она вынула младенца из коляски, уложила на диван, распеленала и снова
запеленала, найдя запас пеленок в той же коляске.
груди платье.
его кормить. И это не показалось никому неуместным, потому что семья бы-
ла в сборе и старый дедушка Йорик уже готовился запустить руку в кружев-
ных манжетах в сумку, где лежали надписанные пакетики с подарками для
детей.
квартире. Он зачах в клетке... Даст Бог, дождемся весны, отпустим его на
волю. А клетку сожжем. Ненавижу клетки!"
выдумщик, сочинитель, обманщик, сам веришь в свои фантазии. И меня ты
сочинил, я вовсе не такая, я обыкновенная и немножко глупая..."
в одиночестве и принял меня за награду. Ты насладишься мною и забудешь.
Новая мысль поразит тебя и заставит трудиться..."
пока ты не выгонишь меня на улицу. Только будь ласков со мною. Я хочу
умереть у твоих ног".
Бедный ты мой! Твое творение отняло у тебя рассудок. Но я все равно люб-
лю тебя и буду любить вечно".
молодой луны будет выглядывать из-за трубы, и пружинки раскладушки будут
петь и пощипывать нас за бока..."
хотя, в сущности, это была одна женщина, менявшая облик, чтобы мне инте-
ресно было ее разглядывать. Потом я уходил от нее или она покидала меня,
чтобы встретиться снова в другом обличье и начать сначала..."
от меня. Теперь у меня нет ничего, кроме щегла и машинки, на которой я
играю свою музыку. Остальное я могу выдумать".
луга... Признаться, мне стало скучно в своем романе, когда даже кот от-
казался от меня, и я решил создать юную ученицу, чуткое и милое сущест-
во, чтобы оно прочитало то, что я сочинил, и одобрило бы автора. Но сам
не заметил, как влюбился".
если наши творения обладают для нас такой притягательной силой?"
обыкновенная женщина, а в этом доме, кстати, оказалась не по твоей воле,
а по обменному ордеру. Сейчас я боюсь - отец догадается, что у нас про-
исходит, тогда придется врать и отпираться. Ты ведь не женишься на мне,
тебе не нужен дом, тебе нужны лишь исписанные листы бумаги. Мне жаль те-
бя..."
Но ведь у каждой был свой характер, каждая хотела стать для тебя непов-
торимой, у каждой был свой щегол. Они не понимали только, что любят не
тебя, а твое воображение..."
к себе домой, в свой роман..."
мой дом. Почему я раньше не придумал тебя? Все лето сидел один-одинеше-
нек в чужой квартире, с Филаретом..."
Я чувствовал себя измученным, затравленным реалистом. Не мог вообразить
себе молоденькой девушки! Только здесь, на Безымянной, увидел тебя и по-
нял - чего мне не хватало в романе! Ты не представляешь, как я рад!"
тебя - игра. Но ведь и любовь для тебя - игра! Ты боишься обнаружить за
выдуманной женщиной настоящую. Тебе не нужна медсестра родильного дома,
которая возит каталку с орущими младенцами. Вот здесь у меня родинка,
смотри! Тебе не нужна эта родинка. А вот здесь - смотри! - шрам от ап-
пендицита. Абсолютно ненужная деталь в твоем романе, но она - моя!.."
дов? В мою игру помещается вся жизнь и еще остается немного места для
грустной улыбки. И любовь к тебе помещается туда, и щегол Вася - видишь,
он встрепенулся и взлетел под потолок? Нет иной игры, кроме игры в сло-
ва. Мы с тобой существуем только на бумаге, но не делаемся от этого ху-
же. Наоборот, здесь мы свободны от случайностей, здесь даже несуществен-
ные детали, вроде щегла, играют роль - угадай какую?.. И все это отобра-
но мною, названо и поставлено в ряд, потому что я люблю тебя!"
Никто не поймет - есть я или меня нет?"
альности, я пригвозжу к стене нашего дома убийственным словом!"
да".
самом деле, я почти ничего о тебе не знаю. Я знаю лишь - зачем ты нужна
мне. Но зачем ты нужна себе?"
куда-то. Мы шли долго по сухой траве, потом увидели на холме светлый дом
с башенками. Мы вошли туда и поднялись в башенку. Оттуда было хорошо
видно вокруг - деревья в поле и какие-то железные колеса. Они быстро
вращались, совершенно бесшумно... А когда я оглянулась, мальчика уже не
было, рядом стояли две женщины. У одной был сверток с грудным ребенком,
а на другой была черная широкополая шляпа с пером. ,,Нас трое, ты не
знала?" - сказала она мне, и тут я поняла, что это тоже я, и замарашка с
ребеночком - тоже я... Наверное, это все из-за имени. Меня в семье звали
Алей, а в школе - Сашей, но я знала про себя, что я - Шурка. Это же все
разные имена, значит и люди разные! Аля с гонором, строгая, резкая...
Саша - прилежная, как ученица, рассудительная... А Шура... Меня так де-
тишки только зовут".
ми". Сейчас многие отказываются от детей. Родит - и отказывается... Не
нужны им дети, потому что они сами себе не нужны. Теперь много ненужных
себе людей".
маю. Сироты рождаются. Я ему пупок перевязываю и плачу: ,,Еще один сиро-
та появился, бедный ты мой!" Сиротливо жить стало, ты чувствуешь? Вот и
дом твой - сиротливый... У тебя дети есть?"
зала. В том светлом дворце, где я оказалась со своими сестрицами, было
много детей. Они плакали все и тянулись ко мне. Их чем-то обидели. Пост-
роили дом и бросили. Дом без любви - это стены одни и крыша. Я потому
сестрой милосердия стала..."
один человек. Я соединиться хочу с собою, превратиться в себя, понима-