лым.
паса. Стреляли по фанерным танкам. Стрельбы были через день, пушка
100-миллиметровая, сейчас уже списанная. В грохоте и в сизом влажном ды-
му С моросил дождь С Я каждый раз видел на лице Викыча плавающую улыбку.
Счастливое ожидание выстрела...
четверо С мы все оглохли. Прежде, чем командовать пушками, мы должны бы-
ли пострелять как солдаты, изначальнаЯ офицерскаЯ практика артиллерис-
тов, С Викыч заряжал, задвигал поднесенный снаряд, а Я кричал:
жил в ее квартире и уже принципиально не заводил романов на стороне, не
изменял. Он был с ними поРсвоему честен. (Это жены. Это жены, Я просто
не оформляю свои браки, С интеллигентно объяснял Вик Викыч.) Он шел от
женщины к женщине всегда пешком.
проезжающему ночному таксисту, остановить, купить втридорога барышную
водку. И идти дальше.
ной ночи. ВсЮ до листочка. ВсЮ свое носил с собой.
пелРтаки снести в издательство. Надо проследить. Этим займетсЯ Михаил.
жил их в одном из Ящиков своего стола. Он показал их мне. Странички, на-
писанные от руки, ровными буквами. Первый листок пожелтел.
С Возьми.
ки. Всех и всякого. Это без проблем. Но там заправляет известный Зыков,
которого Михаил не хочет видеть.
веллках? С разве что наша остывающаЯ память. Я повторил Михаилу мое мне-
ние. Я люблю повторять. Зачем, собственно, России столько талантов, если
она их рассыпает, как козий горох по дороге.
Сибирь. Он познакомил. ГромаднаЯ женщина Варя, вероятно, лет сорока; его
любимый возраст. Я приехал к ним простуженный и усталый, гость с пустыми
руками. Но ВарЯ отнеслась с уважением. Поужинали. Она ушла спать. А мы с
Викычем продолжали сидеть и покуривать, тихо, с чайкомРчифирком, запол-
ночь на кухоньке С по обычаю говорливых.
рост, стать, крутые бедра, была, как козочка, пуглива и совершенно поме-
шана на том, что ее могут изнасиловать в тихом переулке. Всюду (в осо-
бенности на кухне С смотри и помни!) висели вырезки из доморощенных кре-
тинских газет. Как стопроцентно избежать изнасилования. Самооборона.
Удар по Яйцам. В пальто, в кофте, в сумочке С всюду у Вари таились
свистки с милицейской трелью, чтобы на улице чуть что свистеть и взы-
вать. У трусихи были руки Геракла; можно только гадать, что было бы с
расторопным Ярославским мужичком, врежь она и в самом деле ему по Яйцам.
Общаясь с такой Варей и день за днем убеждаясь в ее нелепой беспомощнос-
ти (совершенно искренней), человек вдруг Ясно понимает, почему настоящий
двуногий хищник непременно мал. Мал, невелик и нацелен на добычу. И
главное С с хищника нечего взять, ничтожен.
с улыбкой, шлепнула его по спине, после чего Викыч минуты три кашлял. И
не без юмора его Варя. Спрашивает: ТкрошкойУ подавился?
молнии скользит, как по маслу. И концаРкраю нет. Спина не кончаетсЯ С
это как открытие континента!.. Я раз летел в АлмаРАту в самолете С летел
с музыкантами, с ансамблем, в аэропорту менЯ попросили помочь вынуть из
чехла арфу. У нее сбоку тоже молниЯ во всю длину. Ты никогда не вынимал
из чехла арфу?..
мить нас со своей женщиной (меня; и мужчин вообще) С женщина с квартирой
значила длЯ него слишком много. Жилье греетсЯ женщиной. Женщина лепит,
как ласточка, С говорил он, загадочно улыбаясь.
терял друга и дружбу. Конечно, Я слышал стороной, что в их отношениях
был этот новомодный и особый интим. Но не верю. Давно знаю обоих. Я бы
приметил. Скорее, как раз старомоднаЯ дружба С в совсем уже старом и
почти забытом у мужчин значении слова.
умер. Он полетел во Францию к своей разведенной жене и сыну, но жена
оказалась в те дни в Израиле (отправилась погостить). Заняв у сына де-
нег, Михаил рванул в солнечный Израиль, как в былые времена в солнечный
Узбекистан, в солнечную Грузию, чтобы только повидаться. И чтобы вновь
поуговаривать вполне счастливую женщину вернутьсЯ в Россию к нищему
агэшнику, у менЯ есть несколько очень серьезных аргументов ... С кричал
Михаил мне в телефонную трубку перед самым отлетом. Как Я узнал после,
он даже не успел свои аргументы высказать. В Израиле, по прилете, попали
в страшную жару. Ветер пустынь, перевалив за какиеРто полчаса Галилею,
достал Михаила в аэропорту, едва он вышел из самолета. Сердце отказыва-
ло. В машине (брат его встречал) Михаилу стало совсем плохо. Хотели гос-
питализировать, он не дался. Жена уговаривала. Брат просил. Но Михаил,
вероятно, уже предчувствовал. И только повторял свою известную смешливую
фразу: ТЕсли еврей решил умереть в России, ему не мешатьУ. В тот же день
Михаил вернулсЯ в аэропорт на обратный рейс в Москву. ТФлаг мне в руки!У
С пошучивал он, идЯ к самолету и прощаясь. Полет он перенес. В Шере-
метьево, задыхающийся, сумел сам сесть в такси, приехал; но его хватило
только войти в квартиру. Едва переступив порог, рухнул лицом прямо на
пол; скоропостижно; у себЯ дома.
знал. А когда Я позвонил, там уже жили другие отъезжающие. Не знали и не
могли мне сказать, где его схоронили или, может, кремировали. Развязка.
вой голос. Голос совсем близко. Михаил чтоРто говорит мне. Он спешит.
(Давит мне на глазные железы.) Но вот он замолк. Наступил день, когда
его голос замолк. Боль проходит. Боль оставляет (и щадит) нас. Вот и его
скорбящаЯ душа оставила наконец менЯ и всех нас (и эту страну) в покое.
литературной невостребованностью. Но после смерти Вик Викыча рассуждал
вслух Михаил все меньше и жаловалсЯ вслух, увы, все чаще:
И ты и Я. Нам много лет. И всем на нас начхать. Мы старые графоманы. Мы
никому не нужны...
каждый день переходил из Европы в Азию С и обратно. Ты просто сидел и,
пьяный, болтал о детстве. А менЯ взбудоражило. Я чуть с ума не сошел С
как это гениально! Я вижу метель. Снег летит. Мост. Мост через Урал. И
мальчишка торопитсЯ в школу...
в Европе? или в Азии?.. Не важно. Не важно! МенЯ так поддерживают твои
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Доценко Виктор
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман