так, что гости остались недовольны. Считалось особым шиком - во фронтовых
условиях сделать приличный и хорошо сервированный стол. Денщик же так все
нарезал и приготовил - стыдобища.
На следующий день осерчавший и опозоренный перед товарищами командир полка
отправил Анатолия Ивановича в роту. Бывший денщик стал ходить за ротным и
просить снайперскую винтовку, поскольку имел на то полное право, однако
винтовок не хватало, да и к бойцу в метр с кепкой относились
соответственно. Он уже было снова увлекся бизнесом, да на счастье откуда-то
передали захваченную душманскую СВД. Получив оружие, тогда еще просто
рядовой Матицын с раннего утра забрался на вершину пирамидального тополя и
замер там на долгие часы. Где-то около обеда раздался единственный выстрел,
и скоро на землю спустился промерзший до костей и голодный снайпер.
- Готов один, - доложил, не попадая зубом на зуб.
Перед расположением роты, километрах в двух-трех часто ползали
корректировщики огня, а душманский миномет скрывался где-то за горой, часто
меняя позицию. Никто в это не поверил, однако разведчики сползали ночью и
притащили душмана-корректировщика: пуля угодила точно в ухо.
На следующее утро все повторилось. А через три дня командир полка приказал
называть рядового Матицына по имени-отчеству и послал документы на орден.
Пока же документы ходили, контрразведка вышла на след продавца гранат.
Анатолия Ивановича арестовали и увезли в Моздок. Отвертелся бы, да нашли
еще не подготовленные гранаты и инструменты. В Военной прокуратуре первый
следователь вместо уголовного дела рекомендовал представить часовых дел
мастера ко второму ордену за изобретательность, однако дело передали
другому: они там менялись, как перчатки, отбывая месячные сроки в качестве
"обкатки".
И стало ясно Анатолию Ивановичу, что его засадят в тюрьму. Тогда он, не
мудрствуя лукаво, ночью открыл форточку и протиснулся сквозь решетку на
улицу, ко всеобщей зависти остальных арестованных. И побежал не домой в
Новгородскую область, а обратно, в Чечню, причем в свою часть, переодевшись
в гражданское, так что везде сходил за мальчика. Конечно, и бардак царил
невероятный, но больше сработал стереотип мышления оперов - в полк о побеге
даже не сообщили, полагая, что ловить надо поблизости от дома. А он пришел
к командиру полка и доложил, что явился для дальнейшего прохождения службы.
Его снова поставили на довольствие, выдали новенькую СВД, меховой
офицерский камуфляж, и Анатолий Иванович опять отправился на свободную
охоту, благо, что пирамидальных тополей в Чечне было много. Два месяца он
бил зверей в ухо, пока его снова не представили к ордену. Тут и выяснилось,
что снайпер находится в розыске, как опасный военный преступник. Командир
полка помочь ничем не мог, разве что отнял винтовку и велел спрятаться
где-нибудь на месяц, пока он не утрясет дело в Моздоке.
Отсиживаться Анатолий Иванович просто так не мог. Он пробрался в свою роту,
выкрал винтовку и теперь уже ушел навсегда.
Сведения о беглом вольном снайпере просочились К душманам. За его голову
родственники отстрелянных им боевиков назначили сумму в десять тысяч
долларов, что невероятно обидело Анатолия Ивановича, поскольку это была
цепа подержанной иномарки.
Через свою агентуру Глеб Головеров и вышел на снайпера. Это с его помощью
он выкрал на аэродроме в Ханкале подвесную ракетную установку класса
"воздух - воздух", и благодаря его золотым рукам переделал ее совершенно в
другой класс. И когда Диктатор вышел на связь по космическому аппарату,
ракета "нашла" радиолуч и снайперски накрыла цель.
Он бил зверей в ухо, не замечая того, как начинает звереть сам.
Его надо было спасать от войны, как спасают детей от чумы. Саня Грязев,
испытавший на себе мерзость убийства и смерти от твоей руки, ни на
мгновение не верил в "откровения" бывалых наемников-вояк, рассуждающих о
профессиональной легкости, с которой отнимается чужая жизнь. Скорее всего,
это были больные люди с маниакальными наклонностями, не имеющие ничего
общего с великим и высоким воинским духом.
