этой комнате был как у себя и проводил в ней, может быть, целые дни.
Трактир был грязный, дрянной и даже не средней руки.
теперь я вдруг поворотил на -ский проспект с Сенной! Я никогда сюда не
поворачиваю и не захожу. Я поворачиваю с Сенной направо. Да и дорога к вам
не сюда. Только поворотил, вот и вы! Это странно!
не сознается, хоть бы даже внутри и верил чуду! Ведь уж сами говорите, что
"может быть" только случай. И какие здесь все трусишки насчет своего
собственного мнения, вы представить себе не можете, Родион Романыч! Я не
про вас. Вы имеете собственное мнение и не струсили иметь его. Тем-то вы и
завлекли мое любопытство.
на капельку; вина выпил он всего только полстакана.
способен иметь то, что вы называете собственным мнением, - заметил
Раскольников.
вам, что вы, кажется, эти последние два-три дня проспали. Я вам сам
назначил этот трактир и никакого тут чуда не было, что вы прямо пришли; сам
растолковал всю дорогу, рассказал место, где он стоит, и часы, в которые
можно меня здесь застать. Помните?
механически. Вы и повернули сюда механически, а между тем строго по адресу,
сами того не зная. Я, и говоря-то вам тогда, не надеялся, что вы меня
поняли. Очень уж вы себя выдаете, Родион Романыч. Да вот еще: я убежден,
что в Петербурге много народу, ходя, говорят сами с собой. Это город
полусумасшедших. Если б у нас были науки, то медики, юристы и философы
могли бы сделать над Петербургом драгоценнейшие исследования, каждый по
своей специальности. Редко где найдется столько мрачных, резких и странных
влияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатические
влияния! Между тем это административный центр всей России, и характер его
должен отражаться на всем. Но не в том теперь дело, а в том, что я уже
несколько раз смотрел на вас сбоку. Вы выходите из дому - еще держите
голову прямо. С двадцати шагов вы уже ее опускаете, руки складываете назад.
Вы смотрите и, очевидно, ни пред собою, ни по бокам уже ничего не видите.
Наконец, начинаете шевелить губами и разговаривать сами с собой, причем
иногда вы высвобождаете руку и декламируете, наконец, останавливаетесь
среди дороги надолго. Это очень нехорошо-с. Может быть, вас кое-кто и
замечает, кроме меня, а уж это невыгодно. Мне, в сущности, все равно, и я
вас не вылечу, но вы, конечно, меня понимаете.
него взглядывая.
Раскольников.
раза, чтоб я к вам сюда же пришел, то почему вы теперь, когда я смотрел в
окно с улицы, прятались и хотели уйти? Я это очень хорошо заметил.
своей софе с закрытыми глазами и притворялись, что спите, тогда как вы
вовсе не спали? Я это очень хорошо заметил.
руки снизу свой подбородок и пристально уставился на Свидригайлова. Он
рассматривал с минуту его лицо, которое всегда его поражало и прежде. Это
было какое-то странное лицо, похожее как бы на маску: белое, румяное, с
румяными, алыми губами, с светло-белокурою бородой и с довольно еще густыми
белокурыми волосами. Глаза были как-то слишком голубые, а взгляд их как-то
слишком тяжел и неподвижен. Что-то было, ужасно неприятное в этом красивом
и чрезвычайно моложавом, судя по летам, лице. Одежда Свидригайлова была
щегольская, летняя, легкая, в особенности щеголял он бельем. На пальце был
огромный перстень с дорогим камнем.
Раскольников, выходя с судорожным нетерпением прямо на открытую, - хотя вы,
может быть, и самый опасный человек, если захотите вредить, да я-то не хочу
ломать себя больше. Я вам покажу сейчас, что не так дорожу собою, как вы,
вероятно, думаете. Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если вы
держите свое прежнее намерение насчет моей сестры и если для этого думаете
чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто в последнее время, то я вас
убью, прежде чем вы меня в острог посадите. Мое слово верно: вы знаете, что
я сумею сдержать его. Второе, если хотите мне что-нибудь объявить, - потому
что мне все это время казалось, что вы как будто хотите мне что-то сказать,
- то объявляйте скорее, потому что время дорого и, может быть, очень скоро
будет уже поздно.
разглядывая.
отказываетесь отвечать, - заметил Свидригайлов с улыбкой. - Вам все
кажется, что у меня какие-то цели, а потому и глядите на меня
подозрительно. Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я ни
желаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас в
противном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да и говорить-то с вами я ни о чем
таком особенном не намеревался.
ухаживали?
фантастичностью вашего положения - вот чем! Кроме того, вы брат особы,
которая меня очень интересовала, и, наконец, от самой этой особы в свое
время я ужасно много и часто слыхал о вас, из чего и заключил, что вы
имеете над нею большое влияние; разве этого мало? Хе-хе-хе! Впрочем,
сознаюсь, ваш вопрос для меня весьма сложен, и мне трудно на него вам
ответить. Ну вот, например, ведь вы пошли ко мне теперь мало того что по
делу, а за чем-нибудь новеньким? Ведь так? Ведь так? - настаивал
Свидригайлов с плутовскою улыбкой, - ну, представьте же себе после этого,
что я сам-то, еще ехав сюда, в вагоне, на вас же рассчитывал, что вы мне
тоже скажете что-нибудь новенького и что от вас же удастся мне чем-нибудь
позаимствоваться! Вот какие мы богачи!
все время просиживаю, и это мне всласть, то есть не то чтобы всласть, а
так, надо же где-нибудь сесть. Ну, вот хоть эта бедная Катя - видели?.. Ну
был бы я, например, хоть обжора, клубный гастроном, а то ведь вот что я
могу есть! (Он ткнул пальцем в угол, где на маленьком столике, на жестяном
блюдце, стояли остатки ужасного бифштекса с картофелем.) Кстати, обедали
вы? Я перекусил и больше не хочу. Вина, например, совсем не пью. Кроме
шампанского, никакого, да и шампанского-то в целый вечер один стакан, да и
то голова болит. Это я теперь, чтобы подмонтироваться, велел подать, потому
что я куда-то собираюсь, и вы видите меня в особом расположении духа. Я
потому давеча и спрятался, как школьник, что думал, что вы мне помешаете;
но, кажется (он вынул часы), могу пробыть с вами час; теперь половина
пятого. Верите ли, хотя бы что-нибудь было; ну, помещиком быть, ну, отцом,
ну, уланом, фотографом, журналистом... н-ничего, никакой специальности!
Иногда даже скучно. Право, думал, что вы мне скажете что-нибудь новенького.