лышавшие, в чем, собственно, шутка. Не всЮ в ней понявшие, но тем не ме-
нее (жизньРто идет) продолжающие из уважениЯ вести разговор. ХолинРВолин
не понимал. Он не понимал, о чем Я.
конфету и прихлебывал из чашки последнее. Я ему улыбался. Но внутри Я
слегка одеревенел. Вот, оказывается, что такое С мы. Мы, то есть люди.
ды. А ведь был так слаб духом! Мужчина, попавший в уют и в тепло после
больницы (после такой больницы), С как гретый воск. Сидишь и с боков об-
таиваешь.
она прямо, как солдатскаЯ жена. И как солдатскаЯ вдова, наскучавшаЯ за
годы, уступила.
не понимал, что мы с ней собираемсЯ делать. Именно так. Если бы не она,
Я, возможно, не сообразил бы известной последовательности наших запарал-
леленных с женщиной действий и мог замереть, сняв ботинки, затем брюки,
и... мол, что там на очереди дальше?
один за одним. Похрустывала.) Сама с собой грандиозно сражалась, и сама
себе сдалась. Жизнь как жизнь. Я ведь тоже сражался. Солдатские ассоциа-
ции не покидали меня. У Зинаиды два взрослых сына. Оба служат. Фотогра-
фии бравых парней с значками и лычками.
зать мне работенку:
Слышь, Петрович. Со вторника. Просили, чтоб мужик не обязательно посто-
янный, но чтоб обязательно честный. њтоб не обыскивать каждый час до
трусов!
ваРслева, а полежал, помлел, отмок в горячей ванне, растягиваЯ банное
времЯ до той бесконечности, пока душа не запела. Конечно, с мочалкой, с
хорошим душистым ее мылом (Зинаида, угадав минуту счастья, еще и бросила
мне новое махровое полотенце). В таком вот замечательном настроении,
неспешно вытираясь (не растираясь, а только промакиваЯ полотенцем влагу
с тела), Я глянул в зеркало. Поджарый, можно сказать, худой, худощавый
господин, уверенный в движениях и уверенный в себе, лишь несколько
взлохмаченный (Я как раз причесывался) С этот господин с седыми усами, с
седыми висками стоял передо мной. ТВот ведь каков!..У С в третьем лице
отозвалсЯ Я о том, кого увидел. МенЯ удивило лицо, столь сильно опреде-
лившеесЯ в своем желании жить, С лицо, сложившееся, сгруппировавшеесЯ в
не зависимые уже от менЯ черты житейской энергии и Ярости. Я даже ахнул.
Формула выхода из психбольницы:
ТяУ С ТпУ = былое ТяУ,
эта формула даже опережалась. МенЯ смутила эта показнаЯ Ярость, а с ней
и твердость чувств на уверенном лице, в то времЯ как уверенности и преж-
ней твердости (как Я знал) пока что не было, ничего не было, ноль. Ми-
микрия. њтобы жить. Только и всего, чтобы жить и выжить. Но господин мне
понравился. Уверенный и хорошо стоящий на ногах, знающий и про времЯ на
дворе, и про свой час.
цом буду жить. И лишь к ночи, как калека, заваливаясь в постель, отсте-
гивает свою кожаноРдеревянную ногу, Я тоже, покряхтывая, ремешок к ре-
мешку, буду отстегивать в темноте лицо (перед сном, святые минуты) С бу-
ду самим собой. Буду оглаживать свое малоРпомалу восстанавливающеесЯ
ТяУ, как тот же безногий солдат, оглаживает свой обрубок С мол, даст Бог
и вырастет вновь.
диться, защищать чужие кв метры, никакой ущербности, вот в чем и жизнь.
Вот зачем нам так много даетсЯ С чтобы потерять нашу уникальную малость.
њтобы помнить ее, скорбеть по ней. њтобы знать. И чтобы возвращать ее
себе своей же жизнью. Каждый день. Каждый час. МалоРпомалу. њтобы в ми-
нуты всеобщего врачеваниЯ в нас тем более и тем сильнее возникал и жил
этот праведный страх потерять ТяУ.
вался.
нала возродившегосЯ господина (пока что внешне, но ей это и надо) С уви-
дела, как крепко стоит он на ногах здесь и там (в зеркале), С и тотчас
запела:
есть, а? Слышь, Петрович. Может, останешьсЯ еще на ночкуРдве, а какой
супец с баранинкой у меня! ого!.. и беленькую найдем.
сразу, такой силы был ночной, слепой наезд.
вое место С уходил от женщины к женщине (из уюта в уют). В районе Вешня-
ков на темном, экономящем свет шоссе Викыч шел по самой кромке, близко к
проезжей части. Шофер сбил его и помчал дальше. Мертвый Викыч лежал там
всю ночь, в середине ночи был раздет мародерами; он шел в единственном
своем прекрасном костюме (переносил его на себе, чтобы не мять). Ни его
большой вечной сумки с надписью Эверест, ни рукописей. Забрав сумку, ру-
кописи, разумеется, гдеРто выбросили. Ни даже одежды. С него сняли все,
разули. Такие времена. Он лежал в трусах и майке; с пробитым виском.
Женщина, к которой он шел, обнаружила Вик Викыча только утром (но все же
успела!), когда его, безымянного, уже было забирала труповозка.
называется, через не могу, она позвонила той, от которой ушел; после
пререканий и взаимных колкостей (не слишком болезненных, так как женщины
не знали друг друга) выяснилось, что Виктор Викторович уже ушел. Ушел на
ночь глядЯ. Он всегда так уходил. Собрал рукописи, да, да, и все свои
вещи тоже в одну сумку С и ушел. Нет, такси не вызывал, пешком, он и ко
мне пришел пешком, не знаю, голубушка, не знаю... ищи.
Викыч и направлялся). Сын понял мать в трудную минуту и шуметь не стал,
помог привезти тело; сын помог и кремировать. Женщина, как выяснилось,
видела Викыча ровно три раза, скораЯ любовь, три встречи. В сущности С
незнакомые. Вот кто его проводил. Женщина знала (от Викыча, на всякий
случай) мой телефон, но пока в многоквартирной общаге менЯ отыскали,
времЯ ушло. Я примчалсЯ на кремирование, но Викыча не увидел. ТакаЯ не-
лепость. Мне не хватило минутыРдвух. Я вбежал, весь мокрый, с открытым
ртом (дядЯ, где твои зубы,С сказал мне один из тех, кого Я расталкивал)
С Я успел, Я почти успел, было еще их время, женщина и ее сын находились
в зале прощания. Но тело Викыча уже уплыло в огонь, уехало, укатило, Я
не увидел его мертвого профиля. Ну, минуты, буквально минуты не хватило.
снегом растирал себе щеки:
му не нужны. Зато мы С пишем! Зато нам С нужен весь мир.
Флинт Эрик
Буркатовский Сергей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Белогорский Евгений