Анатолий Иванович действительно был талантливым от природы, но чтобы
взрастить из него воина, следовало пропустить его душу сквозь строй
дружинного братства. Иначе сон разума непременно родит чудовище...
Глеб не любил стаи, однако пришлось уходить вчетвером, двигаясь парами на
расстоянии пяти километров друг от друга. Грязев с Анатолием Ивановичем
"торили" путь, Головеров с "ковбоем" шли замыкающими, так что поговорить
"зайцам" не удавалось до самой границы. А сейчас Глебу как никогда хотелось
если не излить душу, то просто рассказать о Наталье...
На дневках, отлеживаясь где-нибудь в "зеленке", он думал о ней, вспоминал
самые хорошие, счастливые дни, таким образом как бы вызывая ее дух, но
Наталья ему не снилась.
И Марита не снилась давным-давно...
Как только Глеб засыпал, к нему являлся Диктатор Ичкерии. Он был совершенно
не похож на того стройного, красивого генерала, который однажды уже попадал
в плен, а напоминал какого-то таджикского народного певца, которого
когда-то Головеров видел на ковриках-портретах. Диктатор был в белой чалме
и черном одеянии, напоминающем черкеску, только без газырей. Однако это был
он! Узнавалась стать, дух и взгляд черных пронзительных глаз.
Сон имел несколько сюжетов, обыкновенно сходных и часто повторяющихся.
Только начало всегда было одним и тем же.
- Да хранит тебя Аллах! - говорил Диктатор с печальной улыбкой.
- Ты должен желать мне зла, смерти, - сопротивлялся Глеб. - Я убил тебя!
- За это я и благодарен Аллаху. Ты убил меня, но остановил ли войну? Нет,
не остановил. Я теперь в ином мире, а ты - в земном. Я не знаю позора, а ты
пьешь из этой грязной лужи. И будешь еще долго пить. Говорил тебе: от меня
уже мало что зависит. Ты не поверил. Мне жаль тебя, воин.
- Почему ты мне снишься? Зачем приходишь?
- Неужели ты не знаешь? Мы были братьями на земле. Братьями по духу. А ты
убил меня... И все равно - слава Аллаху! Ты разрешил все мои сомнения,
избавил от горя, бесчестья... Да будет тебе легкий путь! Ты же сделал из
меня героя! И я навсегда останусь в памяти моего народа. Обо мне сложат
песни... Но каково теперь будет тебе? Ты же убийца. А убийца никогда не
может стать героем, если даже убьет злодея. Ну, и кому ты сделал добро?
Моему народу или своему?.. Из этой войны твой народ не избрал и не вознес
ни одного героя! Когда же народ не имеет героев, он не имеет ничего, а это
значит, не имеет будущего.
- Послушай, генерал... Я знаю, ты сейчас говоришь моим языком. Ты - это мое
сознание. Но я верю в будущее!
- Что же ты тогда бродишь как неприкаянный? Нет у тебя ни дома, ни семьи,
ни детей... Какое тут будущее?
- Но я же - воин...
- Я тоже был воином,
- Женщину, которую любил, убили, - всякий раз признавался Глеб, и это было
единственным воспоминанием о Марите во сне.
- Да ты же ее и убил! Но не отчаивайся, она была не единственной на свете.
Мужчина вправе взять себе много жен. А много жен - много детей. Буду
просить Аллаха, чтобы он послал тебе хотя бы одну.
Глеб почему-то думал, что такая жена у него есть - Наталья, наверняка
посланная ему Богом, и во сне же совершенно явственно осознавал - еще
задолго до расставания! - что она - не навсегда. Бог дал, и Бог взял...
Так оно и случилось.
И заканчивался сон всегда одинаково: Диктатор протягивал ему руку -
по-птичьи трехпалую, изуродованную взрывом, а Глеб не принимал ее и
говорил, что это рука не его, чужая, и принадлежит российскому президенту.
Путь до российской границы занял семь дней, так что сон о Диктаторе измучил
больше, чем дорога. Можно было сходу перескочить через милицейские заслоны,
охраняющие границу, и если даже засекут, то уже на своей территории, однако
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Распопов Дмитрий