Чтение 118–й страницы книги ~Петр и Алексей~

нели тускло. Пахло воском, кожей, потом и ладаном. Дверь
на крыльцо была открыта, сквозь нее видна залитая солн-
цем поляна и темный лес.

Старцы в черных рясах и куколях-кафтырях тесни-
лись, окружая стоявшего посредине Моленной, перед на-
лоем, о. Иерофея. У него был вид степенный, лицо белое,
как просвирка, сытое, глаза голубые, немного раскосые
и с разным выражением: в одном - христианское смире-
ние, в другом - "философское кичение". Голос имел он
уветливый, "яко сладковещательная ластовица". Одет ще-
голем; ряса тонкого сукна, кафтырь бархатный, наперсный
крест с ладами. От золотистых седин его веяло благоуха-
нием розового масла. Среди убогих старцев, лесных мужей-
иноков-настоящий боярин, или архиерей никонианский.

О. Иерофей был муж ученый; "книжную мудрость
И разум, яко губа воду, в себя почерпал". Но враги утвер-
ждали, что мудрость его не от Бога; имел он, будто бы,
Два учения: одно явное, православное - для всех; другое
тайное, еретическое - для избранных, большею частью
знатных и богатых людей. Простых же и бедных прель-
щал милостыней.

С раннего утра до полудня прелися единосущники
с трисущниками, но ни к чему не пришли. О. Иерофей
все увиливал -"глаголал семо и вамо". Как ни наседали
на него старцы, не могли обличить.

Наконец, в жару спора, ученик о. Иерофея, брат Спи-
ридон, востроглазый, черномазый, с кудерками, похожими
на пейсы жидовские, вдруг выскочил вперед и крикнул
во весь голос:

- Троица рядком сидит. Сын одесную, а Дух ошуюю
Отца. На разных престолах, не спрятався, сидят три Царя
Небесные, а Христос на четвертом престоле особном!
- Четверишь Троицу!- закричали отцы в ужасе.
- А по-вашему кучею надобно, едино Лицо? Врешь,
не едино, а три, три, три!-махал о. Спиридон рукою, как
будто рубил топором.- Веруй в Трисущную, Несекомую секи,
небось, едино не трое, а Естество Христа-четвертое!..

И он пустился толковать различие существа от есте-
ства: Существо-де Сына внутрь, а Естество подле ног
Отца сидит.

- Не существом, а естеством единым Бог вочелове-
чился. Аще бы существом сошел на землю, всю бы вселен-
ную попалило, и пречистой Богоматери чрево не возмогло бы
понести всего Божества - так бы и сожгло ей чрево-то!

- О, заблудший и страстный, вниди в совесть свою,
познай Господа, исторгни от себя корень ереси, престани,
покайся, миленький!- увещевали старцы.- Кто тебе ска-
зал, или когда видел: особно и не спрятався, сидят три
Царя Небесные? Его же бо ангелы и архангелы не могут
зрети, а ты сказал: не спрятався, сидят! И как не опалил-
ся язык сказавшаго такое?..
Но Спиридон продолжал вопить, надседаясь:
- Три, три, три! Умру за три! У меня-де и огнем из
души не выжжешь!..

Видя, что с ним ничего не поделаешь, приступили опять
к самому о. Иерофею.

- Чего мотаться? Говори прямо: как веруешь, в Еди-
носущную, аль Трисущную?

О. Иерофей молчал и только брезгливо усмехнулся в
бороду. Видно было, что он презирает с высоты своей
учености всех этих простецов, как смердов.

Но отцы приставали к нему все яростнее - "яко коз-
лы, на него пырскали".
- Чего молчишь? Аль оглох? Затыкаешь уши свои,
яKо аспид глухий!

- Зашибся и вознесся, яко гордый Фараон!
- Не захотел с отцами в совете быть, всех возгну-
шался, рассек любовь отеческую!
- Мятежник и смутитель христианский!
- Чего лезете?-не выдержав, наконец, огрызнулся
Иерофей, отступая незаметно к дверям боковуши.-
не находите! Не вам за меня отвечать. Спасусь ли, аль
не спасусь, вам какое дело? Вы себе живите, а мы себе.
Нам с вами не сообщно. Пожалуйте, не находите!

О. Пров, седой, как лунь, но еще крепкий и кряжи-
стый старик, махал перед самым носом о. Иерофея вязовою
дубиною.
- Еретичище безумный! Как такою дубиною судия
радской да станет тя по бокам похаживать, так ты ска-
жешь едину у себя веру, трисущную, либо единосущную.
Что стало тебе на воле, так и бредишь, что хошь...
- Мир вам, братья о Христе!- раздался голос тихий,
такой не похожий на другие голоса, что его услышали.

то говорил схимник о. Мисаил, пришедший из дальней
пустыни, великий подвижник - "летами млад, но ум столе-
ний".-Что се будет, родимые батюшки? Не диавол ли вою-
ет вас и распаляет мятежом братоубийственным ? И никто
не ищет воды живой, дабы пламень сатанинский угасить,
Но всяк ищет смолы, изгребия и тростия сухого на распале-
ние горшее. Ей, отцы, не слыхал я и в никонианах такого
братоненавидения! И ежели они про то уведают и начнут
нас паки мучить и убивать, то уже неповинны будут пред
Богом, и нам те муки начало болезням будут вечных мук.

Все замолчали, как будто вдруг опомнились.
О. Мисаил стал на колени и поклонился в ноги спер-
ва всему сходу, потом отдельно о. Иерофею.

- Простите, отцы! Прости, Иерофеюшка, братец милень-
кий! Велика премудрость твоя, огненный в тебе ум. Поми-
луй же нас, убогих, отложи письма спорные, сотвори любовь!

Он встал и хотел обнять Иерофея. Но тот не позво-
лил, сам опустился на колени и поклонился в ноги о. Ми-
саилу.

- Прости, отче! Я-кто? Мертвый пес. И как могу
разуметь выше собора вашего священного? Ты говоришь,
Евгиенный во мне ум. Ей, тщету наводишь душе моей! Я--
человек, равный роду, живущему в тинах кальных, их
же лягушками зовут. Яко свиния от рожец, наполняю
чрево свое. Аще бы не Господь помогал мне, вмале не во
ад вселилась бы душа моя. Еле-еле отдыхаю от похотей,
задавляющих мя. Ох, мне, грешнику! А тебя, Мисаилуш-
ка, спаси Бог, на поученьи твоем...

О. Мисаил с кроткой улыбкой опять протянул было
руки, что бы обнять о. Иерофея. Но тот поднялся на ноги '
и оттолкнул его, с лицом, искаженным такою гордыней
и злобою, что всем стало жутко.

- Спаси Бог на поучении твоем,- продолжал он
вдруг изменившимся, дрожащим от ярости голосом,-
что нас, неразумных, поучаешь и наказуешь! А хорошо бы,
друг, и меру свою знать! Высоко летаешь, да лишь бы с
высоты той не свалиться вниз! Rт кого ты учительской-от
сан восприял, и кто тебя в учители поставил? Все ныне
учители стали, а послушать некому! Горе нам и времени
сему, и живущим в нем! Дитя ты молоденькое, а дерза-
ешь высоко. Нам, право, и слушать-то тебя не хочется.
Учи себе, кто твоему разуму последует, а от нас поотсту-
пи, пожалуй. Хороши учители! Иной дубиной грозит,
а иной любовью льстит. Да что в любви той, когда на
разрушение истины любимся. И сатана любит верных
своих. Мы же, яко сытости не имеем любить Христа, так и