понимает. Главное же -- поздравить коллектив самому. Меня ведь уважают и,
думаю, любят. Стало быть, ждут, когда смогу взять вожжи. Заеду на час. В
конце концов, мне прописаны положительные эмоции! Зине объясню, что срочно
вызвали, а потом вернусь и все праздники буду отдыхать.
позвонил Анне Семеновне и просил прислать машину, предупредив, чтобы никому
не говорила. Анечка искренне обрадовалась, он понял. Он приедет сюрпризом и
сразу увидит по мельчайшим деталям, как дела в редакции.
тумбочке, положил в карман нитроглицерин и что-то еще, импортное, оделся и,
пообещав жене, что будет медленно гулять вдоль ограды стадиона "Динамо",
вышел за ворота, дабы лифтерша не заметила, как он садится в машину.
Аносино и выяснил, что родителей развели без всякой волокиты, едва Клавдия
сказала, что муж ее пьет беспробудно и бьет ее смертным боем. Никанор
поморщился, покряхтел, но признался, и пришлось ему заплатить 35 рублей за
развод. Это, конечно, тоже обидно с его пенсией 12 рублей в месяц. С
оформлением дома, однако, дело осложнилось. Клавдия еще накануне развода
пошла в правление колхоза. Там бухгалтер объяснил, что она теперь чужая. С
полгода уже, как она устроилась работать в цех, где склеивали картонные
коробочки для часов. Платили там до ста тридцати в месяц -- вдвое больше,
чем в колхозе. А теперь цех перевели на баланс часового завода, и из членов
сельхозартели Клавдию вычеркнули. Стало быть, бабкиного дома не видать, как
своих ушей. Разводиться, конечно, не следовало, но старики боялись нарушить
указание сына и довели дело до конца.
нам сойтись опять можно? А разрешат?" Ну, Леша поорал на него, хотя что
предпринять, не знал. "Да регистрируйтесь опять, сколько хотите, --
отмахнулся он. -- А может, гульнешь, батя? Чего бы тебе не гульнуть?" Это
отца развеселило. Он стал на эту тему размышлять вслух, и Алексей уехал.
Леша удивился, увидев хозяина, ожидающего на улице. Макарцев улыбался,
медленно усаживаясь в машину, боясь сделать резкое движение.
и открыл бардачок.
о куреве можно?
"Динамо", и в левом пустом ряду помчался к Ленинградскому проспекту. --
Вроде не собирались до праздников... Как сердце-то?
демократично выругался, чего вообще не позволял. -- Лучше о своих делах,
Леша, скажи...
самолета прыгал, в гараже на доске почета вишу. А когда нужно бумажку, мне
говорят: герой ты или не герой -- это в точности неизвестно.
Говорят, хорошо бы из Министерства обороны документ, удостоверяющий
героический поступок. Ну, я в Министерство на прием. А там мне полковник
прямо сказал: "Героизма не вижу. Если бы ты вместе с самолетом сгорел -- тут
уж сомнения никакого. За это орден Красного Знамени посмертно, и лучше
всяких подтверждающих бумаг. В твоем же случае военная техника погублена, а
сам живой. Хорошо, что жив остался, но как так получилось? Кто виноват? Если
сам, так тебя судить надо военным трибуналом". Я ему: "Проверьте, я виноват
или не я. Я ведь жизнь для родины сохранил, не для себя". А он мне: "Если
все из самолетов будут выбрасываться, мы никакую войну не выиграем. Так что
иди себе работай на гражданке, а по линии Министерства обороны на справки не
претендуй!"
-- позвоню.
вас с ног сбилась. А уж в редакции не дождутся.
квартала два, потом полдороги...
После майских начнем.
красные полосы. "Вкуса недостаточно, не знают чувства меры, -- подумал
Макарцев. -- Ведь средства вкладываются огромные. Надо воспитывать вкус..."
Там и сям мелькали портреты первого и нынешнего вождей, реже -- полного
состава Политбюро. Макарцев представил себя висящим с краешка, как вновь
принятый в Политбюро, и поморщился. Нет, ему это не только не грозит, но и
не хочется. Он труженик партии, вол, тянущий воз. А сливки славы пускай
снимают те, кто без этого не может обойтись.
остановились у светофора, вплотную за мусороуборочной машиной.
Иваныч.
бункера. Одна шлепнулась на стекло макарцевской "Волги", перевернулась,
распласталась и в потоке воздуха улетела вбок. "Известия" -- успел прочитать
Макарцев.
Алексей, да скажи: пускай задержат.
Двоенинова, но не сформировалось. Он притормозил возле инспектора, приоткрыв
дверцу, показал большим пальцем назад и покатил дальше. В зеркало он увидел,
как инспектор, выставив палку, приказал мусоровозу остановиться.
был здоров и вернулся в строй. Двоенинов побежал впереди к лифту,
раскручивая пропеллер с ключами. Он шепнул вахтеру, что за ним идет сам
главный, чтобы не возникло недоразумения. Новый вахтер еще не видел
редактора и вытянулся перед ним. С Макарцевым радостно здоровались,
поздравляли с наступающим праздником. У лифта молоденькая прыщавая
корректорша посторонилась было пустить вперед редактора, но он галантно
предложил ей войти первой, в лифте пожал руку, и она вовсе покраснела. На
своем этаже он уже двигался в свите. Редакторы отделов подбегали, спрашивали
о самочувствии, трясли руки. Значит, меня действительно любят, я не ошибся.
И мне дороги все они, мои товарищи по работе. Что я без них? Раппопорта,
тоже оказавшегося тут, в коридоре, Игорь Иванович взял за рукав, отвел в
сторону.
так, больше для порядка.
сжег, на всякий случай. На нет и статьи нет...
наоборот.
юбку, побежала к двери редакторского кабинета -- открыть его нараспашку,
чистый, проветренный, со стаканом чаю, совсем некрепкого и негорячего, на
столе.
тряхнув седыми волосами.
нему на мгновение, но ничего не ощутила. Может, оттого, что это было у всех
на виду. Абсолютно ничего, хотя ждала этого мгновения без малого девять лет.
И губы у него были холодные и безвкусные, а ей всегда казалось, они горячие
и с привкусом американских сигарет, запах которых Анечке очень нравился.
Локоткова вошла следом в кабинет, плотно закрыв обе двери от всех
любопытных.
а собака -- повод...