. Да, я
американец... По рождению, впрочем, немец... Я натурализовавшийся
американец...
Роумэн. - Поскольку я возглавлял диверсионную группу в тылу рейха, он,
награждая меня орденами Соединенных Штатов, сказал, что немец немцу
рознь... Впрочем, никарагуанец тоже отличается от никарагуанца... Я помню,
мой босс, он сейчас работает в Центральном разведывательном управлении,
бросил меня с десятью мальчиками из группы "командос" на захват
гитлеровских архивов... Мы там нашли занятные документы: письма одного
никарагуанца великому фюреру германской нации...
Он очень силен в испанском, да и потом у него хобби: хранит в банке
подписи всех выдающихся руководителей Латинской Америки...
напряженно, ни один мускул на лице не дрогнул, хотя о том, что сейчас
говорил Роумэн, не знал, тот не посвятил его в это; вспомнил слова Лаки
Луччиано о янки; неужели Лаки, как всегда, прав?
пронзительно-черных глаз с лица Роумэна. - И что же ваш друг из Лондона
намерен делать с этими письмами некоего никарагуанца?
будет моя судьба...
скажу, что вас ждет в будущем.
усмехнулся:
пересечению узелков... Вы были ранены? - он поднял глаза на Роумэна. -
Перенесли тяжкое увечье? Это было года три назад? Видимо, во время войны?
наделаете глупостей... Характер у вас вздорный.
меня...
куртки; Сомоса чуть тронул ногой стол, его кресло стремительно откатилось
в сторону, а из-за занавесок вышли трое гвардейцев с пистолетами в руках.
моих гостей?! Солано, почему вы не сказали мне об этом?
которую мне предстоит провести, желательно окончить без свидетелей.
них вырезаны языки, это символы, а не люди, не обращайте внимания...
Хорошо натасканные охотничьи двуногие... Я весь внимание, вы что-то хотели
мне показать?
неуправляемый, темный народ стреляет в других местах, правда, Солано?
улыбался, и в этом было что-то машинальное, растерянное. - Чем больше
воспитательной работы с подрастающим поколением, чем больше книг и
библиотек, тем он будет предсказуемой! Мы же гуманисты, верим в торжество
доброты...
обиженно разводя руками.
Какое я имею отношение к этому делу?
что вами было у них конфисковано. Вы же друг Соединенных Штатов, не правда
ли? Вы знаете, как мы начинаем помогать несчастной Германии восставать из
пепла. В Вашингтоне не поймут вашу жестокость к тем, кто внес свою лепту в
развитие нашей страны... Тем более, все немцы согласны оставить вам
половину своей собственности... Это два миллиона долларов... И половину
недвижимости... Это еще пять миллионов... Причем речь идет не о
немедленном акте правительства... Дело можно урегулировать постепенно, к
взаимной выгоде...